Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
Из-за той сильной обиды цепочка его мыслей прервалась, и он безмолвно уставился вокруг себя, затем налил себе из графина рюмку и выпил. Ставя рюмку на место, он заметил пятнышко от жидкости, что блестело с краю его пиджака, подумав, что это, должно быть, вино, вытащил носовой платок и принялся его тереть, затем ему пришла в голову одна мысль, и он осмотрел рюмку и увидел капли воды, приставшие ко дну. Предположив, что на пиджак ему попала вода, а не вино, он успокоился… Но до чего обманчивым было это спокойствие! Глаза его вновь обратились к зеркалу отвратительного прошлого.
Он и не помнит даже, когда же случилось вышеупомянутое событие, и сколько ему было лет тогда, но без сомнения, он чётко помнит, что тот хищный тип продолжал ходить в их старый дом и часто старался добиться его расположения тем, что угощал разными фруктами. Затем он видел его во фруктовой лавке в начале переулка, когда мать брала его с собой, а он с детской наивностью привлекал её внимание, указывая на того мужчину. Она же сурово тащила его к себе, стараясь отойти подальше оттуда и запрещала мальчику кивать ему, даже просила нарочно не замечать его, когда он идёт с ней по улице. Тот человек ещё больше стал недоумевать, а мать предостерегала мальчика не упоминать того пожилого дядю, который тогда навещал их время от времени, и он последовал её совету, хотя ещё больше изумился. Если тот человек не приходил к ним домой по нескольку дней, тогда мать посылала мальчика к нему с приглашением прийти к ним «ночью». Мужчина ласково принимал его у себя, дарил ему корзины, полные яблок и бананов, и тот тащил их, то соглашаясь, то оправдывая его как придётся, а потом до него дошло, что если ему очень захочется фруктов, то он попросит разрешения у матери пойти к этому человеку и пригласить его «на ночь». Он вспомнил об этом сраме, и лоб его покрылся потом и вздулся от досады, затем он налил себе и залпом проглотил содержимое рюмки. Постепенно тепло разлилось в крови, и начало играть свою чудодейственную роль, помогая ему легче переносить все эти неприятности…
«Я тысячу раз говорил себе, что нужно оставить прошлое покоиться в его могиле…, но всё бесполезно… У меня нет матери, достаточно жены отца, нежной и доброй… Всё хорошо, кроме моих воспоминаний о прошлом, и кажется, я подавляю их… Но почему тогда я так настойчиво продолжаю воскрешать их время от времени?!.. Почему?!.. Это злой рок сегодня подкинул этого человека на мой путь, но когда-нибудь он всё же умрёт… Хотелось бы, чтобы умерли многие, не только один этот…»
Его бурное воображение продолжало переносить его во тьму воспоминаний о прошлом, несмотря на всё его теоретическое сопротивление, правда, с меньшим напрягом. Да уж, в этой истории больше не было, по сути, долгого продолжения — оно выделялось каким-то особым светом, освещавшим его по прошествии мрачного периода детства. Это было в то недолгое время, пока он ещё не перешёл под опеку отца, и его смелая мать ощутила, что должна открыто заявить о том, что этот «торговец фруктами» посещает её, чтобы попросить её руки, и что она колеблется, принять ли ей его предложение, или нет, и даже зачастую отвергает его из уважения к нему, своему сыну!.. Но правда ли то, что она говорила ему?.. Едва ли все детали его воспоминаний были достоверны, но без сомнения, он старался понять их и страдал от каких-то смутных подозрений, что обнаруживались в его сердце без участия разума, переживая все оттенки тревоги и выпуская из своей головы голубя мира. Он удобрил в себе почву, чтобы взрастить на ней семя ненависти, которое со временем выросло вон во что. Затем в девятилетнем возрасте он перешёл под опеку отца, который видел его лишь изредка, избегая столкновений с его матерью. К нему он переехал уже подростком, не выучив ни слова из азов того, чему его учили, и продолжал искупать своё баловство, переданное им матерью. Учёбу он воспринимал с тем же отвращением и слабоволием, и если бы не строгость отца и добрая атмосфера, что царила в новом доме, то никто бы