Аркадий Адамов - Василий Пятов
— В Пассаже, — сухо ответил Пятов, — а Варвара Фоминична действительно приехала со мной.
Задавая все новые и новые вопросы, Фелюгин почти силой увлек Пятова с собой. Они обогнули адмиралтейство и скоро очутились на Исаакиевской площади. Еще через минуту они входили в роскошный вестибюль гостиницы «Hotel Paris». «Интересно, что от меня хочет этот Гобс», — подумал Пятов, когда они поднимались по широкой лестнице на второй этаж.
Фелюгин проскочил вперед. Через минуту камердинер открыл дверь в кабинет, и Василий Степанович увидел высокого, худощавого англичанина, который с любезной улыбкой вышел из-за стола и, испытующе глядя в глаза Пятову, сказал:
— Весьма рад познакомиться с вами, мистер Пятов. Я случайно узнал о вашем интересном изобретении и попросил мистера Фелюгина устроить нам встречу. Прошу садиться.
Гость не понравился Гобсу. «Хитрец, — решил он, — знает себе цену, дешево не отделаешься. Придется сразу ошеломить цифрами. Если не выйдет, предложим второй вариант».
Когда все сели, Гобс сказал:
— Мистер Пятов, мы оба специалисты своего дела и скрывать друг от друга нам нечего. Скажу откровенно: меня очень заинтересовало ваше изобретение, и я готов купить его у вас. Предлагаю, не торгуясь, по-джентльменски — двести тысяч.
— Я не продаю своего изобретения, сударь, и не понимаю, как вы могли узнать о нем.
— Подумайте, мистер Пятов, — сказал Гобс, не отвечая на его вопрос. — Ученый комитет не понял вашего изобретения и отклонил его. То же произойдет и с вашей второй докладной запиской, ибо ее будут рассматривать те же самые лица. В России это дело обреченное. Не то в Англии. Наша фирма быстро освоит новый способ изготовления брони, для этого у нас есть огромные производственные возможности. И тогда «способ Пятова» начнет свое триумфальное шествие по Европе. Мы, конечно, сохраним ваше имя за этим изобретением. Неужели вы предпочтете погубить свое детище, чем дать ему такую славную жизнь?
«Он уже знает о второй докладной записке, — с беспокойством подумал Пятов. — Это, видно, Фелюгин слышал мой разговор в канцелярия и передал ему». И он не спеша произнес:
— Видите ли, милостивый государь, на мой взгляд, всякое изобретение, как и всякий человек, должно иметь свою родину. Только на родине оно и получает поистине славную жизнь. Мое изобретение родилось в России и должно быть здесь осуществлено. А другие державы могут потом учиться у нас, если пожелают. Что касается денег, то они меня не соблазняют.
— Это не может быть, — решительно возразил Гобс.— Вы ведь не только изобретатель, но и коммерсант. Вы арендовали завод, закупили оборудование. У вас одних долгов, наверно, на сто тысяч.
Пятов молчал.
«Настало время изложить второй вариант, — подумал Гобс. — Ах, чёрт, этот человек далеко не так прост».
— Ну, хорошо, мистер Пятов, — примирительно сказал он. — В ваших словах о родине есть известная доля истины. Поэтому я вам предлагаю следующее. Как видите, я пока единственный в России человек, который по достоинству оценил ваше изобретение. Вы арендовали завод? Великолепно. Вы просите у правительства ссуду, но эти тупоумные члены комитета вам отказывают. Что ж, можно обойтись и без них. Давайте организуем общество на паях, и компания «Пятов и К°» станет в России монополистом по производству брони. Я вношу шестьдесят процентов капитала и беру на себя всю коммерческую сторону предприятия. Согласны?
«Надо выиграть время», — подумал Пятов. При этом он невольно посмотрел на сидевшего против него в кресле Фелюгина. Корреспондент безмятежно улыбался, поблескивая стеклышками очков.
— Я хочу обдумать ваше предложение, сударь, — сказал, наконец, Пятов. — Оно мне кажется деловым. Через две недели я сообщу вам ответ.
— Чтобы подумать, хватит и ночи, — насмешливо произнес Гобс, — а потому я жду ответа завтра. И смотрите, мистер Пятов, — с угрозой добавил он, — если вы не согласитесь, то пеняйте на себя. Против вас восстанут могущественные силы. Вам, кроме того, будет грозить журнальная травля. Не правда ль, мистер Фелюгин?
— Безусловно, господин Гобс, она уже назревает, — с готовностью отозвался Фелюгин. — Мне стоило большого труда до сих пор сдерживать ее.
— Завтра ответа не будет, сударь, — холодно возразил Пятов. — И вообще вы выбрали неподходящий тон для разговора. Меня вам не удастся запугать.
