Конн Иггульден - Боги войны
— Слушаюсь, господин, — ответил Лабиен. Своим острым глазом он увидел, что диктатор бережет правую руку, однако счел за лучшее промолчать — командующий явно не желает показывать слабость. Лабиену нравилось, что на покрасневшем лице Помпея нет признаков недомогания. Диктатор — человек выносливый и гордый и даже в таком возрасте прекрасно держится в седле.
— Они всегда свирепы, господин, — добавил Лабиен. — Они вас не разочаруют.
— Не сомневаюсь, — напыщенно произнес Помпей. — Наши воины разнесут шакалов Цезаря в пух и прах.
Лабиен в ответ наклонил голову и опустил глаза. Такому человеку, как Помпей, приятно оказывать почет. То, как вел себя диктатор, явившись в Грецию, произвело на Лабиена сильное впечатление. Помпей нес бремя власти с простотой и достоинством, а солдаты это ценят. У легионеров высокий боевой дух, они с радостью пойдут сражаться против предателя. Греция долго жила без войны, слишком долго для тех, кто мечтает о быстром продвижении. Как известно, во время войны выслужиться гораздо проще. Самый последний копьеносец теперь мечтает прославиться, воюя против Цезаря, стать центурионом и считаться равным среди офицеров.
Помпей подождал, пока Лабиен сядет в седло, и, к своему удовольствию увидел, что тот проделал это с безупречной легкостью. Внешне командир был ничем не примечателен — коротко остриженные волосы, темные глаза, резкие черты лица. Но послужной список у Лабиена превосходный, и Помпей без всяких сомнений включил его в свой совет. Ему нравилась в полководце прямота, которая контрастировала с хитрыми происками сенаторов. Командиров, подобных Лабиену, можно встретить в любом городе или порту, находящемся под властью Рима. Они не берут подношений, они непоколебимы в своей верности. Их железная дисциплина годами держит посты на дорогах, а когда они идут на войну, на поле битвы им нет равных. Это прочный костяк Рима. Помпей благосклонно кивнул Лабиену, стараясь выказать расположение.
Под одобрительным взглядом диктатора Лабиен отдал легионерам приказ разойтись, и стройные шеренги рассыпались — солдаты заспешили в казармы.
В воздухе уже распространялся запах горячей еды, и Помпей вспомнил, что Лабиен голоден, как и все в это долгое утро. Диктатор решил угостить Лабиена лучшим, что у него найдется, и не нужно будет никаких слов — тот поймет и оценит любезность.
Когда они ехали к замку, в котором разместился Помпей, Лабиен кашлянул. Такой офицер не заговорит, пока его не спросят. Отличный пример для воинов.
— Говори, Лабиен, — потребовал Помпей. — Я тебя слушаю.
— С твоего разрешения, господин, я хотел бы послать галеру — понаблюдать за Остией. Будем знать, что Цезарь отплыл, — лучше подготовимся к встрече. Наш флот потопит вражеские корабли, стоит им только показаться у греческого побережья.
— Так ты, наверное, пожалеешь об этом, Лабиен? Мы оба лишимся возможности лично разделаться с Цезарем, — сказал Помпей.
Лабиен слегка пожал плечами:
— Немного пожалею, господин. И все же я бы не стал упускать случай опередить неприятеля.
— Что ж, я поставлю на приказ свою печать, но предупреди капитана — пусть держится подальше от берегов. У меня в Остии есть свой человек, и он сообщит мне, когда Цезарь соберет свои легионы. Противник не застанет нас врасплох.
— Я так и думал, господин, — сообщил Лабиен, и мужчины понимающе улыбнулись друг другу.
Храм Юпитера в Диррахии не мог соперничать роскошью с римскими храмами. Его построили гораздо раньше, для греческих богов. Помпей остановился здесь не по религиозным причинам, а из-за удобного расположения и вместительности храма. Однако оказалось нелишним, что глава пантеона присматривает за ходом дел, — как заметил Помпей, и офицеры, и слуги испытывают под этими сводами какой-то благоговейный трепет. Никто не сквернословил, да и вообще все говорили вполголоса. Помпей сделал жрецам крупное пожертвование, и те, разумеется, одобрили решение диктатора остановиться в храме. В конце концов, Юпитер Победитель покровительствует именно воинам.
Оставив лошадей на попечение конюхов, Помпей и Лабиен прошли мимо высоких белых колонн. На пороге Помпей помедлил, желая проверить, не бездельничают ли подчиненные, пока его нет.