не подтолкнул его к успеху на вступительных экзаменах после того, как ему стукнуло девятнадцать. С возрастом он стал понимать истинную суть вещей, перебрал в памяти свою прошлую жизнь в материнском доме, хорошенько поразмыслил, — его новый опыт показывал ему её в скандальном свете. Перед ним предстала вся безобразная и горькая правда, и всякий раз, как он делал новый шаг в своей жизни, прошлое представлялось ему отравленным оружием, вонзавшимся прямо в его сердце и достоинство. Его отец с самого начала усердно допрашивал его о его жизни в материнском доме, но из-за своего юного возраста он избегал грустных воспоминаний и одерживал верх над своим уязвлённым достоинством, несмотря на то, что возбуждал интерес отца и любил болтовню, что прельщала таких же мальчишек, как и он сам, и хранил молчание, пока до ушей его не дошла невероятная весть о замужестве матери с торговцем углём из квартала Мубида. Юноша долго плакал, грудь его ещё больше стеснило от гнева, и наконец он не выдержал и принялся рассказывать отцу о том «торговце фруктами», которого, как утверждала его мать, она отвергла из уважения к нему!.. С тех пор его связь с ней прервалась — с одиннадцати лет — и больше он о ней ничего не знал, кроме того, что иногда передавал ему отец, например, о её разводе с угольщиком через два года после замужества, и о том, что она вышла за армейского сержанта на следующий год после развода, затем ещё раз развелась примерно спустя два года, и так далее…
За время этого долгого разрыва женщина часто хотела его увидеть и посылала к его отцу какого-нибудь человека, который бы попросил у него разрешения для сына навестить её, но Ясин с отвращением и высокомерием отклонял её просьбу, хотя отец и советовал ему проявить снисхождение и простить её. Он, по правде говоря, испытывал к ней сильный гнев, что шёл из глубин разбитого сердца, и захлопнул перед ней все двери прощения, а по ту сторону их воздвиг баррикады из злобы и ненависти, уверенный в том, что не он поступил с ней несправедливо, разжаловав её, а она сама себя своими делами так унизила…
— Женщина. Да, она всего лишь женщина… А любая женщина — скверная потаскуха… Она не знает, что такое целомудрие, разве что когда у неё отсутствуют причины для измены… Даже добрая жена отца. Один Аллах знает, что бы с ней было, если бы не отец!
Мысли его прервал чей-то высокий голос:
— В вине польза, а кто скажет, что это не так, пусть отрубят ему голову… В опиуме и гашише много вреда… а вот в вине — одна только польза…
У него спросили:
— И в чём же от него польза?
Тот неодобрительно заметил:
— Как это, в чём польза?! Что за странный у тебя вопрос!.. От него одна только польза, как я уже сказал… Ты и сам это знаешь, и веришь в это…
Его собеседник ответил:
— Но и опиум с гашишем полезны, и тебе следует знать это и верить… Все люди говорят об этом, ты разве будешь им перечить?!
Тот человек немного помедлил, затем сказал:
— Значит, они все полезны: и вино, и гашиш, и опиум, и всё новенькое!
Его собеседник продолжил победным тоном:
— Но вино — харам!
Мужчина разгорячённо ответил:
— Ты разве в тупике, не знаешь, что надо делать? Раздавай закят, соверши хадж, корми бедных… Много есть над чем поразмыслить, а блага в десять раз больше…
Ясин улыбнулся с некоторым облегчением. Да уж, наконец-то он смог довольно улыбнуться:
— Да пусть она убирается ко всем чертям, и унесёт с собой прошлое… Я ни за что не отвечаю. Каждый в этой жизни чем-то замарался, и кто срывает покровы тайн, увидит нечто удивительное… Меня только одна вещь интересует — её имущество. Лавка в Аль-Хамзави[26], постройка в Аль-Гурийе[27] и старый дом в Каср аш-Шаук[28]… И клянусь пред Аллахом, если всё это я однажды унаследую, то помолюсь за неё, но без сожаления… Ах… Зануба… Я чуть было не забыл про тебя. Это шайтан выбил тебя у меня из головы. Одна женщина измучила меня, а другая дала мне утешение… Ах, Зануба, до сего дня я не знал, что душа твоя настолько чиста… Ох, я должен стереть эти мысли… Моя мать, на самом деле, как воспалённый зуб — пока не выдернешь его, не успокоится…