Он встал. Гобс не пытался его удерживать.
Выходя из кабинета, Пятов услышал, как Фелюгин убежденно сказал Гобсу:
— В «Современник», безусловно, нам не для чего адресоваться, — он нас не поддержит. Но и кроме него есть влиятельные журналы, и все они стоят на других позициях, чем он.
Пятов прикрыл за собой дверь и стал не спеша спускаться с лестницы.
— У меня к вам, между прочим, есть интересное предложение, господин Гобс, — сказал Фелюгин, когда они остались одни. — Этот субъект приехал в Петербург не один…
Выйдя по Малой Морской на Невский, Пятов повернул направо, в сторону Пассажа. «На что это намекал Фелюгин, говоря о «Современнике?» — думал он. — «Журнальная травля!» Почему же «Современник» ее будет в ней участвовать? Интересно. А что если взять да и зайти туда? Не зря Фелюгину, видно, не по вкусу этот журнал».
Пятов пошёл быстрее. Очень хотелось видеть Варю. Она, бедняжка, наверно, вся извелась за день. А у него столько новостей. И он все ускорял и ускорял шаг.
Ранние зимние сумерки окутали город. В витринах магазинов на Невском зажглись первые огни.
На следующий день Пятов отправился разыскивать редакцию «Современника». Варя вполне одобрила его намерение.
— Раз это такой важный журнал, Вася, то надо пойти, — сказала она. — Они сердятся на него, значит ты сердиться не будешь.
Час спустя после ухода Пятова к Пассажу подъехало элегантное английское ландо. Лакей, соскочив с козел, подошел к дворнику и узнал, где остановился господин Пятов с супругой и кто из них сейчас дома. Затем он открыл дверцу ландо и оттуда вышла молодая, богато одетая дама. Сопровождаемая лакеем, она скрылась в подъезде. Это была госпожа Русилович.
Не без интереса шла она на свидание с Варей. Фелюгин накануне передал ей записку от Гобса. Тот по секрету от мужа дружески просил ее об этом и намекал на щедрое вознаграждение в случае успеха ее миссии. Журналист между тем сообщил, что жена Пятова очень хороша собой — высокая, стройная, с черными косами чуть не до пят и чудесными карими глазами. Она, конечно, любит хорошо одеваться. А Пятов обещал ей, вероятно, золотые горы, когда проект его будет осуществлен. Вот с этой-то стороны и следовало, по мнению госпожи Русилович, начать атаку.
Когда Варя открыла дверь, она была поражена красотой и богатством стоявшей на пороге дамы.
— Здравствуйте, милочка, — как можно ласковее сказала гостья, проходя в комнату и знаком приказав лакею дожидаться ее в коридоре. — Я хочу поговорить с вами.
С первого взгляда она убедилась, что Фелюгин нисколько не преувеличивал. Но он, как большинство заядлых волокит, не обратил внимания на умный взгляд больших карих глаз и твердую складку губ. Это заставило госпожу Русилович немедленно изменить план атаки.
Она присела на стул. Варя все еще продолжала стоять, смущенная неожиданным визитом.
— Я очень близко к сердцу принимаю вашу судьбу, милочка, — продолжала Клара Ивановна. — Мой муж сделал все, чтобы спасти проект господина Пятова в морском ученом комитете. К сожалению, из этого ничего не вышло. Вы очутились на грани разорения и нищеты. Но вчера мой муж рассказал мне, что господину Пятову, оказывается, предлагали колоссальные деньги, и он сгоряча отказался от них. Я не могу до сих пор придти в себя от огорчения, — говоря это, она всем своим видом искусно изображала сострадание. — Подумайте только — двести тысяч! Ах, милочка, вы должны повлиять на своего мужа. Ведь вы, наверно, мать семейства и любите Василия Степановича. Так ради него самого, ради детей, их будущего…
Варя низко склонила голову, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Гостья умолкла. Тогда Варя тихо сказала:
— Я, право, не знаю, что ответить, сударыня… Муж говорит, что его изобретение ждет весь русский флот. У меня вот дядя служил на флоте. Он приезжал перед войной на побывку и много рассказывал нам о Севастополе, о Нахимове. Как моряки любят этот город! Как они любили адмирала Нахимова! А англичане и французы чуть не отняли у нас Севастополь и Нахимова убили и дядю моего тоже.
Варя тяжело вздохнула и продолжала:
— Нет, не думаем мы о деньгах, сударыня. Уж если придется, так и в бедности проживем. Ведь и деньги-то не свой человек предлагал, а англичанин. Вон у нас на заводе такой же был, Пиль его звали. На что уж пьяница и вообще пропащий человек, а от него только и слышали: «Моя Британия, моя Британия…» Так уж нам-то сам бог велел Россией гордиться. Судьба, видно…
