Александр Быков - Чепель. Славное сердце
Дети бегали под столами и вокруг родителей, звенели колокольцами, трещётки отбирали друг у друга, смеялись, пищали, наводили шум и гам. А все и рады. Женщины стали выносить на воздух свежую приготовленную страву* простую и сытную.
Вскоре пришли и гости. Брыва с женой и целым выводком детей. Богатырь, ни дать ни взять, он и по числу детей богатырь. Горобей пришёл не один — со старенькой матерью, а жены у него нет (печальная история, не ныне рассказывать). Кудеяр пришёл нарядно одетый, тоже без жены — холостой, завидный он жених. Прытко позже всех: «На немножко забежал — нянькался с семьёй». Круг за столом расширялся, народу всё больше, всё интереснее.
— Батя, вот ты говоришь Христос! — Бранибор навалился на добротный стол локтями.
— Говорю.
— А как Христос до наших старых богов относиться? Нам князь про Христа не говорит. Да нам вроде и так всё понятно: что этот Христос — слабый, распять себя дал. Воину нужна сила, уверенность, сноровка.
— Наши волхвы, сынок, Его встречать ходили, Его Мать поздравляли, дары носили. Потому, что было предсказано издревле у наших же волхвов, что придёт Спаситель, и начнётся эра Милосердия.
— Не особенно видать, что-то вокруг милосердия.
— А это милосердие надо искать в себе. Не кто-то придёт за нас милосердствовать, а самим в себе надо милость взрастить. Христос пример нам подал.
— А Перун как же?
— А кто говорит, что Перун плохой? Он — воинский Бог.
— Ну, вот в Киеве же его идола утопили.
— Ну, то киевляне! Что ты не знаешь киевлян? — буйный же народ! По человеческому рассуждению — можно и старину сохранить и новое, лучшее взять.
— То есть в воинском деле — Перун, а в мирной жизни — Христос?.. Может даже к лекарскому делу твоему больше подходит, «возлюби ближнего», нам-то всех никак не возлюбить…
— А почему нет? У нас много богов: Род, Лада, Жива, Велес, Перун, Святовид — всех не перечислить. Даже Знич — мал бог, да нужен. Как без крады погребальной? — никак. И все боги — одного корня побеги. Бог Родитель неисповедим и неизречим, во многих ликах проявляется. И Христос — один из них — лик святой Любви к ближнему человеку.
Да ведь многими ведунами так и говориться — Он Сын Божий, но ведь не единственный.
— Я вот думаю, как бы нашему Любомиру худо не пришлось, за то, что он следом за Киевом, Полоцком да Новгородом, за многими другими не спешит Христа принимать.
— Княжеские дела, сынок, не разберёшь нашим умом. Но, вроде же, свои — не должны худа сделать.
— Не должны…
Глава восьмая. Элипранд приехал
Застолье во дворе у Родомысла продолжалось своим чередом. А тут и песняры пришли. Вершко поднялся на встречу. Усадили за столы, напоили вкусным сбитнем. А песняры, не рассиживаясь, достали инструменты, стали в ряд. Янко и говорит:
— Почтенные старшие и все добрые люди! Мы пришли к вам нарочно подарить песню. Вершислав сделал нам доброе дело, выручил из беды, и мы решили в долгу не остаться.
Торхельд бойко загудел на волынке. Дивак встрепенул бубенчики и колокольчики. Смиргун вступил на гуслях радостно и бодро. Переливами зазвучала невиданная скрыпка Николы. И хор стройных голосов жизнерадостно заиграл всеми красками на местном наречии:
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!
Як пайшоў на ворога Брэн: адзин на сотни —Заблудиўся вокала, зачапиўся мотней.Як дарогу Брен найшоў, выйшоў на пагоракБачыть: вельми харашо — на ворози ворог!
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!
Бранибор отвёл голову немного в правый бок, отклонился прямой спиной назад, упёрся прямыми руками в колени, и всем видом выражал: «Это что такое?!». Женщины тихонько хихикали, кроме Доброгневы. Та косилась на мужа Бранибора — как бы не обидели любимого супруга, детинушку хоть и богатырскую, а всё равно — ранимую! Дед ухмылялся в бороду. Дети и Святояр раззявили рты, причём Святояр, похоже, больше всех. Вершко с друзьями переглядывались, довольно хитро посмеиваясь.
Брэн схапиўся за капьё, як скаженны мчытся.А тые спалохались — «мусит Перуница!!!»Як пабегли вороги, Брэн мячом махае —Як снапы па дзесять штук махам пабивае!
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!
