Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов
– Честно, сам не понял, что произошло, – признался Скокович. – Со мной такого приступа ярости никогда не случалось. А тут увидел над бастионом чужое знамя… Как в голове что-то хрустнуло. Даже стыдно как-то.
– Бросьте вы! – удивился Павел. – Чего стыдиться?
Подошёл полковник Ган. Павел с поручиков вскочили.
– Ох, спасибо вам, – крепко пожал им руку полковник. – А вас, похлопал он по плечу Скоковича, – к Георгию представлю.
– Эй, бедовые, отдохнуть решили? А ну туда или сюда! – кричали солдаты кому-то в ров.
Павел с полковником тоже высунулись. Во рву, среди завалов из тел, сидели пятеро английских солдат. Сидели спокойно, будто решили отдохнуть. У всех были мохнатые гвардейские шапки и яркие красивые мундиры.
– Эй, там, в яме! Чего не слышите? – крикнул им Павел на английском.
Вдруг один из гвардейцев громко, пьяным голосом затянул «Боже храни королеву», и четверо остальных подхватили такими же пьяными голосами.
Наши солдаты спустились в ров, отобрали у англичан оружие и подняли гвардейцев на бастион. Один из них заговорил быстро, проглатывая часть слов, и при этом лицо его светилось от блаженства.
– Молится он, что ли? – недоумевал генерал Багрянцев.
– Нет, – объяснил Павел. – Радуется.
– Чему? – не понял генерал.
– Говорит, что для него война закончилась, и он больше ничего не должен отечеству и королеве.
– Спроси, какого они полка и звания.
– Бесполезно, – махнул рукой Павел. – Пьяные в стельку. Лопочет, что его королева послала войти в Севастополь, вот он уже в нем, и больше не желает воевать.
– Вот же чёрт нерусский, – выругался Багрянцев. – Отведите их в штаб.
– Они просят пройтись по Севастополю маршем и спеть гимн королеве.
– Маршем пусть пройдутся, если в состоянии, а гимн – не сметь! – строго сказал генерал.
Англичан увели.
Генерал Багрянцев снял фуражку и громко сказал:
– Молодцы, брянцы! Задали жару.
– Ура! – раскатилось над бастионом.
Стали убирать раненых. Павел вновь занялся с сапёрами исправлением траверсов.
– Готовятся! – крикнул сигнальщик. – На Камчатском люнете французские колонны.
– Патроны! – закричали стрелки.
Полковник Ган распорядился, чтобы принесли из порохового погреба патроны и раздали штуцерным. Над полем разнёсся барабанный бой. Французы готовы были идти на штурм.
– Ну, ребятушки, держись! – громко сказал полковник Ган.
– Ваше благородие! – несмело окликнули его стрелки. – Патроны не те.
– Что значит – не те? – Ган побледнел.
– В дуло не лезут.
– Где интендант? – зло огляделся Ган, но потом махнул рукой. – Ну, ребятушки, делать нечего, придётся штыками работать.
Французские барабаны неожиданно смолкли, и колонна свернула в сторону.
– Не наши! – выдохнули стрелки.
– Бог уберёг, – перекрестился Ган. – Ох, найду я интенданта! Удержи меня Бог от гнева! Кто-нибудь – быстро за патронами!
– Александр Фёдорович, – устало произнес генерал Багрянцев, обращаясь к Гану. – Я пойду в блиндаже отдохну.
Лицо генерала было серое от копоти и пыли. Глаза слезились. Багрянцев, теряя силы, сел прямо на землю и часто, хрипло задышал.
– Вы хорошо себя чувствуете, Михаил Захарович, – забеспокоился Ган.
– Да, какой там! Кажись, контузило. Левый бок не чувствую.
– Носилки! – потребовал полковник Ган.
Генерала осторожно уложили на носилки.
– Идите тихо. Не трясите, – напутствовал Ган.
– Вы, уж, извините меня, Александр Фёдорович, что я раскис.
– Да что вы такое говорите, Михаил Захарович! Отдохните.
– И у солдат за меня попросите прощения. Стыдно, хоть в землю провались.
