Галина Петреченко - Рюрик

Голос Гостомысла слабел и перешёл, наконец, в чуть слышный шёпот. Окружавшие носилки старейшины с тревогой глядели на него… Вдруг старец вздрогнул всем телом и тихо опустился на ложе. Глаза его закрылись, но по лицу блуждала прежняя радостная, счастливая улыбка…

- Тише, заснул Гостомысл, - послышался шёпот. Но Гостомысл не спал. Дело его на земле было кончено, и душа оставила его дряхлое тело - он умер.

День клонился к вечеру. Последние лучи заходящего солнца озарили своим светом славян, в гробовом молчании окруживших смертный одр своего мудреца…

VII. СРЕДИ ВИКИНГОВ

Воин от колыбели,

Я жизнь обрёк свою!

Между тем тот, имя которого у всех на Ильмене было на устах, ничего не знал об этом и даже предполагал созвать новый поход на славянщину…

Многое случилось с Рюриком перед возвращением на родину.

Когда конунг Старвард достаточно похозяйничал в стране пиктов, тут же решён был новый поход на страну франков… Мало добычи было у храбрецов, не хотелось им Чуть не с пустыми руками домой возвращаться, вот и решились они навестить богатые берега франков, где уже - уверены они в том были недостатка в добыче Не будет…

Весело режут волны морские лёгкие драхи, с парусами, полными ветром.

Впереди всех идёт драх Рюрика, а за ним несётся с других драхов громкая песня берсекеров, подвиги которых уже успел воспеть скальд:

Звенел мой меч в тот день счастливый,Когда к вражеским берегамПрибил его ветер прихотливый,Готовил враг погибель нам.Мечи стучали, стрелы пели,Врубался в панцири топор,Но нас враги не одолели,Отброшен бешеный напор!Звенел мой меч в день жаркой сечиСреди Британии полей!Рассёк я шлем вождя по плечи,Скатилась прядь его кудрей,И умер он… Младые девыЛобзали с горем милый прах,И скальд сложил о нём напевыНапрасно женщины в слезах!С войною слава неразлучна,Нет в мире лучше дел войны…Кто не был в битвах - прожил скучно!Как осень дни его темны!

И радостно, радостно на сердце у Рюрика. Идёт он добывать славу, и лучшие друзья с ним… Вот драх его названого брата, урманского конунга Олофа, с ним и братья Рюрика, Сигур и Триар, вон драх кротких названых братьев ярлов Освальда и Деара, а вот рядом с ним его неразлучный спутник Рулав, храбрый берсекер, с лицом, покрытым бесчисленными шрамами - следами бесконечных битв…

Однако у франков храбрецы решились не задерживаться. Дошли до них слухи, что на Ильмене, который они считали своим, не всё спокойно…

Да кроме этого подумывал Рюрик о другом.

Нужно, чтобы весь великий путь из варяг в греки в их руках был, Волхов да Ильмень покорены, так и Днепр не мешает своим сделать.

Он уже делился своими планами с конунгами. Те одобряли.

- На Ильмене все звероловы живут,- говорили они, - и в землях полянских и у древлян тоже немало нашлось бы для вас мехов дорогих.

- Поляне что! - презрительно произнёс Рулав. - Знаю я их!.. На мужей не похожи, наши женщины их храбрее…

- Что так?

- Да так! Не меч у них главное, а свирель да гусли.

- Ну?

- Верно!

- Верно, верно! - поддержал Рулава присутствовавший при этом разговоре старый, везде, во всех морях побывавший викинг Ингелот. - Вот послушайте, что византийцы про славян рассказывают.

- Говори! Говори!

Ингелот крякнул, отпил из чаши крепкого вина и начал свой рассказ:

- Поймали как-то раз, - давно это было, ещё, пожалуй, и дедушки наши не вспомнят, а просто так рассказ из уст в уста идёт, - поймали они трёх каких-то чужеземцев в земле своей… Верно, думали, что это соглядатаи пришли слабые места вызнать… В то время хан аварский на Византию шёл. Народу с ним видимо-невидимо было, так и те, думали византийцы, к его дружине принадлежали. Забрали их византийские воины, привели к своему военачальнику, оглядывают там их, - что за диво! Ни мечей, ни секир нет у них. Сами они все трое народ здоровый, плечистый, а ничего в них нет такого, что бы воинов напоминало. Думали, что где-нибудь спрятано у них оружие, стали досматривать, так рассказывают, что даже византийцы чуть со смеху не померли… Вот так воины грозного хана аварского! Вместо мечей у них гусли, вместо секир кифары… Таким воинам разве на женщин только под окна воевать ходить, песнями да прибаутками тешить их, а не в ратном поле с врагом биться!

