Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга первая
— Так я и думал, — немножко раздраженно сказал Кагель. пропуская в комнату Лачина, — Разве ты, дьявол, дашь поработать!
Лачин усмехнулся подкупающе. Сегодня он был на редкость элегантен. На нем ладно сидел шикарный бежевый костюм, галстук, желтые лакированные туфли. И причесан был Лачин изысканно, будто жених.
— Вы забыли, господин лейтенант, — сказал он шутливо официальным тоном. — Сегодня вечером нас ждет многоуважаемая Зейнаб-енга,
Ах, да… Правильно, — неохотно согласился Кагель и тут же упрекнул друга: — Неужели тебе не надоели все эти… феи… пери, что ли? У меня от них голова кружится и привкус во рту противный.
— Это не то, о чем ты думаешь, лейтенант! Эта девочка не из тех, — серьезно сказал Лачин. — Думаю и поговорить с ней найдется о чем. Она— воспитанница медресе, и подружки у нее есть, такие же образованные девушки.
— Ну, Лачин, — засмеялся Кагель. — Уж не думаешь ли ты меня женить в своем Хорасане? У меня — невеста в Англии.
— Да нет, что ты! — обрадованно отозвался Лачин. — Просто за компанию…
— Хорошо, Лачин, я согласен.
Спустя полчаса они подъехали на фаэтоне ко двору Зейнаб-енга. Сидевший на скамейке Мансур, при виде господ, хотел было уйти подальше, но Лачин остановил его и приказал доложить о его приезде барыне. Мансур повиновался. Вскоре вышел слуга и повел знатных гостей по аллейке к большому каменному дому, крытому цветной жестью.
Зейнаб-енга встретила Лачина и его друга-офицера не очень приветливо, однако с изысканным тоном и тактом, как и подобает светской женщине. Она пригласила их к столу, служанка — тетушка Хотитджа — подала в позолоченных чашках кофе, шоколадных конфет, и разговор потянулся на самые отвлеченные темы: об Англии, о модах, о лучших блюдах. Кагель охотно отвечал барыне на все ее вопросы, а Лачин сидел и нервничал: ему поскорее хотелось увидеть внучку барыни, Парвин. Зайнаб-енга хорошо понимала, для чего молодой хан напросился в гости: ему хотелось поближе познакомиться с Парвин. Ну. что ж, пусть посмотрит, только не пить ему воды из этого чистого, журчащего родника.
— Милая! — ласковым голосом позвала барыня. — Иди-ка посмотри, кто у нас…
Парвин вышла в простеньком и милом домашней платье, в мягких бархатных туфлях. Она кивнула гостям, зарделась, смутилась и от этого стала еще красивее. У Лачина перехватило дух от этой прелести и нежности во взгляде. Она предстала перед ним очаровательной волшебницей из какой-то очень знакомой сказки. «О боже! — подумал он про себя. — Умереть не жалко за такую. Умру, но все равно она будет моей». Он не сказал этого вслух, но в глазах Лачина Парвин без труда прочитала то, о чем он подумал. Лицо девушки вдруг стало серьезным. Она холодно взглянула на него. Он замешкался и растерянно произнес:
— Ханым, прошу вас, познакомьтесь! Мой друг, из Англии…
Парвин мгновенно улыбнулась, протянула руку. Кагель назвал свою фамилию.
Постепенно налет некоторой официальности улетучился, беседа завязалась оживленная и непринужденная. Компанией, чего Лачин никак не предполагал, завладел лейтенант Кагель. Белое, со вздернутым носом, личико англичанина запылало от вдохновения, глаза игриво заблестели. Кагель, будто на экзамене в колледже, затараторил о значении цивилизации в слаборазвитых странах Востока, о моральной и духовной пище, какой снабжает британская нация темные, малограмотные народы и народности. В качестве примера Кагель назвал офицеров-индусов, получивших образование в Англии и сейчас служащих в британской армии.
— Если б в свое время Британия не вмешалась в отсталую жизнь племен Индии, — утверждал Кагель, — то и по сей день эта страна считалась бы дикой, населенной полудикарями. Была бы такой же провинцией как Хорасан, как вот это — Боджнурдское ханство…
— Что же вам не нравится в Боджнурде, господин? — обиженно спросила Парвин. — Выходит, вы принимаете нас за дикарей или, как вы говорите… полудикарей!
— Парвин, не мешай господину, пусть говорит, — тихо произнесла Зейнаб-енга. — Он же, наверное, знает, о чем лучше с нами говорить. Вот он и говорит…
— Нет, полно, что вы! — горячо возразил Кагель. — Я совершенно не имею в виду таких, как вы, как Сердар, как Лачин и других именитых людей! В какой-то степени вы — общество цивилизованное и стоите гораздо выше многих своих соотечественников. Но и вы, сознайтесь, господа, лишены многих благ, какими, например, пользуется даже средний англичанин. Я имею в виду театр, оперу, кинематограф…
— О, разумеется, — подтвердила сокрушенно Зейнаб-енга. — Всего этого мы лишены. Особенно кинематографа. В Мешхеде, говорят, люди уже смотрят живые картины…
— Ай, ничего особенного, — вставил слово Лачин. — Бегают, прыгают люди на стене, как плоские тени, ничего не поймешь!