Как и утром, когда он уезжал, здесь царила деловая суета. Управление делами новых легионов требовало немалых усилий, и сейчас в храме трудилось не менее двухсот человек — офицеры, писари, рабы. Щелканье подкованных сандалий эхом разносилось по всему помещению.
Помпей приказал поставить здесь несколько больших столов, и теперь старшие командиры, склонясь над картами, делали на них пометки и обсуждали позиции войск. Увидев диктатора, они выпрямились и отсалютовали, и в зале воцарилась тишина. Командующий ответил на приветствие, и все тут же вернулись к своим делам.
Лабиен отдал рабу шлем и меч, а Помпей приказал, чтобы принесли обед, и они двинулись по главному проходу. На стене висела самая большая карта, и Помпей подошел к ней, думая о задачах предстоящей кампании. Карту эту, высотой и шириной в рост человека, нарисовали на тщательно выделанной телячьей коже. Италия и Греция были выписаны в цвете и в мельчайших подробностях.
Помпей проверил, нет ли у него на руках пыли, и показал главные порты на западном побережье Греции.
— Мне важно знать твое мнение, Лабиен. Если наш флот не остановит Цезаря, в его распоряжении окажутся сотни миль побережья — к югу и северу. Если собрать наши силы в одном месте, он просто обойдет нас и раскинет лагерь там, где ему ничего не грозит. Но даже имея пятьдесят тысяч воинов, я не могу защищать каждую милю побережья.
Лабиен изучал карту. Лицо у полководца было суровое, словно у жреца, совершающего богослужение.
— Допустим, семь легионов неприятеля уцелеют в схватке с нашими кораблями, — начал он. — Это маловероятно, но следует предусмотреть все. Тогда им понадобится огромное количество провианта, и у Цезаря не будет времени дожидаться, пока мы придем, иначе его воины начнут голодать. Я убедился, что вода и пища так же нужны для победы, как и сила оружия.
— Я все учел, — ответил Помпей. — Наш главный склад — Диррахий. Город набит зерном. — Командующий ожидал одобрения, однако Лабиен нахмурился.
— Быть может, не стоит сосредоточивать припасы в одном городе. Вряд ли такое возможно, но если нас отрежут от Диррахия? Для одиннадцати легионов еды нужно гораздо больше, чем для семи.
Помпей позвал писаря и продиктовал приказ. За месяцы, прошедшие с их первой с Лабиеном встречи, Помпей понял, что тот не упускает из виду никаких мелочей, и способен предусмотреть все трудности затяжной кампании. Даже просто прокормить собранные в одном месте одиннадцать легионов и то нелегко, требуются огромные усилия. Лабиен сумел организовать доставку продуктов из греческих городов и крестьянских хозяйств на запад страны — именно тогда Помпей обратил на него внимание. Насколько он знал, ни один солдат не испытывал недостатка в провизии. Это большая заслуга.
— Чтобы избежать встречи с нашим флотом и высадиться на востоке, — задумчиво рассуждал Лабиен, — им придется пробыть в море более месяца — их запасы воды подойдут к концу. Потом им предстоит пройти сотни миль, добираясь до нас. Если бы не склонность Цезаря к неожиданным маневрам, о которой ты, господин, говорил, я бы вообще исключил такую возможность. Ему гораздо удобнее направиться в какой-нибудь большой западный порт, пусть даже кишащий нашими судами. Я думаю, в Диррахий на севере, или в Аполлонию, или Орик. Несомненно, он выберет один из них или высадится где-то между. Цезарь постарается не задерживаться в море, где можно встретить наши галеры.
— А какой из портов выбрал бы ты? — уточнил Помпей.
Лабиен вдруг засмеялся — звук, похожий на скрип пилы, прекратился так же неожиданно, как и возник.
— Трудно сказать, господин. На его месте, зная, что наши легионы сосредоточены к северу, где разбросаны основные порты, я бы выбрал Орик. Тогда мне хотя бы не пришлось сражаться на два фронта.
Их прервал громкий стук шагов, и Помпей обернулся к выходу. Хорошее настроение диктатора тут же улетучилось: пришел Брут.
Казалось бы, следует радоваться — к нему перешел один из самых близких Цезарю людей. Когда когорты Брута ступили на греческий берег, местных легионеров охватило волнение: Брут спас верных сенату воинов от гнева Цезаря! Молодые солдаты благоговели перед галльским ветераном. Брут от многого отказался, Брут рисковал жизнью, переходя на сторону Помпея. Но… не все так просто.
Помпей холодно наблюдал, как полководец в натертых до блеска доспехах шагает по главному проходу. Меч он, согласно приказу, оставил у входа. Диктатор глубоко вздохнул. Он тщетно старался скрыть свои чувства от Лабиена.