Ингелот, а с ним и все другие норманны разразились дружным смехом.

- Что же с ними потом было? - раздались кругом нетерпеливые вопросы.

- Отвели их, как чудо какое, к самому императору, продолжил воодушевлённый общим вниманием Ингелот, - тот спрашивает: "Кто вы?" Отвечают: "Мы - славяне, живём на самом конце западного океана!" - "Как сюда попали?" Не стали они таиться пред византийским императором и прямо ответили: "Прислал к нашим старейшинам хан аварский дары разные и потребовал от нас людей ратных, чтобы примкнули к его дружинам и вместе шли с ними на вашу Византию войной. А мы люди тихие, с оружием мы управляться не умеем, никогда войны не знали, и нет железа в стране нашей. Играем мы на гуслях и ведём жизнь спокойную, мирную, без ссор и кровопролитий! Так и не могли мы дать хану аварскому людей ратных. Наши старейшины послали нас передать такой ответ, он же нас стал держать как пленников. Ушли мы от него к вам, зная вашу доброту и миролюбие!.."

- Это византийцев-то доброту, - добавил уже от себя рассказчик и снова приложился к кубку.

- Как же византийский император поступил с ними? - спрашивали Ингелота заинтересованные его рассказом слушатели.

- Что ж ему с ними делать было? Подивился на их силу, рост, крепость, угостил и отправил восвояси!

- Что же, и поляне такие же?

- Конечно, такие!

- Не то что соседи их, древляне.

- Те - зверь-народ… С зверями живут, и сами зверям ничем не уступают…

- Постойте-ка! - остановил их Ингелот. - Когда ходил я в Византию, там я вот что слышал.

- Расскажи, послушаем!

В ожидании повествования все смолкли.

- Мы вот, норманны, веруем в Одина, славяне поклоняются Перуну, а другие, которые называют себя христианами, веруют в невидимого Бога, который сотворил единым словом Своим небо, землю и людей всех…

- И нас тоже? - послышался наивный вопрос.

- Христиане говорят - всех, - важно ответил Ингелот и затем рассказал о посещении святым апостолом Андреем Первозванным киевских высот.

Рассказ этот был выслушан с интересом. Слушал его и Рюрик. Много уже раз ему приходилось слышать об этом неведомом ему Боге христиан, и каждый раз его сердце воспламенялось чувством почтения и любви к Нему и негодованием на тех, кто распял Его на кресте…

Между тем неожиданно разразившаяся буря раскидала лёгкие драхи, и Рюрику удалось высадиться в устье Секваны[27] только с небольшим отрядом, к которому, однако, примкнул маленький отряд ярлов Освальда и Деара.

VIII. НАБЕГ

Много зла наделают они моим

преемникам и подданным!

Викингам жалко было разбитых ладей, но их славный вождь весело ободрял товарищей.

- Путь к отступлению отрезан, - говорил Рюрик, - чтобы попасть на родину, мы должны достать новые ладьи. И мы достанем их, нагрузим их богатою добычею или все поляжем костьми.

- Мало нас! - замечали более осторожные.

- Как мало? Что же, варяги считали когда-нибудь своих врагов? Тут есть город, и мы, взяв его, укрепимся в нём…

- Так пойдём туда, и всё добро будет нашим! - раздались восклицания.

Оживление было полное. В каждом варяге сказался хищник. Они, не видя ещё врагов, ликовали уже победу, делили золото и драгоценности того городка, на который хотели напасть с дружинами своими.

Между тем весть о высадке варяжской дружины разнеслась уже по всему побережью. На прибрежных высотах пылали костры. Население деревень, лежавших по пути, торопливо покидало свои жилища и, уходя, поджигало их. Они, уже не раз видавшие подобные нападения и считавшие норманнов "бичом Божиим", знали, что пощады ждать не приходится - так или иначе, а всё равно они опустошат край и огнём и мечом. Путь варягов, как и всегда при их набегах, был освещён заревом пожаров…

Варяги шли бодро, особенно переход, остававшийся им последним до обречённого на гибель городка.

Около полудня дружина Рюрика вышла на обширную поляну, и перед варягами стал неприступной твердынею величественный, мощно укреплённый замок.