Зейнаб-енга и Парвин отнеслись к замечанию Лачина безразлично, даже не взглянули на него, когда он говорил. Лачин насупился, а хозяйка дома тут же предложила англичанину:
— Господин Кагель… У нас есть инструмент. Может быть, вы смогли бы сыграть нам что-нибудь. Парвин играет, но разве можно освоить современный рояль без хорошего преподавателя?
— С удовольствием, дорогая Зейнаб-енга!
— Тогда идемте в другую комнату…
Вошли во вторую, более просторную комнату. Здесь, кроме рояля и дюжины мягких стульев, ничего не было. Вероятно, в этой комнате проводились увеселительные вечера. Кагель тотчас расстегнул воротничок гимнастерки, поднял крышку рояля, сел, откинул назад голову и пробежал пальцами по клавишам. Комната наполнилась приятными звуками. Кагель дружески улыбнулся Парвин. Она ответила ему такой же доверчивой улыбкой, и офицер вдохновенно заиграл что-то свое— английское. Парвин прислонилась сбоку к роялю, Зейнаб-енга остановилась за спиной британца. Лачин, оставленный без внимания, медленно ходил по комнате, издавая легкий скрип штиблетами. В груди у него все клокотало. Никогда он еще не испытывал, чтобы люди так холодно, так безразлично относились к нему. Сейчас он был зол на всех, и особенно на Кагеля. «Неужели и этот птенчик встанет мне поперек дороги?»— с досадой и пренебрежением думал он.
Лачин чувствовал, как все сильнее и сильнее охватывал его гнев. Сейчас Кагель закончит играть, все они повернутся и без труда поймут состояние Лачина. Надо немедленно на воздух или уйти совсем. Гнев — страшная вещь, к хорошему не приведет. Легонько он отворил дверь, прошел через веранду и остановился во дворе. Его обдало прохладным ветерком наступающей ночи. Сердце у Лачина забилось спокойнее. Нет, никуда он не уйдет. Он не покажет себя беспомощным перед этим слюнявым британцем. И обворожительную Парвин ему не отдаст. И вообще, он сделает так, что Кагель забудет дорогу к этой девочке.
Взволнованный Лачин вынул сигары, закурил. С некоторых пор он пристрастился к сигарам. Это было модно. Все, что делалось по-английски — значит модно. Только самих англичан он ненавидел, потому что был бессилен перед ними. Он курил глубокими затяжками и думал, думал, думал… Он размышлял в одиночестве до тех пор. пока с веранды не послышался голос Парвин:
— Господин Лачин! Куда же вы ушли? Мы ждем вас.
— Ханым? Прошу вас, подойдите-ка сюда на одну секунду!
Парвин спустилась с крыльца.
— Ханым, — дрожащим голосом произнес Лачин. — Лучше вас я никого еще не видел на всем белом свете. Если вы тоже полюбите, проявите взаимность…
Парвин не дослушала. С лёгкостью вспугнутого джейрана она взбежала на веранду и скрылась в комнате. Лачин бросил сигару и упрямо пошел вслед за ней.
Мгновенное возвращение в комнату Парвин, а вслед за ней и Лачина не вызвало у Кагеля никаких подозрений. Но хозяйка-барыня заподозрила сразу неладное: Парвин до крайности была смущена, прятала взгляд, стояла и растерянно смотрела, как белые пухлые руки Кагеля бегали по клавишам рояля.
Лачин, напротив, оживился. Понял он, что девочка совсем неопытна и боится его. Такую уговорить нетрудно, пара пустяков… Едва Кагель оторвался от рояля, он сказал:
— Чудесно, лейтенант! Вы очень здорово играли. Представляю, как бывает скучно Парвин-бану одной, когда рядом нет вот такого музыканта.
— Почему же скучно? — удивилась Зейнаб-енга. — У нее хорошие подруги, да и на занятия науками много времени уходит. А вообще-то, конечно, девушке простора не хватает. Учеба да дом, — больше ничего и не видит.
— Ханым, — очень приветливо обратился Лачин к Парвин. — Мы с лейтенантом Кагелем в ближайшее время собираемся поехать на прогулку за город. Я хочу моего друга познакомить с моими родными местами. Может быть, ханым, вы составите нам компанию? Уверяю, будет так весело, что вы не пожалеете!
— Что вы! — мгновенно ответила девушка, будто давно и с опаской ждала этого предложения.
— Но как можно, господин Лачин! — пожурила молодого хана Зейнаб-енга. — Девушка… одна — в обществе мужчин? Иное дело, целой компанией выехать, а одной с мужчинами… Вы смеетесь, господин Лачин.
