Случилось нечто невиданное - Мария Даскалова
— А куда вы сейчас направляетесь? — спросил Муравьев.
— К императору же. В Бендерах он нас не принял, но мы не отчаиваемся. В своей просьбе мы описываем страдания нашего народа. А он, ваш царь, — славянин и христианин, как и мы. У нас надежда только на вас. Никто другой нам не поможет…
Феликс Петрович, обычно словоохотливый и отзывчивый по натуре, сейчас молчал. Насколько справедливым мог быть царь, он знал слишком хорошо. Брат его близкого друга Кривцова был осужден за участие в восстании декабристов. Юшневский, вхожий к его отцу, большой друг болгар, также не избежал ссылки в Сибирь из-за своих демократических убеждений. Но здесь было не место высказывать сомнения в успехе миссии болгар.
— Одним словом, вы мой коллега, болгарский дипломат. Но вы же не один?
— Настоящий полномочный посланник Александр Некович болен. Я жду, когда ему полегчает.
— Атанас Некович? — уточнил Феликс Петрович.
— Нет, сударь. Александр Некович, племянник старого Нековича…
— … кого мы все в нашем доме хорошо знали. И как обстоят дела? Прошу вас, расскажите подробно.
— Александр Некович уполномочен болгарским народом и болгарской эмиграцией вручить императору письменную просьбу. Вы, дипломаты, называете это меморандумом. Все равно, как он называется, его надо вручить.
— Имеются ли у вас письменные полномочия, подписанные людьми, чьи имена пользуются авторитетом и уважением?
— Такие полномочия имеются, да и само его имя, как вы сами сказали, вполне известно.
— Да, — согласился Феликс Петрович. — А сами вы кто?
— Кто я… Вы меня не знаете. Волонтер болгарского земского ополчения, участвовал в 1811 году в русско-турецкой войне. Потом эмигрант в Бухаресте, а сейчас доброволец в отряде капитана Буюкли. А так как Нековичу необходима помощь, то я прибыл поддержать его.
Феликс Петрович разволновался. Он заверил болгарина, что и он сам, и все его семейство — известные дипломаты Фонтоны — любят и уважают болгарский народ. Он выразил надежду, что император их примет, пожелал успеха их миссии и скорейшего выздоровления больного Александра Нековича.
Сердечные, ободряющие и обнадеживающие слова Феликса Петровича хорошо подействовали на его нового знакомого.
Снаружи развиднелось, дождь прекратился. Кто-то задул свечу в корчме, которая потихоньку пустела. Откуда-то появился Иван Ильин и доложил, что приготовил завтрак. Молодые люди заторопились — им предстоял еще долгий путь.
Повозка двух приятелей снова тронулась по разбитым дорогам равнины. Над ними блестело как умытое синее небо, поля очаровывали свежей зеленью, а в придорожном бурьяне весело искрились на все цвета радуги капельки росы.
К Феликсу Петровичу вернулось оптимистичное настроение:
— Смотри, Андрюша, это Добруджа.
И, впадая в умиление, он с энтузиазмом выкрикнул:
— Здравствуй, Болгария!
Охваченный самыми человечными чувствами, он сказал приятелю, что глубоко верит в освободительную миссию России.
— Если и не сегодня, то в ближайшем будущем эта земля будет свободна. И я готов воевать за ее свободу.
Так Феликс Петрович и Андрей Муравьев, переполненные самыми высокими чувствами, въехали в пределы Болгарии одним ранним утром 1828 года.
Глава VIII
Крепкий орешек Анапа
1
Вице-адмирал Грейг наблюдал за действиями двух кораблей, обстреливавших крепость. Восьмидесятипушечный линейный корабль «Пантелеймон» под командованием капитана 2 ранга Эсманда стрелял размеренным залповым огнем, попадания были точны. Но действия командира бомбардирского брига «Соперник» Александра Ивановича Казарского заслуживали особого внимания и вызвали одобрение адмирала. Приятели лейтенанта Казарского называли его «морским дьяволом», и в этом имелся некий резон. Умело маневрируя, этот дьявол Казарский дерзко приближался к крепости и осыпал ее бомбами. Входя в опасную зону обстрела неприятельских орудий, грозящую вдобавок мелководьем, он вел корабль, ловко избегая попадания крепостных ядер и картечи. «Молодец», — мысленно похвалил своего ученика вице-адмирал.
Когда Грейг прибыл в Севастополь в качестве главного командира флота, он застал Казарского гардемарином, командовавшим шлюпкой. Серьезный и деятельный юноша понравился адмиралу своим стремлением к научным знаниям. Грейг имел привычку лично беседовать с офицерами как высокого, так и самого малого ранга. Так ему удавалось лучше всего оценивать их знания и возможности. У Казарского их было в достатке. Через три года он был произведен в лейтенанты. Ему доверяли командование кораблем, возлагали на него ответственные задачи. Александр Иванович не подводил его никогда. В конце 1827 года, когда подготовка к войне находилась в самом разгаре, на Казарского была возложена буксировка понтонных секций из Одессы и Очакова в Киликийское гирло Дуная.
«Эх, были бы остальные такими же, как он», — подумал адмирал. Появился адъютант. Грейг покинул палубу и направился в салон, куда по его приказу прибыл вице-адмирал Мессер. Несколько часов назад из штаба главнокомандующего посыльный привез распоряжение отправить сильную эскадру к западным черноморским берегам. Частям второй армии предстояло взять крепости Кюстенджа, Мангалия и Каварна. Искомую эскадру собрали незамедлительно. Командовать ею Грейг доверил вице-адмиралу Мессеру, известному своей немецкой аккуратностью.
— Вот что, коллега. Придется нам действовать отдельно. Как бы ни хотелось этого избежать, ничего не поделаешь. Мы не предполагали, что Анапа окажется таким крепким орешком.
— Да, это так. Мы расстроили планы командования, — сухо ответил Мессер. В его голосе читалось как бы неодобрение, даже обвинение.
Грейг пригляделся к нему внимательней и только сейчас заметил на сухом бледном лице нездоровые красные пятна.
— Как вы себя чувствуете, коллега Мессер? — спросил он. — Все ли в порядке?
— Спасибо. Все хорошо, — с явным неудовольствием ответил Мессер. Он не принадлежал ни к дружелюбно настроенным к Грейгу, ни к его явным врагам, которые писали доносы на него.
«Так выглядят сердечные больные», — подумал командующий, но не стал углубляться в расспросы о здоровье Мессера. Он разложил на столе карту западной части Черного моря и указал на мыс Калиакрия. Потом острие указки из слоновой кости тонкой работы скользнуло по карте до Царьграда.
— Вот район ваших действий, — сказал он. — В состав вашей эскадры я включил лучшие корабли. Среди них фрегат «Рафаил» — с верфи прямо на войну. Прошу понаблюдать за ним.
Грейг не обманывал, он действительно включил в эскадру Мессера самые мощные, самые надежные корабли флота: три настоящие плавучие крепости по сотне орудий на борту — «Император Франц», «Пимен», «Иоанн Златоуст», — два фрегата, два брига, бригантину
