Южный узел - Ольга Игоревна Елисеева
Елизавета Михайловна тоже заметно расслабилась. В этот момент в распахнутую дверь вбежал годовалый розовощёкий карапуз и с разбегу кинулся бабушке на руки. За ним не поспевала бонна. Она постеснялась войти и застыла на пороге, глядя, как мадам Хитрово и маленький Эльстон застыли в объятиях друг друга.
— Дети — наше живейшее удовольствие, — растроганно сказала Елизавета Михайловна, передавая младенца на руки няньки. — Даже чужие, — она словно спохватилась.
Александр Христофорович хлопнул себя по коленям, что всегда служило у него признаком скорой развязки.
— Мадам, — произнёс он очень серьёзно, — вчера вы говорили от имени дворов. Не стоит ли поговорить от вашего собственного?
Хитрово выжидала, вопросительно глядя на собеседника.
— Вам покровительствует прусский королевский дом. Как вы находите, будут ли пожертвования на маленького князя Эльстона столь же щедрыми, как сегодня, если отношения государя и государыни разладятся?
Елизавета Михайловна никому не позволяла на себя давить.
— Я воспитываю этого малютку, оставшегося сиротой при живых родителях, и очень к нему привязана. Только и всего.
— Но что если пожертвования пресекутся? Как вы тогда поступите? — настаивал генерал.
Мадам Хитрово не выдала своего беспокойства.
— Не думаю, что принц Вильгельм окажется столь забывчивым. Ведь речь о его ребёнке.
— Как вы сумели его убедить, — напомнил Александр Христофорович. — Однако найдутся те, кто захочет убедить в обратном. При нынешних отношениях в августейшей семье Вильгельм часто бывает здесь. Видится с сыном. Связь порвать нелегко. Но когда визиты станут редки, сугубо официальны? Вы понимаете?
Она понимала. В ней боролись противоположные чувства. Недаром говорят: любовь к внукам — самая сильная.
— Дитя всё равно останется здесь, — глухо проговорила Елизавета Михайловна. — Я поделюсь с ним последней горбушкой хлеба. — Эта смешная молодящаяся женщина была способна на сильную привязанность.
Бенкендорф склонил голову.
— Подобного развития событий можно избежать, мадам. Вам самой выгодно, чтобы в императорской семье царил мир.
Елизавете Михайловне стало неловко за то, что вчера она говорила противное.
— Я лишь передавала мнение дворов…
— И я благодарен. Но теперь будем играть вместе, — генерал широко и радушно улыбнулся. — Мои офицеры могут собирать слухи. Но у меня никогда не было и не будет вашей власти их распространять. — Вот теперь он поднял палец. — Сделайте так, чтобы общество отвернулось от княжны Урусовой. Чтобы её избегали. При таком поведении это нетрудно. Пусть убирается в Москву.
Мадам Хитрово несколько минут обдумывала сказанное. Потом кивнула.
— Пожалуй, это достижимо. Нужно только, чтобы ей отказали от нескольких домов. Но как быть с Завадовской? Она живёт в Петербурге и является при дворе чуть не каждый день.
Александр Христофорович пожал плечами.
— О падении Влодек позаботятся её же соплеменники. Стоит им показать интерес, как интерес государя угаснет.
На обратном пути в карете Лизавета Андревна испытующе смотрела на мужа и молчала.
— Чего? Ну, чего? — наконец всполошился Шурка.
Жена только покачала головой.
— Как тебе это удалось? — наконец сказала она, точно записывая на его счёт очередную пакость. — Ты заставил мадам Хитрово — заставил, понимаешь? — действовать низко.
— Думаешь, у меня получилось? — озабоченно переспросил муж.
Потом положил ладонь на скрещённые руки жены и добавил уже другим голосом:
— Я знаю, что тебя беспокоит. А если бы с нами? А если бы про нас? Благодари Бога, что мы никому не нужны.
* * *Канкрин встретил Бенкендорфа на докладе у императора. Он нарочно приехал в четверг, в день, назначенный начальнику III отделения, и после вполне предвидимой головомойки у государя увлёк Александра Христофоровича прочь из приёмной.
— Вы уже вторую неделю выглядите крайне озабоченным, Сашхен.
Шеф жандармов пожал плечами: поход.
— Нет, тут дело не в походе. У вас, простите, как у полковой лошади при виде круга, хвост начинает плескаться по ветру от одного слова: война.
«Молодость. Много воспоминаний».
— Вы ведёте какую-то игру, — напрямую заявил министр финансов. — А я не у дел.
«Вот уж никогда бы не заподозрил нашего счетовода в склонности к интригам», — подумал Бенкендорф. Но общее прошлое в салоне вдовствующей императрицы и крайнее уважение, которое он питал к Егору Францевичу, заставили генерала искать пристойных выражений для отказа.
— Вы уверены, что хотите принять участие? Дело не самое чистое.
Канкрин кивнул. В тот роковой день, когда страсти поулеглись, он спросил у жены:
— Матушка, как называется книга Гофмана, которая валяется у тебя на столе?
— «Повелитель мух», — немедленно отозвалась Катерина Захаровна и тут же пустилась пересказывать содержание, известное ей, кстати, тоже понаслышке.
«Что ж, господин повелитель мух, — думал её благоверный, — поиграем? Мне самому интересно, что внук раввина сделает с сыном португальской баронессы?»
— Я уверен только в том, — сказал он Бенкендорфу, — что мне нужно всё, имеющееся у вас на Министерство иностранных дел.
Жирный куш. Такого запроса Александр Христофорович не ожидал.
— Вернее, на Нессельроде? — уточнил он. Неужели Канкрин вошёл в столкновение с Карликом? Ценное приобретение для его собственной коалиции.
— На Нессельроде, — храбро кивнул Егор Францевич.
— И вас допёк?
Снова глубокий кивок.
Шеф жандармов сделал вид, что раздумывает, взвешивает «за» и «против».
— Мне потребуется ответная услуга, — наконец проговорил он. — Государь на юге обозрит Одессу и окрестности. Я хочу, чтобы вы по своей финансовой части наилучшим образом отозвались о неусыпном попечении графа Воронцова.
Канкрин задумчиво кивнул. Он не имел ничего против Михаила Семёновича. Граф тащил на горбу наместничество и ухитрялся в дни крайнего падения оборота южных портов обогащать население за счёт пароходной компании.
— Я дам самый лестный отзыв, — проговорил министр. — Жаль, что на Воронцова написали донос. Ещё прискорбнее, что государь его принял. Уж не от Нессельроде ли? Не один ли зуб у нас с вами болит, ваше высокопревосходительство?
Александр Христофорович сдержанно ухмыльнулся.
— Мои материалы — ваши.
Они таинственно пожали друг другу руки и разошлись с чувством удачно заключённой сделки.
Глава 5. ЕГО ЖЕНА ЗВАЛАСЬ ШАРЛОТТОЙ
Донос на Воронцова лежал на дальнем левом краешке стола, но государь к нему больше не возвращался. Никса заботили другие дела: в январе в поход выступила гвардия, ни шатко ни валко шла осада Браилова. Основные силы скапливались у Силистрии.
Пора было выезжать самому, а он всё тянул, всё ждал чего-то, точно задержка могла изменить положение в семье, примирить их с женой. Хотя они и не ссорились.
Однако напряжение становилось с каждым днём всё нестерпимее. Сухие красные глаза Александры Фёдоровны всё требовательнее и неотступнее. «Это я её развратил»,
