Анна Никитина - Берег Живых. Книга I
Ренэф помедлил с ответом, думая о том, что говорил своей матери. Между тем, чтобы «устрашающе побряцать оружием», как это называлось у политиков, и тем, чтобы пройтись по земле неприятеля огнём и мечом, пролегала пропасть. Царевич мечтал о мести, но Император просил его совершенно об ином.
– Ты понял меня, сын? – настойчиво повторил Владыка.
– Я понял.
– Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе, что никто не нарушает приказов Императора. Даже члены его семьи.
Под тяжёлым взглядом отца Ренэф склонился в глубоком поклоне, стиснув зубы от досады, пока тот не видел.
– Будет исполнено, Владыка.
Секенэф некоторое время внимательно смотрел на царевича, потом кивнул.
– Не беспокойся, ты не будешь там один. Слишком опасным может оказаться этот поход.
– Опасность не пугает меня, Владыка, – возразил Ренэф.
– Я знаю это, – ответил Император и окликнул кого-то: – Подойди, будь добр.
Царевич неприятно удивился, когда из смежной комнаты в кабинет вошёл невысокий средних лет рэмеи, всё ещё довольно крепкий, но из тех, чья крепость уже потихоньку начинает перерастать в округлость. Его приятное с крупными чертами лицо было украшено кустистыми усами. Открытый доброжелательный взгляд вошедшего не сулил никакой опасности, и лишь застарелый шрам, пересекавший левую бровь, придавал ему чуть более угрожающий вид. Движения мужчины были чёткими и точными, как у всякого воина, проведшего в сражениях много лет.
Рэмеи поклонился и отдал честь.
– Военачальник Нэбвен из вельможного рода Меннту и пятьдесят отобранных им копейщиков отправятся вместе с тобой в Лебайю, – представил гостя Секенэф и тут же обозначил его роль в походе.
– Для меня честь сопровождать тебя, царевич, – сказал воин, склонив голову.
Ренэф чуть оскалился в холодной полуулыбке. Нэбвен был одним из самых доверенных рэмеи в окружении Императора – военачальник прошёл с Императором всю войну. Конечно, можно было бы расценить этот жест как желание Владыки защитить сына, но царевич понимал: к нему приставили наблюдателя. Отец не доверял ему и его суждениям, как всегда. Выходит, исполнять задание назначен Нэбвен, а не он, Ренэф. К царевичу приставили няньку – ах, как это было унизительно! С досады ему отчаянно захотелось со всей силы двинуть кулаком по проклятому инкрустированному столу с картами. Но он сдержался.
– Я полагаю, отец, что с твоим приказом я могу справиться и сам, – прохладно заметил юноша.
– Я полагаю, что не стоит оспаривать мои решения, – ответил Император спокойно, но его тон не предполагал возражений. Затем Владыка повернулся к Нэбвену: – Благодарю тебя. Вы оба будьте готовы отправиться через день. Мы и так достаточно откладывали.
– Как тебе угодно, Владыка мой, – поклонился Нэбвен.
Некоторое время военачальник и Император ещё обсуждали детали похода, но Ренэф слушал вполуха, слишком раздражённый решением отца, чтобы мыслить трезво. Когда Император, наконец, сообщил, что встреча закончена, царевич почти бегом покинул отцовские покои, полный самых противоречивых мыслей. И хотя Нэбвен из рода Меннту не был виноват, юноша затаил на военачальника обиду, не до конца отдавая себе отчёт, что причиной её было чувство несправедливости, преследовавшее царевича с самого детства.
Царица ничуть не удивилась, когда Ренэф ворвался в её покои без всякого предупреждения. Царевич разве что не опрокинул стражника, который сделал неосторожную попытку его остановить. Верная служанка заканчивала втирать питательные ароматические масла в гладкие смоляные волосы Амахисат, серебристые пряди в которых были искусно закрашены. Царица всегда заботилась о своей внешности. Тело должно было соответствовать духу, а внешность Амахисат была не менее опасным оружием, чем её разум.
– Ты распугаешь всех моих слуг, – улыбнулась царица, глядя на отражение сына в зеркале.
Выглядел Ренэф и правда прескверно. Золотые глаза метали молнии, красивое лицо перекосила гримаса плохо сдерживаемого гнева. В ответ на замечание матери он чуть оскалился, что дополнило и без того пугающее впечатление, но Амахисат осталась спокойна.
– Нам нужно поговорить, – буркнул он.
Царица кивнула и посмотрела на служанку:
– Благодарю тебя. Оставь нас теперь и уведи остальных.
Служанка поклонилась, бросила неодобрительный взгляд на царевича и удалилась, позвав с собой других слуг. Амахисат пригладила волосы, надела диадему и повернулась к сыну.
