Александр Антонов - Княгиня Ольга
Годы пролетали неумолимо. И минуло тридцать пять лет замужества княгини Ольги, а она все еще была бездетна. И Перун — мироправитель, коему Ольга молилась денно и нощно и не жалела для него никаких даров и жертв, все не желал помиловать ее и наградить силой, коя принесла бы князю Игорю сына. Каждый раз, когда она вновь чувствовала под сердцем дитя, она шла на Священный холм и там, вознеся руки к лику Перуна, просила его об одной милости, о том, чтобы даровал наследника престола. Но приходил срок родов, и надежды Ольги рушились с первыми криками дитя — девочки.
Великая княгиня Ольга впала в отчаяние. И кто знал, как повернулась бы ее жизнь, ежели бы не встала рядом с нею ее дальняя сестра по материнской линии боярыня Павла. Князь Игорь позвал ее мужа богатыря Никиту в Ки ев. И Никита оставил родной Новгород, перешел на службу в большую княжескую дружину сотским. А жена его Павла нашла место при Ольге. Павла меньше всего подходила для придворной мамки. Ей следовало быть в седле рядом с мужем и нести в руках палицу весом больше пуда, да бить врагов. Но Павла была умная женщина и поняла, что она нужнее Ольге, чем все прочие боярыни, кои кружили близ княгини. Ольга и Павла сошлись характерами. Горячий норов княгини боярыня сдерживала своим спокойным нравом. Она походила на русскую печь, которая редко бывает жаркой, но бесконечно долго теплой и манящей. И когда Ольга дождливыми осенними вечерами или короткими зимними днями сетовала на свою судьбу, Павла была не только внимательной слушательницей, но еще умела и утешить княгиню. Последнее время Ольга часто вспоминала недобрыми словами бога Перуна за его жестокосердие. И Павла как‑то сказала:
— Ты, матушка княгиня, помолись иному Богу, попроси у Него милости, и Он снизойдет.
— Какому, Павла? — удивилась Ольга. — Уж не Волосу ли, богу скота? Так и ему молилась. И Коляде, и Купале, и Ладо! Всем жертвы приносила.
— Окромя их в твоей большой державе есть и иные боги. И даже Божья матерь есть. Вот я недавно проходила с сыном по Киеву, с речки Лыбеди возвращалась, да в храм зашла, что на Аскольдовой горе. И вижу, как там бабы молятся, стоя на коленях пред доской. А на той доске, из коих мы ладьи делаем, лик женский, рядом же лик дитя. И спросила я баб: «Кому молитесь?» Они же ответили: «Богородице деве Марии». «За что жалуете?» — спрашиваю. «Милость нам ниспослала. Просили, дабы сынками нас порадовала. И родили…»
— Полно тебе, Павла, — возразила Ольга. — Чужие боги, а тем паче их матери, за нас не порадеют. Да и как это я от веры отцов и дедов отойду?
— О, матушка, да я и не настаиваю. Мы с тобой иной путь найдем, как наследника тебе обрести.
Поговорили княгиня и боярыня еще о том о сем, а как ко сну отходить, Павла и сказала Ольге:
— Ты вот о чем пораскинь умом, матушка: сыны являются токмо у тех жен, кои сильнее мужей и плотью и кровью.
— Несусветное несешь, Павла. Как это так? Да не Божья ли воля в том, кому на свет выйти: девочке или мальчику?
— Божья, говоришь? С тем я не спорю. Ан и самой не надо плоховать. Ты вот собери свою дружину, княгине сие можно, садись на коня и живи судьбою воина, ходи в полюдье, скачи за зверем по лесам и степям, иди на ворогов, кои в твои земли приходят. Метай стрелы, мечом владей, себя не жалей, не щади. Тогда и прорастет в тебе мужское семя, тогда ты сильнее муженька будешь. А как ублаговолит тебя в постели, так и родишь ему сына. Поверь мне. Я хоть и не книжная баба, а жизнью научена. Да и на что не пойдешь, ежели отчаяние сердце гложет, дыхания лишаег.
Вскоре же Ольга испросила позволения у великого князя Игоря иметь свою малую дружину. Князь Игорь и слова против не вымолвил. Чего ради уважения человека не сделаешь. А у князя Игоря оно только и осталось к Ольге. Любовь же и страсть былые поугасли. И все потому, что считал князь себя обойденным судьбой. Шутка ли, скоро и шестьдесят лет грянет, борода от инея сверкает, на голове белый снег лежит, а он как был бездетным, так и остался: ни дочек, ни сына обещанного. Ему теперь воины дружины за сыновей стали. Эко сколько их, больше десяти тысяч. Приятно. Только вот трон воинам дружины не передашь, наследник княжеских кровей нужен. Вот и обиды на семеюшку.
