"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли
На Петербургском шоссе пробки начинались в семь утра, а то и раньше. Трясясь в переполненном дилижансе, Марта, устало, думала:
- Пристрелить их, обоих, и добраться до дома. Петенька, к зиме, должен из Афганистана вернуться. Надо к свадьбе Грегори готовиться..., Как я давно детей не видела. Рядом Полина, охрана, они в безопасности, но все равно..., - Марта вспоминала русые волосы дочери, лазоревые, отцовские глаза младшего сына и выпрямляла спину:
- Потерпи. Все равно, никто, кроме тебя, этого сделать не сможет.
В душной комнатке окно было затянуто кисеей, от комаров. Ночами Марта ворочалась, слушая детский плач за хлипкой, деревянной перегородкой. Женщина спрашивала себя, имеет ли она право убить не только Волка, но и зятя. У нее не было никаких доказательств того, что Федор Петрович имел хоть какое-то отношение к взрыву.
Марта откидывала кисею, звенели комары. Она чиркала спичкой и затягивалась дешевой папироской:
- Похищение, требование выкупа..., Почерк Макса, несомненно. Они хотели отвлечь нас от бомбы в подвале особняка. А если Полина ошиблась? Если в Хэмпстеде, был не Макс? - Марта качала головой:
- Тогда в нее незачем было бы стрелять. Убивать, - поправила себя Марта, - он хотел, чтобы Полина замолчала, навсегда. Его родная тетя, человек, что его вырастил, заботился о нем..., И он приходил к Мирьям..., Люси не просто так похитили, - Марта прихлопнула комара на руке, - не потому, что она оказалась рядом с Маленьким Джоном. Может быть, это не случайность, а заказ Федора Петровича..., Но тогда получается, что он работал с Максом..., И обязательство его погибло. Теперь у меня нет никаких рычагов..., - Марта рассердилась на себя:
- Какие рычаги! Они убили твоего мужа, мужа Полины..., Нечего раздумывать. Дети моего зятя выросли, - Марта потушила папироску в оловянном блюдце: «Зло должно быть наказано. Они на семью руку подняли. Такое прощать нельзя».
В город она выезжала в изящном, траурном платье, с капором на голове. В подкладке ее саквояжа был устроен тайник, для заряженного пистолета. У Марты при себе всегда был простонародный наряд, с ним она носила черный платок, книга Достоевского, деньги и паспорт. Потом она намеревалась отправиться в Литву, меняя поезда, и добраться до прусской границы. Под Сувалками, в деревне на Немане, ее ждало окно для возвращения в Пруссию.
- Скорей бы, - вздохнула она, устраиваясь в постели, - если все получится, я сяду на пригородный поезд в Можайск. Потом в Смоленск..., - Марта заснула, вспоминая весенний, густой туман над Неманом и тихий скрип уключин.
- Как тогда, - успела подумать она, - на Аргуни. Я обещала, на китайской земле стоя, что никогда больше в эту страну не вернусь. Но пришлось, - она заставила себя не вспоминать глаза Питера, в Сендае, не думать о своем венчании, забыть, как его гроб опускали в яму на церковном кладбище, в Мейденхеде, как плакали дети, держа ее за руки.
- Отомстишь и вернешься домой, - твердо сказала себе Марта, - у тебя скоро внуки появятся. Петя на хорошей девушке женится, обязательно. Они путешествовать будут, но, может быть, и в Англии немного поживут. А как этот..., - Марта сжала зубы, - умрет, Петя в Россию приедет, с кузенами познакомиться. Саша уйдет от радикалов. Он по молодости с ними связался..., - Марта спала и видела во сне сад в Мейденхеде, слышала детский смех. Женщина легко, почти незаметно улыбалась.
В день перед отъездом императора в столицу, Марта отправилась в Петровский парк. У нее было странное, необъяснимое чувство того, что ей надо торопиться. Так оно и оказалось. Марта, спрятавшись за деревьями, увидела, как Волк садится в закрытое ландо. Две недели назад этот экипаж привез сюда Макса и Волкову, из «Яра». Марта хмыкнула:
- В монастырь она в нем не приезжала.
Лошади резво взяли с места. Марта осталась в своем укрытии, и не пожалела об этом. Через полчаса после того, как Волк уехал, на аллее появились три грузовые кареты. Крепкие ребята стали таскать с веранды дачи сундуки и тюки. Марта поняла, что это охранники Любови Григорьевны. Она замерла и пробормотала: «Это мне очень не нравится».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Она добралась до Кузнецкого моста и гостиницы Дюпре окольными путями. Марта не хотела, даже в трансформатионе, появляться на утыканной жандармами Тверской улице. Заняв место в знакомой кондитерской, Марта заметила Волка у подъезда гостиницы. Макс распоряжался погрузкой багажа, кофров от Гояйра.