– Аудиенция у Императора, как я понимаю, тебя не очень удовлетворила? – мягко уточнила она, складывая руки на коленях.
Хвост молодого рэмеи, до этого лишь чуть подрагивавший от раздражения, заходил из стороны в сторону.
– Мало того, что приказ Владыки связывает меня по рукам и ногам, так Император ещё и приставил ко мне няньку! – рыкнул царевич. – Военачальник Нэбвен станет следить за каждым моим шагом! Ни одно решение не будет зависеть от меня!
– Однако приказ Император всё же отдал тебе, а не одному из своих старших военачальников, – веско заметила Амахисат.
– Не имеет значения! – Ренэф разразился потоком солдатской брани, в обилии почерпнутой им в казармах.
Царица изогнула бровь, позволяя сыну выплеснуть обиду, и, когда он затих, ответила:
– Имеет. Задание Императора – проверка твоих возможностей. Но подумай об этом и с другой стороны: взвод военачальника Нэбвена из рода Меннту даст тебе дополнительную защиту на территории, которая, вполне вероятно, вскоре станет для нас вражеской. Император уже потерял одного сына. Остался только ты.
Ренэф резко покачал головой:
– Но отец не сказал, что Нэбвен должен подчиняться мне. Он будет там со мной на равных. На равных, понимаешь ты?!
Амахисат чуть склонила голову набок, глядя на разгневанного сына. В душе она понимала решение супруга и в какой-то мере была с ним согласна. Более того, она предвидела такой ход событий. Император общался с Ренэфом редко, но прекрасно знал нрав своего младшего сына. Разумеется, он наделил Нэбвена определёнными полномочиями, чтобы царевич не наделал глупостей в каком-нибудь своём героическом порыве. Но понимала она и досаду Ренэфа и его острую потребность показать свою силу, доказать, что он был полностью достоин своего положения наследника, пусть пока и не объявленного во всеуслышание.
Царица поманила сына к себе:
– Подойди, я кое-чем поделюсь с тобой.
Царевич нехотя приблизился и сел у ног матери. Амахисат нежно погладила его по волосам, но тот тряхнул головой, сбрасывая руку, и с нетерпением посмотрел на неё. Пожав плечами, она наклонилась к нему и зашептала, рассказывая свою часть плана. Ренэф замер, слушая, и через некоторое время его оскал сменился открытой улыбкой. Он опустил голову на колени царицы. Амахисат удовлетворённо кивнула и положила руки на его окаменевшие плечи, разминая их, унося его напряжение. Её мысли касались не только похода в Лебайю, из которого, она не сомневалась, царевич вернётся с триумфом. Назначение Ренэфа было лишь вопросом времени. И хотя рэмеи, в отличие от людей, не женились рано, пора была начинать поиски достойной невесты для наследника трона.
***
Управляющий Керах – немолодой рэмеи, за годы службы узнавший уже немало тайн этого дома – был привычен к поздним и порой совершенно внезапным появлениям царицы в поместье хозяина. Он лично встретил Амахисат и проводил её в покои, куда безмолвные, безупречные в своей исполнительности слуги тотчас же подали вино и закуски.
– Сиятельная Владычица, – своим бархатным голосом промурлыкал хозяин – тот, кого называли Колдуном, – и глубоко поклонился ей. – Какая отрада. Ты ведь не призывала меня уже почти два месяца, госпожа моя.
– Не думаю, что ты сильно скучал, – прохладно усмехнулась царица, садясь.
Хозяин поместья собственноручно налил ей вина и сел напротив, в предвкушении прищурив свои серо-стальные глаза – точно камышовый кот, почуявший добычу.
– Итак, что я могу для тебя сделать, Владычица, чьи изящные рога способны пронзить небосвод?
– То, с чем не справился Павах из рода Мерха, – сказала царица, пригубив вина.
– Не гневайся, госпожа моя, ты ведь возложила на него слишком много. Да и наше с ним… знакомство… оставило свой отпечаток.
– Я не гневаюсь, – отмахнулась Амахисат. – Он всё ещё может быть полезен мне. Конечно же, приглашение Императора ко двору было неуместным… но, с другой стороны, моё присутствие неизменно напоминает Паваху о добродетели молчания. Да и ужас, впечатанный тобой в его сознание, похоже, надёжно замкнул его рот.
– Рад стараться, госпожа моя, – усмехнулся Колдун, склонив голову. – У становления героем есть своя цена. Признаться, я до сих пор считаю, что разумнее было бы сделать его мёртвым героем, как и Метджена. Но твоё решение мне понятно: народу нужен был живой символ.