А тые апомнились — «дзе же Перуница?! -Там адзин, адзин зусим над нами глумится!»Павярнулися назад — мячы, копья, стрэлы,Але Брэну ўсё не дренна — морэ па калена!
Рэ-эчица, рэчица, ты пра Брена грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, давай падпевай!
Брэн паскокаў ў други край — каб часам не забили,А за им тры тысячы, моцна завапили!Брэн ускочыў ў рэку, з конем утекають.А тые ж па берагу — Брэна паджыдають.
Бранибор поглядел на отца. Остальные, уже который припев дружно и весело пели вместе с песнярами. Святояр скакал задорно, просто от молодости. Вершко тоже старался — какой случай подцепить немножко такого серьёзного старшего брата.
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, Брена выручай-ай!
Ў други день памнили тые — мусит утапиўся.Але Брен пад беражком за корэнь учепиўся!Выплыу Брэн на трэйти день, голы, прычытае,Але ж ён с тых пор рэку як Мать почытае.
Рэ-эчица, рэчица, ты валною грай-грай!Рэ-эчица, рэчица, хучей паспявай!
Родная Дерэчица, ты пра Брэна грай-грай!Родная Дерэчица, чарку наливай!
Под конец песни полное застолье взрослых встали из-за столов и пели, пританцовывая. Бранибор немного смущённо улыбался. Родители подошли к Бранибору. Дед поцеловал Бранибора в темя, а матушка прижала богатыря к сердцу. Родня и гости шумно делились впечатлениями — надо же, про деда песня или про Бранибора?
А у деда и ещё не все гости! Во время исполнения песни «Речица» во двор зашли два путника — молодой и старый. Они постояли в сторонке, не мешая пению, слушали и смотрели на всё происходившее. Были одеты по-дорожному, но в западной манере: плащи короткие с капюшонами. На ногах деревянные башмаки с кожаным удобным верхом. В руках котомки, за двором остались привязанные к плетню кони с большими седельными сумками. Молодому человеку на вид было лет шестнадцать-семнадцать, он выглядел крепким и спокойным и имел светлое лицо, обрамлённое золотистыми волосами, собранными на затылке в пучок. Старший, довольно ветхий на вид мужчина, видимо, страдал кашлем — всё время прикладывал ко рту платок, зябко сутулился, несмотря на отличную весеннюю, уже летнюю погоду. Волосы его с обильной проседью были немного растрёпаны, а взгляд растерян.
Дед Буривой, привычный до появления у себя самых разных, в том числе больных людей, не обратил на них особого внимания до самого окончания песни Янки с друзьями. Когда же обернулся к ним, его лицо сначала замерло, затем дед нахмурился и, идя навстречу, спросил:
— Хто вы?
Старший прочистил горло и хотел что-то сказать, вместо этого протянул вперёд к деду руки.
— Чи гэто ты, Меркул?! — спросил дед, узнавая гостя.
— Это я, Борри! Не обнимай меня сильно, я болею — простыл в дороге и никак не приду в себя. Прости, это вместо приветствия, друг мой!
— Как же ты у меня оказался, дружище?! Я уже не надеялся, что увидимся, прошло, наверное, лет двести! — Буривой всё равно крепко обнял Меркула.
— Ну, не двести, но лет сто точно! — Меркул засмеялся и закашлялся вместе. Молодой гость с удивлением смотрел на обоих.
— А гэто кто с тобой… дай я отгадаю! — дед смотрел, глазам не веря, на юношу в дорожном плаще.
— Ты отгадал, Борри, — читая по глазам Буривоя, сказал Меркул. — это их сын!
— Мать честная! Мальчик мой, дай я обниму и тебя! — Буривой заключил в крепкие объятия молодого человека, который, кажется, понимал, что к чему, но стеснялся. — Как же тебя зовут, скажи мне?
— Элипрандо.
— И сколько же тебе лет?
— Исполнилось шестнадцать.
— Будешь настоящий хоробр-богатырь*…
Дед вдохновлено, с блеском в глазах обернулся к толпе своих родных и друзей:
— Люди, побачьте, хто гэто до нас прыехау*! Надея, гэто Элипранд! Моей сестры Олёны сын! Из Милана приехал! Ты помнишь Бонифация? Это их с Олёной сын. И Меркул приехал! Дети мои, познакомьтесь, Элипранд — ваш брат двоюродный. Моей сестры, я вам рассказывал, и Бонифация Миланского удалого боярина сын. А это — Меркул, друг Бонифация и мой друг. Вот какие вы, молодцы, приехали! Пошли к столу, бо у нас свято — Трибожий день!