Все вновь в напряжении замерли на банкетах. На английских позициях тишина.
– Ваше благородие! Ваше благородие! – закричал сигнальщик, указывая на Малахов курган.
– Эй, что там? – вдруг тревожно воскликнул Ган. – Ну-ка взгляните, у кого глаз зоркий.
Ему никто не ответил. Все с ужасом увидели, как над полуразрушенной башней Корниловского бастиона развивается трёхцветный французский стяг.
***
К вечеру пальба понемногу утихла. Павел поспешил на четвёртый бастион. Слава Богу, и здесь штурм благополучно отбили. Бруствер наполовину разрушен. Во рву множество трупов, а за рвом всё поле устлано, словно ковром, вражескими телами. Он нырнул в блиндаж, где уже собрались офицеры Тобольского полка. Все были мрачные, молчаливые. Чего-то ждали.
– Кречен, где пропадали? – встретили его. – Тут такое творилось…. Уже хотели бастион подорвать.
– Я на третьем был. Скажу вам – там тоже творилось чёрт знает что. – А чего вы ждёте?
– Разве вы не заметили тряпку французскую над Малаховым?
– Видел.
– Ждём. Сейчас должны команду дать. Пойдём на штурм.
В блиндаж протиснулся запыхавшийся капитан Бершадский, дежурный по полку. Он быстро подошёл к подполковнику Шумакову и что-то шепнул ему на ухо.
– Не может этого быть! – подскочил полковник. На лице растерянность вперемешку со злостью. – Как же так?
Офицеры сгрудились вокруг Бершадского и Шумакова.
– Да, Осип Александрович, – печально ответил капитан.
– Я к командиру полка, – решительно объявил Шумаков и вышел.
Все тут же набросились на Бершадского:
– Что там? Да, говорите же вы! Что приказано?
– Господа, мы оставляем Севастополь, – ошарашил всех известием дежурный по полку. – Французы укрепились на Малаховом кургане. Приказано готовиться для перехода на Северную сторону.
– Так, что ж, сдаём город? – гневно спросил кто-то.
– Сдаём, – согласился капитан. – Только солдатам не надобно о сем говорить, дабы не упали духом.
– И что мы им скажем? Идём отдохнуть?
Капитан пожал плечами.
– Вот, позорище! – сказал с отчаяньем старый, седой майор. – Были бы сейчас эполеты на плечах, сорвал бы и растоптал.
– Да погодите вы, – несмело сказал кто-то. – Может, ещё не всё потеряно. Может, командование хитрость какую задумало.
– Да кукую хитрость? – гневно воскликнул седой майор. – Откуда хитрость в дурьей голове?
Вернулся подполковник Шумаков. Все обернулись к нему.
– Господа офицеры! – прорычал он мрачно. – Приготовиться к переправе на Северную сторону для ночлега. Завтра с рассветом возвращаемся и вступаем в бой.
– Завтра снова в бой? – переспросил кто-то.
– Господи, да конечно же – нет! – раздражённо вскрикнул подполковник. – Эту байку солдатам скажите, чтобы они бунт не подняли. Коль скажете, что город сдать решили, так они же не уйдут.
Он отвернулся и заплакал.
Офицеры стали нехотя расходиться, собирать свои подразделения. Вскоре, Тобольский полк, словно процессия на похоронах, двинулся вниз, к Екатерининской улице. Шил молча, понурив головы. Где-то ещё ухали последние орудия. Жужжали пули. Вражеские жеребцы, распушив огненные хвосты, метались и скакали по бастиону, но никто на это не обращал внимания. Последними шли сапёры и поджигали все, что могло гореть. Сначала из окон уцелевших домов валил дым, потом показывались языки пламени, и вскоре огонь уже бушевал, как ненасытный зверь, поглощая свою добычу. В музыку грохота орудий и треску бушующего пламени стал вливаться протяжный, тоскливый вой собак.
К мосту подошли к полуночи. Множество полевых орудий и зарядных ящиков стояло у обрывистого берега.
– Подсобить? – спросил подполковник
