Вандалы - Вольфганг Викторович Акунов
Всего лишь два кратких фрагмента «Анналов» Корнелия Тацита (отрывки из глав 29 и 30), а сколько из этих немногих строк можно почерпнуть важной информации о тонкостях римской политики! Мы прямо-таки воочию видим перед собой мудрого римского принцепса – цезаря Клавдия (как будто сошедшего со страниц великолепного романа Роберта Грейвса «Я, Клавдий»!), спокойно и неторопливо размышляющего и прикидывающего, как лучше поступить, нисколько не бездеятельного, но действующего именно так, как подобает императору «вечного» Рима, и даже проявляющего в своих действиях малую толику человеколюбия, ибо чрезмерное кровопролитие на Данубе-Дунае могло бы запятнать безупречно-белоснежную тогу властителя римлян. Опять варвары сделали все сами: они вызвали из Паннонии языгов и, разбитые сторонники Ванния, теперь могли отступить на покинутые языгами земли. Всего лишь небольшая передвижка где-то там, вдали, в туманной дымке, на чуть различимой из Италии северной границе «мировой» империи… Ну, стало несколькими тысячами варваров меньше в подлунном мире, все равно принадлежащем Риму (по крайней мере, на протяжении еще нескольких столетий) – что с того? Divide et impera! Разделяй и властвуй! Истребляй варваров руками самих же варваров! В этом – суть римской политики…
Примечательно, что и в данном случае вандалы и гермундуры выступали единым фронтом, что можно рассматривать как весомый аргумент в пользу существования вандальско-свебского братства по оружию, сложившегося и не распавшегося со времен Ариовиста. Этому боевому братству будет суждено распасться лишь в V в. после Рождества Христова, когда вандалы и гермундуры, два вышедших из сумрака далеких северных земель неустрашимых, энергичных и упорных в достижении своих целей народа-странника, сойдутся наконец в смертельной схватке за право поселиться на утраченных выродившимися римлянами землях солнечной Испании.
О «несметной силе», обрушившейся, согласно Тациту, на Бой(у)ге(й)м, он в конце приведенного фрагмента больше не упоминает. Ну, явились вновь очередные массы варваров, привлеченные надеждой на богатую добычу, подрались, пограбили да и убрались, зализывая раны, восвояси, как уже не раз бывало…Что с них, с варваров, взять?
Изменения происходили крайне медленно, поначалу почти незаметно. Появлявшиеся на страницах трактатов античных историков после молодых «войсковых царей» или герцогов-воевод, вроде Ариовиста или же Арминия (но и наряду с ними), внушительные фигуры более зрелых властителей вроде Мар(о)бода или Ванния, даже в шестьдесят лет лично, с оружием в руках, защищавшего свои власть и богатство, наглядно демонстрируют, что и у германцев харизма сильной личности постепенно начинает цениться больше способности юных витязей владеть мечом или копьем на поле боя. В то время как во всех частях чрезмерно разросшейся, разбухшей Римской «мировой» империи вспыхивают восстания, кризисы и пограничные бои, то и дело приводящие к избранию легионариями новых, т. н. солдатских императоров, у крупных германских племен и племенных союзов появляются первые властители межрегионального значения. На историческую арену выходят целые царские роды, из которых эти властители происходят.
Во главе со своим царем, носившим, по-видимому, имя Амал и давшим это имя целому царскому роду, готы покидают места своего расселения в нижнем течении Вистулы-Вислы и начинают свой дальний поход – важнейшее историческое событие столетия. Из сказания о странствовании лангобардов, именовавшихся первоначально вин(н)илами, т. е. «победителями», нам известно, какой сокрушительный удар готы нанесли иным народам, в свою очередь передававшим этот нанесенный им самим удар все новым народам, как по эстафете. Отступавшим под натиском готов лангобардам пришлось скрестить клинки с вандалами, поклонявшимися тому же богу, что и лангобарды; этот бог носил якобы имя Годан, созвучное, с одной стороны, племенному имени готов, с другой – слову «бог» = Год, Гуд, Готт, с третьей – имени верховного бога материковых германцев – Вотан, Вуотан, Водан или Воден, аналогу северогерманского – нордического – Одена-Одина. Из раннесредневековой «Лангобардской истории» Павла Диакона (Варнефрида) мы узнаем, что вандальский союз возглавляли в ту пору два царя («предводителя вандальских дружин». – Примеч. авт.), по имени Амбри и Асси. Возможно, вандалы подняли их на щитах (по обычаю, перенятому германцами у римлян, традиционно поднимавших на щитах новоизбранных императоров) перед лицом внешней военной угрозы, ибо теперь, когда основная масса готов пришла в движение, тесня и гоня перед собой другие восточногерманские народы, уже недостаточно было сплотиться чуть теснее, укрепить внешние бастионы и переселить жителей подвергающихся особой опасности селений вглубь своей территории. Нет, теперь речь шла о борьбе вандальского народа за существование. Или, если угодно, – о борьбе за выживание, по Дарвину.
В римских сообщениях об этих варварских передвижениях упоминаются и отдельные племена, входившие до сих пор в силезское культовое сообщество, сложившееся вокруг горы Цобтен. Теперь они внезапно оказываются «вооруженными мигрантами», странствующими по Европе далеко за пределами своей родины, расположенной на территории нынешней Восточной Германии. Виктовалы и лакринги отделяются от вандальского союза и, похоже, теряют на время всякое значение, как бы уходя в небытие. Готская миграция, а вслед за тем – и гуннское нашествие сметают и рассеивают их, как пыль, подобно хаттам и многим другим германским народам, известным ныне лишь историкам, хотя у них и были в свое время собственная идентичность, собственные судьбы, собственные надежды – совсем как у соседних народов, оказавшихся более счастливыми и сильными… Асдинги также покидают Силезию, что означает раскол самого ядра вандальского народа. Ведь, несмотря на крайнюю туманность сведений о раннем периоде существованья «изначальной Вандалиции», не подлежит сомнению, что именно асдинги и силинги были двумя главными племенами, составлявшими сердце и душу союза вандалов.
Значительная часть силингов, находившихся в большей степени под кельтским, чем под римским, влиянием, осталась в Силезии, передав в наследство потомкам те хоронимы (названия территорий), оронимы (названия гор), и гидронимы (названия водоемов), в которых, несмотря на их неизбежное искажение вследствие языкового воздействия пришедших в Силезию славян, хранится память о давно прошедшей германской эпохе