Мари-Бернадетт Дюпюи - Лики ревности
– Подведем итог: по-вашему, вы настолько смущены, что начали нести бог знает что? – Девер был резок.
– Так и есть… Как вы догадываетесь, мне приходится бывать в Феморо – два раза в неделю. По воскресеньям хожу к мессе, в четверг покупаю табак. Конечно, я встречаю чернолицых. Букара как-то видел возле церкви. Вы же знаете, как бывает: прихожане разговаривают, здороваются. Нет-нет, а что-то и услышишь. Имена, фамилии – чуть ли не через слово. Вы же понимаете?
– Разумеется.
– Ладно! Мне пора возвращаться к жене. Она, бедная, ждет меня посреди поля, держит лошадь. Может снова пойти дождь, а работы еще много. Надо заканчивать с пахотой.
– Ступайте, мсье Мийе! Я приеду еще, будьте уверены!
Это было своего рода предупреждение, и прозвучало отнюдь не дружелюбно. Жюстен Девер с неприкрытым интересом наблюдал за хозяином дома. Бастьен спрятал сигариллу в ящик буфета, дрожащими руками надел каскет и вышел.
Изора, похоже, дожидалась удачного момента и тут же сбежала по лестнице. На ней был красновато-коричневый костюм-двойка с прямой юбкой и приталенным жакетом, который приятно оживлял белый воротничок. Девушка причесала волосы и надела серую фетровую шляпку-клош[22].
– Святые небеса! Теперь вы – школьная учительница! – заулыбался полицейский.
– Я получу пост учительницы в будущем году и одеваюсь соответственно! Но с собой я прихватила фартук – нужно будет помочь будущей свекрови на кухне!
– Если вы готовы, поедемте! Завезу вас в поселок и отправлюсь к шахте Сен-Лоран. Некая вдова Виктор может подтвердить алиби вашего папочки!
– Не называйте его этим словом, – поморщилась Изора. – Оно слишком мягкое и подходит тем, кто любит своих детей, но никак не моему отцу!
Ее слова окончательно покорили Жюстена Девера. Необычная хрупкая девушка с личиком недовольного ребенка нравилась ему безумно.
– А правда, что вы… м-м-м… немного не в себе? – пошутил он.
– Судите сами, – серьезно отвечала Изора. – Но я так не думаю. Родители считают меня идиоткой и одновременно восхищаются, что я получила образование. Пожалуйста, поехали уже!
– Прошу вас, мадемуазель! Счастлив побыть вашим шофером!
Он улыбнулся ей, как мужчина, который хочет понравиться, но Изора даже не посмотрела в его сторону. Стоит только войти к Маро в дом, и все опасности, все печали забудутся! Девушка быстро выскочила во двор и направилась к черному автомобилю с заляпанными грязью колесами.
«Может, у девчонки на самом деле не в порядке с головой, или она просто легкомысленная, – наблюдая за ней, размышлял инспектор. – Как жаль оставлять такой бриллиант в этой глуши! В Париже она бы имела успех…»
Ему пришлось ускорить шаг, чтобы догнать Изору и открыть перед ней дверцу. Девушка устроилась на переднем пассажирском сиденье, и через несколько мгновений автомобиль отъехал от фермы на глазах у изумленных Люсьены и Бастьена Мийе. Обдуваемые ветром, супруги стояли на поле, покрытом глубокими коричневыми бороздами, и глядели вслед машине. Над головой с хриплым карканьем пролетела стая воронья. Женщина сгорбилась, перекрестилась. Ее муж поднял хмурое лицо к небу.
– Проклятая ищейка! – пробурчал он. – И ведь что-нибудь да вынюхает!
– Для этого нужно иметь что вынюхивать, Бастьен!
– Если он узнает, что в юности ты была помолвлена с Букаром, кто, по-твоему, окажется за решеткой?
– Зачем ты так говоришь? Ты не убивал Альфреда. И я знаю, где ты был, когда в шахте рвануло. Лучше бы мне не ведать, но увы! А куда это Изора собралась в такую рань?
– Помчалась в поселок – помогать своим ненаглядным Маро! Перед полицейским я слова не смог сказать. Ну и ладно, скатертью дорога!
– Ты никогда ее не полюбишь, да, Бастьен? – спросила Люсьена.
– Что еще за разговоры? Я за ней приглядываю, и все. Вот выйдет замуж – смогу спать спокойно.
– Она неплохая девочка! Хозяйка говорит, способная и серьезная. Подумать только! Скоро станет учительницей!
– Жду не дождусь, моя Люлю, жду не дождусь…
И, стиснув своими большими обветренными руками рукояти плуга, фермер взялся за работу. Прикрикнул на лошадь, и та сразу пошла вперед – было видно, как под кожей играют мышцы. Люсьена с тревогой глянула в сторону болот, простиравшихся за соседним лугом, и поплелась следом.
* * *Онорина Маро обрадовалась, когда, открыв дверь, увидела Изору. По ее расчетам, она должна была явиться к вечеру, вместе с другими гостями.
