Нина Молева - Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси

— И Годунов в очередной раз не мог не смилостивиться.

— В том-то и дело, что он разыграл совершенно неожиданную комедию: заявил, что наотрез отказывается от престола и царской власти искать больше не хочет.

— Что ж, вывод прост: он не добился присяги от Боярской думы.

— Совершенно справедливо. Зато ему удалось придумать ей замену и снова абсолютно необычную. Патриарх обратился к вдовствующей царице за указом, чтобы именно она распорядилась ехать брату в Кремль и непременно короноваться. Указ царицы-монахини был приравнен, в воображении Годунова, присяге Боярской думы. Так или иначе 1 апреля Годунов во второй раз совершил торжественный въезд в Москву. Те же расставленные толпы протягивали ему свои подарки. Годунов также их возвращал с благодарностью обратно, зато всех приглашал на великий пир. После службы в главном соборе он вошел во дворец и сел на царский трон.

— А бояре? Они подчинились?

— И не подумали. Под избирательной грамотой — Шель прислал нам ее копию — стоят только подписи духовных лиц — не государственных, и не московской знати. Но чтобы ослабить своих противников, перед окончательным въездом в Кремль Годунова его сторонниками был распущен слух о надвигающемся крымском походе на Москву.

— Почему вы так уверены, что только слух, господин советник?

— Просто я полагаюсь на сведения самых ловких — литовских шпионов. Они уверены, что никакого движения крымчаков не существует и никакой мысли а походе на Москву их хан до сей поры не высказывал. Зато у Годунова появился великолепный аргумент: кто-то должен спасать столицу и московскую землю. Без царя такое невозможно.

Часть вторая

Дела московские

В год 1599 после Рождества Христова, 1 сентября, или в лето 7116 от сотворения мира, как пишут московиты, хотя и не могут доказать, почему они насчитывают больше годов, нежели показано в греческой Библии, совершилось венчание Бориса Федоровича царем всея Руси, а сын его объявлен царевичем Московским…

В Кремле, в разных местах, были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел, ибо для них наибольшая радость, когда они могут пить вволю, и на это они мастера, а паче всего на водку, которую запрещено пить всем, кроме дворян и купцов, и если бы народу было дозволено, то почти все опились бы до смерти…

Во время всеобщей радости царь приказал выдать тройное жалование всем высшим чинам, дьякам, капитанам, стрельцам, офицерам, вообще всем, состоявшим на государственной службе. Одна часть жалования была выдана на поминовение усопшего царя, называлась она — Поминание, то есть память, другая — по случаю избрания царя, третья — по случаю похода и Нового года, и все по всей стране радовались, ликовали и благодарили Бога за то, что он даровал им такого государя, усердно творя за него молитву во всех городах, монастырях и церквах.

Также призвал к себе царь бедных ливонских купцов, кои, будучи во времена тирана (Ивана Грозного) взяты в плен в Ливонии, были привезены в Московию и несколько раз им ограблены; Борис собственноручно поднес каждому из них кубок, полный меда, обещал быть государем милостивым, советовал забыть старое горе и даровал им полную свободу и права гражданства в Москве, наравне со всеми московскими купцами, а также дозволил им иметь церковь, где бы они могли молиться Богу по своему обряду, чем они и воспользовались; сверх того каждого из них Борис ссудил деньгами без процентов, дав каждому сообразно с его достоинством: одному 600, другому 300 ливров, с тем, чтобы на эти деньги они могли торговать и вести дела и впоследствии, по получении достаточной прибыли, отдали бы их обратно, и отпустил жить их с миром, ибо Борис был весьма расположен к немцам; в Москве говорят: «Кто умнее немцев и надменнее поляков?»

На Висле лето. В жарком мареве плавится дальний берег. Поля. Перелески. Ветер ласковый. Легкий. Тополиный пух как облака. Взвиваются. Падают. Прозрачным клубком свиваются у подножия скарпы — скалы, где растет королевский замок. Был охотничий дом — теперь замок. Зигмунт знает: не быть ему похожим на шведские бастионы. Все кругом другое. Улыбчивое. Пестрое. Зато внутри — внутри он сумеет своего добиться! Он — шведский король, только уступивший страну дяде.

— Ваше королевское величество…

— Я приказал меня не беспокоить!

— Ваше королевское величество, но эти новости связаны с татарским нашествием, и я счел своим долгом немедленно…

— С каким нашествием? Где? Кто доносит?

— Я понимаю всю неуместность своей настойчивости, но новости пришли окружным путем — через Москву.

— Ты, как всегда, хитришь, советник? При чем здесь Москва?

