Тишина - Василий Проходцев
Шляхтич так долго и горячо рассуждал о золотых вольностях и привилегиях шляхты, что глава поляков, высокий хромоногий шляхтич, решил, в конце концов, унять этот вулкан красноречия, и потихоньку сказал оратору:
– Помилуй, пан Михал, ты, в отличие от всех нас, так много вольностей видел от Радзивиллов, что нам и не понять твоего свободолюбия!
Литвины дружно рассмеялись, а высокий шляхтич, вполголоса, шепнул по-польски соседу: "Черт его возьми, старого болтуна! Как будто, мы здесь не потому, что сильно в последнее время устали от вольностей".
– Вам не стоит и думать об этом! – почти испуганно воскликнул глава московского посольства, – Ведь царский указ прямо говорит о сохранении всех прав шляхты.
– Ну кто же станет своих союзников и подданных, да еще и во время войны, ущемлять в их правах? – вмешался в разговор московит с длинным носом, – Я вам, паны-рада, и больше скажу: какие-то вольности и московские дворяне не прочь перенять, коль скоро они царскому величеству не вредны.
Глава посольства выразительно посмотрел на говорящего, но того было уже не остановить, хотя предмет разговора он немедленно сменил, оставив шляхтичам недоуменно переглядываться между собой. Говорил дворянин быстро, даже торопливо, словно боясь, что его вот-вот прервут.
– Но ведь подумайте, панове, сколько мы теряем, и Москва, и Республика, от постоянных свар, и сколь много могли бы приобрести от мирного сожительства? Разве у нас не одни враги? Разве не сжимают и вас, и нас, с юга татары и турки, а с севера – свейские немцы? Разве мы, при всех наших рознях, не ближе друг к другу, чем бусурманам и немцам? И если мы, спиной друг к другу прижавшись, вместо того, чтобы в спину друг другу беспрестанно бить, вместе на этих врагов обрушимся – разве враги наши устоят? Разгромим татар – и южные рубежи расцветут, и царской, и королевской державы, и торговые пути безопасны станут. Выкинем шведов обратно за Балтику, всей торговлей овладеем – кто богаче наших государств будет, неужели и вам, и нам не хватит? И даже если Корона нам пока казачьих дел простить не может, то с Великим-то Княжеством чего нам, московитам, делить? Неужто вам варшавские магнаты и сенаторы так дороги, чтобы насмерть за них против московского государя стоять? Разве и сами вы многие не от русского корня происходите, хотя и сменили веру?
Поляки хмурились, поскольку знали, что московский царь уже объявил себя государем Белой Руси, то есть того, что для них было Литовским Великим княжеством, и что это может означать для здешней шляхты, было далеко еще не так ясно. Собравшимся было хорошо известно, как пришлось бежать шляхтичам из захваченных недавно смоленской и северской земель, и о том, что далеко не все из них успели скрыться.
– Да, балтийскую торговлю у шведов забрать – это дело святое, почти крестовый поход, – ответил, наконец, один из литвинов. – Совсем ведь житья от них не стало. Даже и наши поморские города – не всегда поймешь, наши ли они еще, или уже шведские. Зло берет! И такая ведь бедная и малолюдная страна, это Шведское королевство, еретики к тому же, а покоя никому от нее нет. Я вам, милостивые государи, скажу честно, ничего не тая: разбить в конец Республику – это значит для вас один на один со шведами остаться, а в этой схватке я на Москву не поставлю. А вот вместе мы этих гиперборейцев…
Остальные шляхтичи довольно ехидно между собой переглядывались, поскольку известно было, что пан Мирослав потому так вооружается против шведского засилья, что имеет изрядную морскую торговлю не только в Щецине и Гданьске, но и в Риге. А главное, речь по-прежнему не заходило о том, что волновало их более всего.
– Помилуй, пан Мирослав! – заговорил еще один шляхтич, – Ну о торговле ли сейчас думать? Чем торговать, когда маетности наши вконец разорены? А ведь война только началась.
Услышав это, богато одетый дворянин с водянистыми глазами как будто весь просиял, и немедленно вмешался в разговор.
– Паны-рада! У всех у нас, у царских воевод, строжайший есть наказ великого государя обходиться со всеми шляхетскими поместьями бережно: не разорять, а припасы покупать только самой лучшей ценой. Но… Не все ведь просто, война любого запутает. Как же объяснить войску, что не нужно грабить того или иного поместья, если его хозяин в это самое время с ними же и воюет?
Шляхтичи, хотя, возможно, и желали бы от этого удержаться, довольно переглянулись.
– Милостивые государи! – продолжал вельможа, – В том, что вам про сохранность ваших поместий и думать не стоит, я вам даю сейчас, кроме того, слово свое и государево. А слово князей Дол… Говорю вам: оставьте эти заботы, панове! Пан Михал! Знаю, что у тебя пара деревень под Троками – но там ведь князь Прозоровский стоит, мой старый друг. Сегодня же пошлю к нему, чтобы и думать не смели те села трогать. Пан Мирослав! А у тебя ведь под Островцом поместья? А там же у нас кто… Да Федька Хворостинин! Этот и сам не тронет. Пан Казимир…
– Под Вилкомиром деревенька, Ваша светлость. Но Вы уж не утруждайте себя – давно сожжена и разграблена, – поднялся с трудом и сказал с почтительным поклоном высокий шляхтич.
– Под Вилкомиром! Сожжена! – сокрушенно закачал головой князь, – Ну, я Плещееву так этого не оставлю, да и фон Блоку тоже, немчуре… Но знайте и вот что, паны-рада. Если кто-то из вас что-то и потеряет сейчас, но будет государю царю и великому князю служить верно, то не только воздастся ему за его потери, но троекратно против того он получит, вознагражден будет так, как и сам не ведает. Сейчас на Украине целые волости пустые лежат. Старые паны оттуда съехали, а новые… Ну, кому же те земли отдавать, как не выходцам из Великого Княжества? Вы и с казаками дело иметь привычные, и той злобы, что против коронных шляхтичей, у них против вас нет. Нашим-то дворянам и Смоленщины с Северщиной за