– Здравствуй, моя девочка! Ты сегодня рано! Это и к лучшему, подсобишь мне по хозяйству. Или, может, ты просто пробегала мимо?
– Нет, что вы, я рассчитывала прийти пораньше и помочь, если понадобится. Выходит, не ошиблась.
– Ты пришла очень кстати! Дочки приедут не раньше пяти, а Жером с Тома в лазарете.
– Девочки тоже будут? Адель и Зильда?
– Мать-настоятельница позволила им ненадолго отлучиться. Я так мечтала, чтобы они приняли постриг, и это произошло. Хотя, признаться, я бы предпочла, чтобы при других обстоятельствах…
– Конечно, мадам. А крошка Анна? Она поправляется?
– Нет, ей становится только хуже. В первых числах декабря собираюсь ее навестить. Видит бог, как бы мне хотелось взять ее домой на Рождество! Но компания наверняка не позволит – под предлогом, что от моей крошки может заразиться кто-то из местных. Вот уж глупость!
– Так привезите ее домой тайком! – предложила Изора, повязывая фартук. – Никто и не узнает!
– У меня не хватит дерзости обмануть господина директора! Если готова помочь, почисти, пожалуйста, картошку, а потом принеси петрушки и щавеля для омлета. Заморозков еще не было, так что на огороде осталось немного зелени.
– Хорошо, – кивнула девушка, радуясь, что она здесь, рядом с замечательной женщиной, которая дорога ей уже потому, что она – мать Тома.
Это родство делало ее в глазах Изоры едва ли не совершенством. Доставая клубни из большой ивовой корзины, девушка украдкой наблюдала за хозяйкой дома. Двадцать три года назад она носила под сердцем Тома – крошечное существо, которому еще только предстояло появиться на свет и вырасти. А потом он кормился молоком из этих округлых тяжеловатых грудей…
– Что ты так смотришь на меня? – поймала взгляд Онорина.
– Просто так… Мне пришло в голову, что для ваших лет у вас хорошая фигура. Вы не полная и не худая, мадам Маро, и у вас совсем нет морщинок.
– Вот еще! – прыснула со смеху Онорина. – Нам, женщинам, говорить между собой о таком не пристало. Мне и дела нет, как я выгляжу, лишь бы мои дети были живы и я могла их обнять. Бедный Жером, как подумаю о нем, душа разрывается! Если бы не война, он не потерял бы зрение. Такое несчастье для нас всех…
– Вы правы, мадам Маро, это очень печально, – согласилась Изора.
– Но он молодец, не отчаивается! Не успел проснуться, как уже надрезал для меня килограмма два каштанов[23]! Гюстав поджарит их на улице – он уже достал маленькую переносную печку, на которой я обычно кипячу белье. Сосед угостил нас каштанами, а Тома их обожает, особенно поджаренные на открытом огне.
– Я тоже люблю. Раньше мы с Тома часто ходили за каштанами.
– Вы с ним крепко дрýжите… И уже много лет.
– Мы с Тома – самые лучшие друзья на свете!
– Скажу честно, мне казалось, что это не просто дружба, но потом появилась Йоланта, и я решила – глупости!
– На самом деле глупости, – безмятежно заверила ее Изора.
Разговор пошел своим чередом, и каждая из женщин вплетала в него дорогие сердцу воспоминания. Онорина сварила кофе, вынула из буфета золотистую булку-гаш[24].
– Проголодалась? – спросила она.
– Я всегда голодная, – простодушно призналась Изора. – А у вас в доме еда – всегда праздник. Мадам Маро, а можно спросить о брате моего деда, Филиппе?
– Спрашивай.
– Утром к нам на ферму приезжал инспектор Девер, хотел поговорить с отцом. Разговор шел в основном о моем двоюродном деде, и оказалось, что он был чуть ли не развратником – подкарауливал девочек после уроков возле школы.
– Шов-Сури – развратник? Нет, нет и нет! Постыдились бы так порочить имя хорошего человека! Бедная моя девочка, твои мать с отцом сочиняют небылицы, а ты принимаешь за чистую монету!
– А вот и нет! Иначе зачем бы я стала у вас уточнять? Вам, мадам Маро, я верю.
– Любому понятно, зачем Шов-Сури ходил к школе: надеялся тебя увидеть, а если повезет, то и поговорить. Одиночество тяготило его. Если бы вам позволили общаться – может, и у него в жизни было бы больше радости…
Изора кивнула. Какое-то время она, не отрываясь, смотрела на стол перед собой и думала о своем, потом очнулась и встала:
– Схожу-ка я на огород за петрушкой и щавелем!
Девушка прошла по коридору, откуда узкая дверь с задвижкой вела в сад. Он был небольшим, но Гюстав Маро нашел место для всех овощей, необходимых для приготовления вечернего супа.
Изора прошлась между рядами лука-порея и красной свеклы. Ее внимание привлекла грядка с савойской капустой – на больших гофрированных листьях поблескивали капли воды. Сад был отделен от соседского дощатой перегородкой – и так у каждого домика. Летом вьющиеся цветы оплетали изгороди, даря каждой семье некоторое уединение.
