22 июня, ровно в четыре утра - Влад Тарханов
Господи! Почему ты забираешь его у меня? Вот только-только мы стали жить чуть-чуть лучше, семья учителей, это не так уж много денег, но Арону должны были дать завуча, только в третьей школе, когда-то польской. Какая разница? Мы пожили неделю у моих, а потом… я же всё видела. Нет, отец слова плохого не сказал. Но… как-то не получилось у них, два лидера в одном маленьком доме. Я, может быть, дуреха. Но мы ушли на квартиру. Еще надо было найти! Мне стало добираться на работу намного дольше, ну и что? Зато у нас была своя комната! Её сдавала Роза Давыдовна, старая армянка, добрейшая женщина. Даже то, что она нам сказала, что её не слишком обеспокоит, если у нас появится ребёнок! Как такое отношение не ценить? Я всегда старалась быть мужу опорой и поддержкой. Я же видела, как ему было тяжело! Новый коллектив, он всегда с таким трудом находил общий язык, хорошо, что Иван Трофимович его сразу же оценил и взял на заметку. С первого сентября тот должен был быть уже завучем. Понимаю, пропадал бы на работе, это ведь такой объем работы: быть заведующим учебной частью, это такая ответственность. Но я сказала ему: «Арончик, ты сможешь». Мэри первый месяц доставляла много хлопот, но я старалась, чтобы он их не чувствовал: это моя работа: встать, переодеть, накормить. Мэри всегда хорошо кушала. Это был единственный способ ее успокоить: дать сиську. Фокус: ап! Поела и спит!
Надо помахать мужу рукой… Он видит? Да, он увидел! Как здорово, что он видит, что мы его провожаем. Пусть знает, что мы его любим. Мы — это я и Мэри.
Когда мы счастливы — мы эгоисты. Да, сестры относятся к Арончику, как к своему, родители тоже считают его своим, пусть с оговорками, но любим-то, любим-то его мы с Мэри, я это знаю наверняка, Мэри знает это наверняка.
И тут все обрывается. Следует короткая команда, они все еще в гражданской одежде, Моня вспоминает, что в пиджаке внутренний карман был с небольшой дыркой, а она забыла его подштопать, но уже не исправить, а они, уже какие-то военные, чужие забираются на машину, полуторку, крытую брезентом. Моня понимает, что Арончик, ее Арончик уже отыскал её в толпе провожающих, загремела громкая бравурная музыка, кажется, что-то там про кавалеристов, под эту музыку машина выезжает на тесную улочку, а еще какая-то минута и исчезает за поворотом.
Теперь надо как-то прожить без мужа. К ней прижимаются сестры. Ну да, сейчас надо быть всем вместе. Так проще дождаться. И сколько всего надо сделать. Сейчас вернемся, надо покормить Мэри. Она еще не плачет, но скоро-скоро так захочет есть, что мало не покажется. А кормить где-то в переулке, или на лавочке у чужого дома… Нет, кормление ребенка требует тишины и стен родного дома. Они быстро стали спускаться с небольшого холма, на который выбрался военный комиссариат. Тут недалеко: два поворота, переулок — вот и наш дом.
Пришли девочки. Абрам свою жену уже не успокаивал, получились небольшие посиделки с женским коллективом. Отец говорил о том, что война — совершенно непредсказуемая вещь, что надо настраиваться на то, что все будет хорошо, но и трудностей будет много. И пока семья будет вся вместе, они обязательно смогут все пережить. А просто так сорваться и куда-то бежать, ну… они так не могут. Семья большая. Надо куда-то ехать, а куда и к кому? У Лейзы и у Абрахама все родственники не дальше Винницы. Может быть, сюда война и не дойдет. Он старался быть убедительным, но у него самого на душе было тревожно, но показать это своим девочкам (в том числе и жене) Абрам не мог, все-таки статус главы семейства обязывал. И все-таки успокоить их удалось, за общим столом стали решать, что им делать дальше. Больше всех его беспокоила Моня, правда, была надежда, что Мэри не даст мамочке сорваться, уронить себя в депрессию, необходимость заботиться о ребенке — это великая сила.
Снова голос отца был спокойным, сдержанным, решительным. Всё обговорили, выпили чаю, пошли и перенесли вещи Мони и Мэри со съемной квартиры домой. Монечка заняла диванчик в маленькой комнатке перед большой (гостиной), там же расположили и детскую кроватку, которую Абрам смастерил собственноручно из материалов, которые выписали на работе. Теперь сестры и родители пробирались осторожно мимо тихо сопящей Мэри. Она была на редкость спокойным ребенком и сильно маме не досаждала, спала ночью крепко, просыпалась рано утром, но как только ее кормили и меняли пеленки, как девочка снова засыпала, давая маме еще немного времени на отдых.
Но слишком долго пребывать в радушном расстоянии молодой маме не удалось. Время, закрученное часовой спиралью, раскручивало стрелки главного боя, вот-вот и пробьет их час, час делать свой выбор, час, закрученный в их собственную мертвую петлю. Скоро Моне придется расстаться со многими комплексами и иллюзиями. Война помогает точно расставить жизненные приоритеты, когда шелуха правил и привычек уступает жизненной необходимости. Но эти несколько дней, пока война не пришла в бывший пограничный городок, эти несколько дней позволяют людям оставаться людьми, еще теми, довоенными…
В жизни молодой учительницы был момент, который она вспоминать не любила, но, почему-то именно сейчас вспомнила его. Это было во время практики. Молодая студентка только-только должна была закончить Симферопольский педагогический (который не так давно образовали из Симферопольского университета имени Фрунзе)[20], но перед защитой диплома была отправлена на преддипломную практику в одну и школ небольшого городка
