Йорам Канюк - «Эксодус». Одиссея командира
Впоследствии, когда на заседании Еврейского агентства обсуждался вопрос о судьбе «Кнессет-Исраэль», Гиора Юспеталь презрительно назвал его «плавучим домом престарелых». Для него, как и для некоторых других руководителей еврейского ишува в Палестине, существовало два Холокоста — «хороший», в котором мужественно сражались с нацистами узники еврейских гетто, и «плохой», в котором часть евреев погибла, а часть непонятно каким образом осталась в живых. Некоторые высокомерные уроженцы Палестины открыто выражали недоумение тем, что евреи, которых убивали и унижали, не оказывали сопротивления. Давид Шалтиэль, который во время Войны за независимость командовал иерусалимским гарнизоном, говорил, что выживших нельзя жалеть в принципе, ибо они уцелели только потому, что были эгоистами и беспокоились исключительно о себе. А еще один из политических лидеров ишува, видевший, как пассажиры «Кнессет-Исраэль» дрались с англичанами, брезгливо заявил: «Кучка стариков и сопливых детишек из какого-то занюханного местечка. Только их нам здесь и не хватало».
Даже Бен-Гурион — эта воистину трагическая фигура еврейской истории, этот «большевик», утративший веру в коммунизм, религиозный фанатик, не веровавший в Бога и не имевший духовного наставника, человек, чью душу раздирали противоречия и в чьем сознании причудливым образом перемешались гетто, пустыня и мечты о царстве, — даже он, как и многие другие в Палестине, не всегда понимал, что катастрофа, постигшая европейских евреев, стала возможна благодаря беспримерной методичности, с которой работал конвейер смерти. И хотя в конечном счете Бен-Гурион все-таки осознал, что евреи Европы были бессильны и не могли оказать сопротивления нацистам, что их трагедия является обвинением не только всему остальному миру, закрывшему на нее глаза, но и тем заносчивым палестинским евреям, которые не хотели ничего видеть и слышать и не понимали исторических обстоятельств, которые сделали ее возможной (об этом свидетельствуют его слова: «нельзя забывать, что те, кто выжил в лагерях смерти, — обвинители, тогда как мы — обвиняемые»), — даже он однажды не сдержался и заносчиво заявил: «В Палестине не могло случиться того, что произошло в Польше. Нас бы тут в синагогах не перерезали».
От отца и своих предков Йоси унаследовал практицизм и здоровое трезвомыслие. Он никогда не плыл вместе с другими по течению, и его не привлекал дешевый героизм. Когда его учитель Ицхак Садэ расформировал «полевые роты» (созданные на основе «Нодедет» во время похода на Ханиту) и начал создавать «Пальмах», Йоси выступил на стороне Бен-Гуриона, который был решительно против создания чересчур воинственной и слишком «социалистической» армии. И хотя Вингейт его тогда поддержал, это стоило ему утраты покровительства Садэ.
От природы Йоси был «одиноким волком», и, возможно, именно поэтому он лучше других смог понять евреев, переживших Холокост. Их судьбы словно затрагивали какие-то тайные струны его души. Он никогда не презирал этих жалких с виду людей, но понимал, насколько они несчастны, и искренне их жалел.
Коренной иерусалимец, бесстрашный любитель приключений, он по-настоящему любил этих сломленных судьбой людей. Его не смущали ни их испуганные глаза, ни их циничный смех, ни мучившие их по ночам кошмары. В какой-то момент этот сабра[63] в шестом поколении, этот боец Вингейта, участвовавший в походе на Ханиту, как будто сам превратился в гонимого всеми европейского «жида», трагедию которого многие палестинские евреи так и не сумели полностью понять вплоть до суда над Эйхманом.
Возможно, только такой человек, как Йоси, испытавший на себе, что такое предательство, мог стоять на ступеньках, ведущих в трюм корабля, набитый людьми словно сардинами, и слушать, как они стонут и бормочут во сне, будто заново переживают весь тот кошмар, через который им пришлось пройти.
И наверное, в этом как раз и состоит главная причина, по которой я решил написать о нем книгу.
Глава десятая
В прекрасном документальном фильме Хаима Гури «Последнее море» Хаим Рафаэль говорит:
— Я не верил, что мы выживем, но знал, что если все-таки выживу, то буду жить, чтобы рассказывать людям о том, что с нами случилось. И еще для того, чтобы до отвала наесться хлебом.
А еще один из бывших узников концлагерей говорит:
— Когда нас освободили, я был полуживой, худой, как спичка, и с ног до головы покрыт вшами. Я сел — прямо так, в лагерной одежде — и за один присест уничтожил целую буханку хлеба. И так объелся, что чуть не умер.
