Валерий Мухачев - Сын предателя
Однако приёмная комиссия, разглядывая слабо покрытый мускулами скелет Николая, остановилась на мысли, что семнадцать килограмм нехватки мяса являются препятствием к службе. В глазах пухлых женщин Николай читал выражение тихого ужаса.
Военный комиссар долго не стал разглядывать простор между ногами Николая, просто покачал головой и изрёк:
-Придётся отправить в часть для откорма!
Врачи сообщили, что откормом тут едва ли пахнет.
-Где учишься? - спросил полковник.
-Поступаю в Педагогический.
-И как успехи?
-Сдал литературу на три.
-Ну, если поступишь, учись, - отеческим тоном поощрил Николая полковник. - А не поступишь, год отсрочки. И поправляйся!
Николай, несмотря на отсутствие угрожающих жизни килограммов веса, мчался домой, как на крыльях. Конечно, было некрасиво отлынивать от почётной обязанности, но, во-первых, дефект в здоровье, как оказалось позднее, он имел серьёзный, а во-вторых учиться хотят многие, да многим легче отслужить три года в армии, чем один раз сдать экзамены в ВУЗ.
История СССР не доставила больших хлопот. Получив отметку "четыре", он сказал Прасковье, что он - студент!
Прасковья улыбнулась заговорщически.
-Не знаю, куда бы ты поступил, если бы я не сходила к Марие Алексеевне. Она хорошо помнит твоего отца, а слово Главврача на медкомиссии что-нибудь да значит.
Николай смотрел на мать, которая стала ему казаться чином не ниже генерала. Но сомнение в душе у него всё же осталось. Ведь нехватку веса комиссия наблюдала и при погонах на плечах!
Полученные пятёрки за рисунки и живопись подтвердили слова Николая. Теперь следовало забыть о сумасшедших зарплатах, перейти на скудное питание и долго находиться в крайней нужде.
Прасковья, привыкшая бороться за светлое будущее человечества рука об руку со Сталиным и следующими Генсеками после него, смотрела на жизнь прагматично. Сын и экзамены сдавал в сатиновых шароварах, которые Прасковья только умела шить, и в них же учиться надумал вечно.
Нищенский вид студента совершенно не вязался с его талантом. Но это Николая не волновало.
Первый преподаватель Худ-графа был к тридцати пяти годам полностью облысевшим, обещал студентам будущие успехи, даже не озвучивая педагогическую направленность обучения.
Но совсем по-другому рассуждал Декан физико-математического факультета, к которому был приплюсован Худ-граф. Теперь Николай, совершенно не усвоив физику в средней школе, должен был изучать её за полный курс Физико-математического факультета! Правда, без применения задач.
Как это должно было выглядеть, Николай предположить не мог, но уныния эта новость ему добавила.
Его совершенно не расстроило, что их сразу отправили в колхоз на уборку картошки. Любая поездка вдаль от дома его радовала. Он ещё только сел в кузов автомобиля, как стрела амура пронзила наскозь его тщедушную грудь. Его взгляд столкнулся с взглядом неописуемым по красоте! То, что красавицы обладают способностью гипнотизировать, Николай не знал, и подозрений в этом направлении не имел.
Зина была неотразима! В груди Николая прозвучал сигнал, день за днём всё усиливаясь до уровня взрыва! Было ещё хорошо, что этот взрыв был подземным, и до общего обозрения не дошёл.
Николай за месяц служения отстающему колхозу немного поправился, но Зина с её чудесным даром природы в виде удивительного взгляда становилась для него наваждением, заслоняющим реальный мир.
глава 20
Картина, которая предстала их глазам, была ужасной. Часов через пять быстрой ходьбы они наткнулись не результат кровопролитного боя. Десятки бойцов Красной Армии издавали зловоние, от которого тошнота стала подступать к горлу. У многих руки сжимали винтовку или автомат, не успев истратить патроны до конца. Были и изуродованные тела от попадания снаряда поблизости.
Фёдор, прикрыв нос фуражкой, выбрал себе винтовку и пистолет, валявшиеся на земле, насобирал десяток патронов. Андрей выпростал из рук покойника автомат с круглым диском, и долго стирал с него остатки прилипшей плоти. Оба бежали от догоняющего трупного запаха полчаса, после чего, обессиленные, легли на траву в окружении негустого кустарника, чтобы отдышаться. Нашли чуть позже лужу, помыли руки и съели по лепёшке из ржаной муки.
В сумерках добрались до берега реки. Предположили, что это река Великая. Но им было всё-равно, независимо от названия этой водной глади, не перебраться на противоположный берег.
Да и был ли смысл в этом, они не знали. Решили отойти от поблескивающей на солнце реки и повернули на запад, чтобы избежать заболоченной местности, которая не обещала им ни скромного провианта, ни маломальски сносного ночлега.