Ан все повернулось так, как вещала мудрая Павла. Три года Ольга жила жизнью воина. Испытала все: дальние походы в полюдье в дождь, в снег и в морозы, скупую пищу вместе с воинами, сон под открытым небом в любую погоду, лишения, трудности. Все вынесла. Да, может быть, потому все преодолела, что рядом с нею неизменно верная и мужественная Павла находилась. Это она дважды спасла Ольгу от верной смерти, когда за Доном ее дружина встретилась с печенегами. Была скоротечная сеча, но печенегов оказалось меньше, и Ольга рискнула выгнать их из пределов державы, да зарвалась, преследуя. И не будь рядом Павлы, сложила бы голову Ольга в степи близ Волги. За три года Ольга и Павла объехали полдержавы, всюду вводили государев порядок, а больше в тех землях, куда не хаживал с дружиной князь Игорь. Еще дружина Ольги занималась охотой на лесного зверя. Воины поднимали медведей, и Павла в охоте на этого зверя участвовала, добывали цен ную пушнину и продавали, и пополнялась княжеская казна византийскими золотыми милиаризиями. А в порубежных землях, там, где всего чаще на Русь вторгались кочевники, Ольгина дружина начала рубить заставы.
Наконец, на четвертом году походной жизни, Ольга сошла с седла и вернулась в княжеские терема. Опять это был май и близился день рождения Ольги. Князь Игорь в эту пору тоже был в Киеве. Он не узнал Ольгу. Возникла перед ним молодая, сильная духом, светлая лицом и крепкая телом супружница. Игорь только ахнул от удивления. А как провел с ней вечер за семейным столом, так и позабыл все прошлые обиды, разочарования. И почувствовал себя помолодевшим, и, как в прежние годы, повел свою супружницу в опочивальню. И были у них часы ночного блаженства. И Ольга уверенно сказала Игорю:
— Любый мой и желанный, на сей раз я принесу тебе сына.
И было сие сказано твердо и вдохновенно. Игорь поверил без сомнений. А позже, когда Ольга понесла дитя, он радовался не столько тому, что Ольга пообещала принести ему сына, а тому, что они смогли зачать дитя. Ему шел в ту пору шестьдесят четвертый год. Да и Ольге подкатывало под пятьдесят.
Чудо все‑таки свершилось. Ольга родила сына. Да богатырской стати оказалось дитя: десять фунтов весом. Удивлялись все мамки повивальные, как это удалось княгине разрешиться от бремени. Лишь Павла знала, что роды будут благополучными и тяготы родовые посильны княгине. Так и было. Ольга даже не кричала от болей, когда начались родовые схватки, лишь постонала.
По случаю рождения сына князь Игорь устроил пир на весь Киев. На теремном дворе несколько дней кряду выставлялись бочки с хмельным, день и ночь на жаровнях жарилось мясо, дичь, столы ломились от угощений. Сам же князь Игорь вроде бы и не брал в рот хмельного, потому как был пьян от отцовского счастья. Да все приговаривал: «Теперь и помирать не страшно». Говорил он это смеясь. И все понимали, что сие шутка. Помолодел он на двадцать лет и вновь воспылал к своей супруге юношеской любовью. И три года, до своего последнего часа, как уйти Игорю в Древлянскую землю, между князем и княгиней царили нежность и любовь. И все придворные, глядя на Ольгу, удивлялись: как это мог князь Игорь быть холоден к ней.
Она же красива и величава статью, как в прежние годы, и несла глазам и сердцам всех, кто видел ее, только отраду.
Теперь княгиня Ольга вспомнила, что три последние года супружеской жизни пролетели для нее как волшебный сон. Она не знала прежде, насколько Игорь мог быть заботлив и нежен как отец. И все ему удавалось, что бы он ни задумал. И Византию Игорь устрашил, потому что сила в нем проявилась необыкновенная и воинский дух его передался всем воинам русичам, и они шли на Царьград, казалось, все сокрушающим валом. Оттого‑то и сдались греки и запросили мира.
Волшебные сны воспоминаний не могли продолжаться вечно. Они улетучивались. И княгиня Ольга возвращалась в тот мир, в котором не было ее незабвенного супруга. И прах его покоился в ненавистной земле древлян. Потому к весне у нее все сильнее проявлялось чувство неудовлетворенности той местью, какую она проявила к древлянам. Мало взяла она с них за свою великую потерю.
И однажды мартовской порой, сходив на Священный холм и посоветовавшись с верховным жрецом Богомилом, услышав от него слова поддержки, Ольга собрала воевод и объявила им, что пришел час выступать на Древлянскую землю.
— Такова воля мироправителя нашего Перуна, — заявила она воеводам в гриднице. И впервые за многие годы пренебрегла советом старейшин, которые уговаривали ее оставить в покое древлян, но обложить их тяжелой данью. Воеводы, особенно Свенельд и Претич, были удивлены таким волеизъявлением великой княгини. Они считали, что Ольга уже смирилась с участью вдовы и жажда мести ее не одолевает. Но вместе со всеми воеводами приняли ее повеление согласно.