- Федор Петрович должен его найти, - гневно сказала себе Марта, а потом похолодела:
- Ты об этом думала, ночью, на даче..., Если они работали..., работают вместе, то записка ему просто ни к чему. Он ее выбросит. Он, может быть,знает, что Волк здесь..., - Марта заставила себя не опускать голову в руки.
- Но я не могла написать о Саше, не могла..., Он юноша, он ошибается..., - Марта подождала, пока Волк зайдет обратно в вестибюль. Опасность была огромной, однако она быстро вложила в руку извозчика серебряный полтинник. Услышав, что экипаж отправляется на Брестский вокзал, Марта мышкой скрылась в дверях кондитерской. Волк вернулся на тротуар. Однако он сам на вокзал не поехал, а направился в ювелирный магазин Фаберже.
- За подарком, для нее, - угрюмо поняла Марта. Она расплатилась, и пошла на Большую Дмитровку. Марта собиралась добраться до Брестского вокзала через Миусы.
Она рисковала, но Марте надо было узнать, что случится с багажом Волка. Два рубля, переданные служителю, поведали Марте, что мистер Фрэнсис Вилен сегодня, в девять вечера, отправляется в вагоне первого класса через Смоленск и Брест, на Варшаву.
- Оттуда в Европу, - Марта нашла на Грузинах дешевый ресторан и пообедала, - вместе с ней, можно не сомневаться. Любовь Григорьевна, я смотрю, совсем голову потеряла. Ее вещи, наверняка, тоже здесь, - Марта вспомнила Мирьям, на коленях, на перроне станции Лондонский мост и кисло сказала:
- Очень надеюсь, что ее он тоже бросит.
Женщина до вечера гуляла по Грузинам и Пресне, заходя в лавки, избегая больших улиц.
- Он никуда не уедет, - пообещала себе Марта, - я его живым отпускать не собираюсь. Прямо на платформе расстреляю. У всех на глазах, если понадобится.
В половине девятого вечера она остановилась под большими вокзальными часами. Было еще светло, газовые фонари не зажигали. На платформе суетились носильщики. Низкие вагоны Брестской железной дороги сверкали начищенными медными ручками. На особом, огороженном пути возвышался павильон для императорской семьи, деревянный терем в русском стиле, с позолоченным двуглавым орлом.
Марта сжала саквояж тонкими пальцами. Она отвернулась, уставившись в стену вокзала. Женщина издалека заметила знакомую, белокурую голову. Волк, в костюме серого твида, держал мягкую шляпу и трость черного дерева. Он прошел в двадцати футах от Марты. Макс улыбался. После пикника он посадил Любовь в экипаж, и поцеловал ей руку:
- До вечера, любовь моя. Вещи отправляй на вокзал. В вагоне тебя ждут розы, твое любимое бордо..., - Макс привлек ее к себе:
- В Варшаве остановимся на Маршалковской, в лучшей гостинице. В Берлине на Унтер-ден-Линден…, Ты увидишь Париж, Альпы..., - от нее пахло цветущим лугом. Он достал из волос женщины травинку: «Я буду скучать, весь этот день».
Макс показал билеты и свой паспорт проводнику. Служащий поклонился:
- Все, как вы просили, месье. Вино и цветы в вашем отделении, багажом занимаются, - он указал в сторону коричневых, грузовых вагонов. Макс посмотрел на хронометр. Было почти без четверти девять.
- Сейчас она приедет..., - Волк вдохнул запах шелка и бархата, цветов и хорошего табака, - моя любовь...
Букет роз, действительно, стоял в серебряной вазе на дубовом столике. Рядом красовалось ведерко с бутылками. Макс, внезапно, застыл. В большой, орехового дерева шкатулке, с откинутой крышкой, блестело золото. Сверкали драгоценные камни браслетов и ожерелий. Он медленно протянул руку и достал записку. Он узнал ее почерк. Любовь Григорьевна иногда посылала записочки с рассыльным, когда Макс уезжал в город. Она просила его привезти персиков или бельгийского шоколада. Макс, заходя в магазины, думал, как вечером вернется к ней, держа свертки, и увидит ее на террасе, в плетеном кресле, среди кружащего голову аромата сирени.