Корабли все еще не были готовы к отплытию, строительных материалов не хватало, и все трудились не покладая рук. Чтобы решить тот или иной вопрос, приходилось постоянно импровизировать, а тут еще греческие моряки, которые должны были работать на судах, каким-то образом узнали, что речь идет о перевозке нелегальных иммигрантов, и неожиданно заявили, что отказываются. Даже взятка не помогла. Правда, капитан, которого звали Коста, в конце концов вроде бы согласился, однако, получив деньги, сбежал. (Через несколько лет он объявится в Джедде, где будет командовать флотом Саудовской Аравии.) В результате пришлось набирать новые команды. После долгих поисков и переговоров их сформировали из жителей отдаленных деревень. Однако и эти люди оказались с характером. Они потребовали гарантий, что их высадят возле одного из островов. Пришлось им это пообещать.
Но тут возникла новая проблема. Внезапно объявился Йорго и сообщил, что англичане пронюхали про их план и в полночь намерены устроить облаву. Вскоре эту информацию подтвердил и примчавшийся к ним в гостиницу английский журналист еврейского происхождения Джон Кимхи. По его словам, англичане решили изменить правила игры и в нарушение международных морских законов задержать оба корабля прямо в порту.
Биньямин, Йоси и все, кто мог двигаться, срочно упаковали свои пожитки, погрузили на корабли рации, водопроводные краны, доски, гвозди и болты, и в десять вечера, под покровом темноты, оба судна отошли от причала. Ерушалми командовал «Анной», а Харэль — «Атиной». На их счастье, англичане не знали, что корабли направляются в Югославию, и ждали их у другого выхода из порта — там, откуда суда отплывают в восточном направлении. В результате, когда до вступления в силу приказа о конфискации, изданного англичанами, оставался еще целый час, оба корабля уже дошли до Пелопоннеса. Однако тут снова возникла проблема. Чтобы попасть в Адриатическое море, нужно было пройти по Коринфскому каналу, разделяющему Пелопоннес и остальную Грецию, но если маленькая «Атина» могла проплыть по этому каналу без труда, то для «Анны» он оказался слишком узким. Поэтому Йоси и Биньямин решили, что их судам придется на время расстаться и «Анна» обогнет Пелопоннес с юга. Однако когда «Атина» в одиночку прошла через канал, греческий капитан вдруг стал настаивать, чтобы они двигались вдоль скалистого берега, что было опасно, поскольку стояла ночь, а море возле берега изобиловало маленькими островками. Правда, в конце концов, увидев бурную реакцию Йоси, капитан от этого предложения отказался и признался, что с маршрутом незнаком, но при этом заявил, что боится плыть в коммунистическую Югославию и не хочет идти вдоль албанского берега, так как некоторое время тому назад албанцы атаковали английский флот. Йоси потребовалось немало сил и слов, причем далеко не самых вежливых, чтобы убедить его плыть дальше. Тем не менее, когда через три дня они дошли до самого крупного из Ионических островов — острова Кефалония, — снова начались неприятности. Члены экипажа вдруг заявили, что не поведут корабль дальше, пока не получат обещанных денег. Так как Йоси платить категорически отказался, они — испугавшись, что в результате не получат ничего вообще, — это требование сняли, но сообщили, что поплывут только до югославского города Сплита. Кстати, до Сплита престарелой «Атине» предстояло плыть по-прежнему одной, поскольку шла она медленно и от «Анны» сильно отставала; Ерушалми, обогнув Пелопоннес, решил ее не ждать и направился в Сплит самостоятельно.
Йоси велел капитану повернуть на север и, убедившись, что тот действительно это сделал, спустился в трюм, чтобы посмотреть, как там обстоят дела. Воспользовавшись отсутствием Йоси на мостике, капитан неожиданно развернул корабль на 180 градусов и поплыл на юг. Почувствовав неладное, Йоси немедленно поднялся наверх. Увидев его, капитан растерялся и стал испуганно лепетать, что якобы произошла поломка и они должны срочно вернуться в Пирей. Однако в Пирее их ждали англичане, и Йоси туда возвращаться, естественно, не собирался. Он велел членам экипажа «объяснить» капитану, что его ждет, если он будет артачиться и дальше, и те сделали это очень убедительно. Капитан быстро все «понял» и снова развернул судно на север. Но поскольку он был охвачен страхом, то ошибся в расчетах, и корабль врезался в скалу, на вершине которой стоял маяк.