Деревни были здесь удалены одна от другой на семь - десять километров, по дороге это было бы - не расстояние, но постоянная настороженность, замедление шагов при каком-нибудь непонятном звуке, да ещё переход дорог и просек удлинняли эти расстояния чуть не втрое.
Фёдор уже часа два ощущал пожар в желудке, его пошатывало, он часто глотал небольшими порциями воду из фляжки, позаимствованной у погибшего воина, надеясь облегчить свои страдания. Под конец он упал и стал кататься по земле, потеряв всякий контроль над собой. Андрей стоял над ним, совершенно не зная, как поступить и чем помочь. Ночь приближалась по осеннему быстро.
Андрей отошёл к зарослям ивняка, обрамлявшего вечно невысыхающюю большую лужу, похожую на малюсенькое озеро, и оттуда осматривал округу, держа автомат наготове.
Когда приступ боли притупился, Фёдор сел на траву и, не увидев спутника, встал и пошёл, продолжая пошатываться, держа винтовку двумя руками перед собой, сам не зная куда.
Андрей догнал его и, ни о чём не спрашивая, пошёл впереди.
Ему уже было известно о болезни Фёдора, и он шёл вперёд решительным шагом, торопясь выйти к какому-нибудь жилью и добыть продукты для товарища.
Окраина села встретила их выжженным пустырём. Метрах в ста от крайнего дома торчали нелепые остовы деревьев, казавшиеся в густом полумраке цепью наступающего врага исполинского роста. Идти вперёд через это пространство было не по себе в вечернем сумраке. Они подождали, когда окончательно стемнеет.
в селе не слышалось какого-нибудь явственного шума техники или просто звуков. Спутников это почему-то совсем не удивило. Почти в полной темноте или близко к этому, они пробрались к крыльцу ближнего дома, тихо постучали. Не получив ответа, толкнули дверь и она со скрипом, напугавшим их, открылась. В тёмных сенях, судорожно сжимая винтовку и автомат, готовые в любую минуту открыть огонь, они запнулись о что-то мягкое. Андрей ощупал препятствие и грубо выругался в адрес фашистов.
Они осторожно перешагнули через труп и, спотыкаясь, зашли в избу. В темноте Андрей щупал пальцами пространство, пытаясь что-нибудь обнаружить. Ещё три трупа разной величины лежали вниз лицом на полу. В печи Андрей нашёл горшок, в котором в не слитой воде была неизвестно когда сварёная картошка. По тому, что от трупов запаха ещё не было, Андрей определил, что картошку есть можно. Лаз в подполье он искал перед печкой, едва не занозив пальцы.
Кольцо звякнуло, когда терпение Андрея было на исходе. Фёдор ощущал дуновение ветерка от движущегося в поисках Андрея. Ему сразу стало легче после первой съеденной картофелины, которую услужливый Андрей сначала надкусил сам.
Андрей, непонятно каким образом, легко ориентировался в темноте, открыл люк в подполье, спустился вниз, что-то нащупал, что-то вытащил, закрыл люк. Затем он с пола поставил свои находки на стол. Сложив улов в мешок, обнаруженный висящим на верёвке у печки, Андрей завязал сверху узел, закинул жалобно звякнувшую поклажу на спину, и они покинули избу.
Любопытство их не было удовлетворено, хотелось узнать, что случилось в этой деревне. К тому же Фёдор был серьёзно болен, поэтому они забрались в сарай и решили дождаться утренней зари. Хотелось хоть немного обсохнуть и отдохнуть от скитаний по лесу.
В сарае было пусто, но чувствовалось, что совсем недавно здесь была живность. Видно, каратели прочесали село весьма жестоко и выжгли поле перед лесом для своей безопасности.
Но тогда напрашивался вывод, что где-то здесь недалеко орудует партизанский отряд, и они непременно должны с ним встретиться.
Когда чуть забрезжило, оба, так и не сомкнув глаз, по огородам стали пробираться к другому дому. Запустение было и там. Соседняя улица тоже была пуста. Никакой военной техники, ни фашистов, ни жителей села не было видно.
Фёдор, оживший после скромного ужина и завтрака, уже не походил на развалину, был энергичен и хотел реабилитировать себя в глазах младшего по званию в их маленьком отряде.
-Надо разведать, всё же, что здесь произошло, - проговорил он, как будто сам себе. Но Андрей воспринял это, как приказ и пополз по огороду к следующему дому. Скоро он махнул Фёдору рукой, встал во весь рост и, не скрываясь, заглянул в окно. Село вымерло полностью. Непонятно было, почему не были сожжены дома. Единственным живым существом осталась кошка, на которую не хватило пули.