— Это займет совсем немного времени, ваше королевское величество, но вашим верноподданным будет спокойнее, если их монарх скажет свое милостивое слово.

— Говори. Коротко. Я ненавижу ортодоксов. Они меня раздражают.

— Вы помните, мой король, что переезд Бориса Годунова в царские апартаменты возмутил боярскую оппозицию.

— Ничего удивительного: безродный шляхтич!

— Боярская дума решила действовать. Канцлер Василий Щелкалов перестал ее удовлетворять. На первое место вышел старый Богдан Бельский, былой фаворит самого Ивана Грозного. Как известно, ему нет равного в придворных интригах. И хотя время было явно потеряно, Бельский взялся за дело и предложил кандидатуру Симеона Бекбулатовича, того самого крещеного татарина, которого царь Грозный некогда венчал на царство.

— Абсурдная фантазия!

— Теперь Симеон Бекбулатович доживает свой век в каком-то захолустье, но данный ему при венчании чин остается за ним, и Бельский предложил им воспользоваться.

— И русские бояре на это согласились? Там же есть Романовы?

— Бельский убедил их, что стоит уступить место Симеону, так как у них самих недостаточно сторонников в Думе. А Федор Мстиславский и вовсе поддержал Симеона, потому что они женаты на родных сестрах. Бояре вполне могли прийти к согласию, но им не хватило времени. Именно в день въезда Бориса Годунова во дворец было объявлено, что крымская орда пошла походом на московское государство и что войска ее на редкость многочисленны.

— Но это же невероятно. Крымчаки собирались в поход на Венгрию. Об этом доносили все лазутчики. И никто не разоблачил Годунова?

— Это было бы слишком рискованно. Шпионские сведения всегда могут оказаться неточными. Бояре побоялись показаться в глазах народа и собственных врагов изменниками. Они не могли не пойти в поход, который объявил Борис Годунов. Годунов немедленно отдал приказ собираться под Москвой всему дворянскому ополчению, а сам выехал на Оку, под город Серпухов, где стояли регулярные полки.

— Что же, он должен был выглядеть героем.

— И стал к тому же всеобщим любимцем, потому что, как доносит наш посол, по приезде в ставку, удостоил воинство неслыханной до тех пор в Московском государстве чести: осведомился о здоровье не только всей шляхты, но и стрельцов, и казаков, и всех прочил ратников. С тех пор они стали его называть «нашим царем».

— Мне глубоко противны подобные мещанские хитрости, достойные торговцев в Сукенницах, но не людей, занимающих престол.

— Но, ваше королевское величество, Борис Годунов этим не ограничился. Он вызвал на Оку целую армию строителей и архитекторов и за два месяца, что там находился, соорудил целый город из белоснежных шатров с замысловатыми башнями и воротами. Приехавшие туда крымские послы, которые собирались толковать о заключении мира, были потрясены невиданной красотой сооружений. А английская королева Елизавета именно туда прислала своего посла с поздравлениями об избрании. Крымчаки тоже признали Годунова царем. Все дело завершил грандиозный пир на всю армию. Годунов роздал щедрое жалованье всем участникам так называемого похода. Он отпустил всех по домам, а столичных шляхтичей отправил в Москву.

— И это все? Вы хотите сказать, что, подписав мир с Москвой, крымчаки теперь станут особенно опасными для нас?

— Это очевидно, ваше королевское величество. Как верно и то, что Годунов приобрел поддержку всей шляхты. Он окончательно закрепостил — к великому их ликованию — крестьян. Мало того — освободил барскую запашку от государевых податей.

— Итак, победа. Псевдомонарх, с которым придется считаться!

— Осмелюсь закончить свой доклад, мой король. Тем не менее о победе Годунова по-прежнему говорить трудно; Патриарх очень старался к моменту возвращения своего покровителя в Москву собрать все необходимые подписи под избирательной грамотой. Но — это ему далеко не вполне удалось. Посол сообщает, что под грамотой нет, например, подписи настоятеля Благовещенского кремлевского собора, который, по положению, играет роль царского исповедника. Нет подписей и некоторых других влиятельных иерархов. Наш посол настаивает также на том, что избрание Симеона Бекбулатовича в Боярской думе все же состоялось. Поэтому патриарх поспешил составить совершенно новый текст присяги, где главным требованием к присягавшим было не поддерживать Симеона, с ним никаким образом не сноситься и выдавать немедленно тех, кто нечто подобное сделает. Хочу привести интереснейшую формулировку присяги, которая говорит о неуверенности Годунова в своем положении: «Не соединяться на всякое лихо и скопом и заговором на семью Годуновых не приходить».