Т. Браун - Весеннее пробуждение
– Конечно умею, – фыркнула она. – В тюрьме научилась.
Кит расхохотался:
– Совсем забыл. И чему еще ты там научилась?
– Например, как вылить горячий чайник на голову надоедливых нахалов. А теперь будь умницей и возьми у меня поднос. Я налью нам чая и заодно развею все иллюзии о моей хозяйственности, которые могли у тебя возникнуть.
Кит принял из ее рук поднос, и Виктория расчистила боковой столик от книг.
– Неужели тебя никогда не учили, как разливать чай в надежде заманить в свои сети невинного молодого человека?
– Ты забываешь, что нас с сестрой воспитывал мужчина. Он пренебрег такими тонкостями, как высокое искусство быть совершенно бесполезными.
– Ох, кажется, ты только что заклеймила все наше поколение. Благодарю, – добавил он, беря у нее чашку с чаем.
– Не все поколение, только высший свет. И Сюзи, и Элинор умеют готовить, и поверь мне, это намного лучше, чем красиво разливать чай.
– Значит, ты учишься готовить?
– Не говори глупостей. – Виктория присела в ближайшее к огню кресло с изогнутой спинкой.
– Довольно сложно говорить умные вещи, да и в целом воспринимать тебя серьезно, пока на тебе эта нелепая шапочка.
Виктория вскинула руки к голове, только сейчас осознав, что забыла снять косынку сестры милосердия. Она поставила чашку на стол и торопливо стянула косынку, но нечаянно зацепила несколько удерживающих волосы булавок. Пришлось вынуть заодно и их, скрутить на скорую руку волосы и заколоть на макушке растрепанным пучком.
– Так-то лучше, да и голове легче.
Она перехватила полный тоски и желания взгляд Кита, и в груди стало тесно. Кит быстро отвернулся к огню, а Виктория снова взяла в руки чашку и сэндвич.
– Да сядь уже наконец! – в сердцах воскликнула она, чувствуя досаду.
Она так обрадовалась, увидев Кита на пороге квартиры, а теперь он все портит своей излишней сентиментальностью.
– Трудный день? – вопросительно поднял бровь Кит.
– Нет, просто ты заставляешь меня нервничать, когда стоишь вот так. – И более мягким тоном добавила: – Садись и ешь.
– Не знал, что у тебя такие слабые нервы.
Кит сел в кресло и взял печенье. Обмакнул его в чай, откусил кусочек и уныло уставился на огонь в камине.
Виктория раздраженно вздохнула и тоже замолчала. Уже больше года она считала Кита своим лучшим другом, но до сих пор не понимала его.
– О! – выпрямилась она. – Угадай, кто сегодня приходил в госпиталь? Эдвард!
Кит посмотрел на нее странным взглядом:
– Он приходил навестить тебя или его ранили?
– К сожалению, ранили. Да и зачем бы ему заходить просто так?
– Прошлым летом он был без ума от тебя, – пожал плечами Кит.
От удивления Виктория даже опешила:
– Да ну тебя! Ты только что перешел границу Нелепости и отправился прямиком в соседнее государство Небыляндию. Может, тебя контузило на войне? – Небрежным взмахом руки она отмела все подозрения.
Вместо того чтобы разозлиться, Кит рассмеялся:
– Хотел бы я оказаться в Небыляндии. Из тебя получилась бы очаровательная Венди[4].
– Вовсе нет! Представь, что мне придется заботиться о детях. Потерянные мальчики хотели, чтобы Венди стала их мамой. Ты видишь меня в роли чьей-нибудь матери?
Виктория поняла свою ошибку, когда Кит оглядел ее горящими глазами.
– Может, да, а может, нет. В любом случае ты вряд ли окажешься хуже моей.
Виктория резко отвернулась. Правильно она делала, что не доверяла ему.
– Возьми еще печенье и перестань молоть вздор.
– Ладно, будем считать, что материнство не твоя стихия. Но я прекрасно представляю тебя в роли Динь-Динь. И согласись, из меня выйдет лихой Питер Пэн. Вторая звезда направо, и дальше до рассвета, и все такое.
Голос Кита звучал устало, и Виктория украдкой бросила на него взгляд. Он похудел, хотя они виделись всего месяц назад; под глазами залегли тени. От жалости и нежности у нее сжалось сердце.
Кит поднялся и помешал дрова в камине. Виктория больше не могла выносить грусть на его лице. Она встала рядом и положила руку ему на плечо:
– Тебе надо поспать. Хочешь, я позвоню шоферу? Он подвезет тебя до особняка матери.
Кит поднял руку и накрыл ее ладонь своей. Он не смотрел на Викторию, и на его лице мелькали тени и отблески пламени.
– Я не поеду домой. Мне нужно сразу вернуться в штаб-квартиру. Надо было выполнить одно поручение в городе, а утром я отбываю на пароме в Кале. У меня всего несколько часов.
Он сжал ее руку, и некоторое время они стояли молча. Пробивающийся через окна свет начал тускнеть. Виктория понимала, что надо отодвинуться и зажечь лампы – стоять вот так, держась за руки перед камином, опасно, Кит может неправильно истолковать ее поведение, но, как ни странно, ей не хотелось разрушать окутавшее комнату волшебство.
– Тебя отправляют на фронт? – тихо спросила она, глядя ему в глаза.
– Меня выбрали для других задач, – уклончиво ответил он.
И Виктории вдруг стало страшно. Не надо было и спрашивать, о каких именно задачах он говорил. Все равно он не вправе ответить, да и несложно догадаться, какие задачи могут поручить молодому человеку с прекрасным знанием немецкого языка.
– Когда тебе надо уходить? – спросила она.
Кит бросил взгляд на большие часы над камином:
– Через два часа я должен быть на вокзале.
Виктория наклонила голову и вгляделась в его профиль. Кит всегда был по-своему красив – темно-рыжие волосы, проницательные голубые глаза, – хотя его лицо привлекало скорее умом, чем классическими чертами. Но сейчас, глядя на друга, Виктория поняла, что он изменился. Раньше его губы часто кривились в язвительной улыбке, а в глазах таилась насмешка. Теперь же Кит выглядел задумчивым и нерешительным. Менее самоуверенным.
Или это отблески пламени заставляли ее видеть то, чего нет.
Наконец он повернулся к ней, и она, как ни старалась, не могла оторвать взгляд от его горящих глаз, хотя разум упорно твердил ей: «Будь осторожна!»
Она судорожно сглотнула, уже зная, что Кит собирается ее поцеловать. Однажды он уже целовал ее, но тогда это ничего не значило. Сейчас все было иначе. Этот поцелуй не спишешь со счетов. Как завороженная, Виктория смотрела, как он наклоняется к ней, и чувствовала, как бьется сердце. Поднимая голову навстречу губам Кита, она проклинала себя за слабость и глупость, но не могла совладать с собой.
В следующую секунду их губы слились в поцелуе. Когда Кит обнял ее за талию и притянул к себе, Виктория не сопротивлялась. Наоборот, она обхватила руками его шею и позволила себе полностью раствориться в ощущении непередаваемой правильности происходящего.
Кит порывисто провел рукой по ее волосам, небрежно вставленные шпильки посыпались на пол, и волосы разметались по спине густой волной. Кит прервал поцелуй. Тяжело дыша, он прижал ее к себе и зарылся лицом в шею.
– Виктория, – шептал он, – моя прекрасная шалунья, ты сводишь меня с ума. Я так тебя люблю. Пожалуйста, скажи, что и ты меня любишь. Умоляю, скажи, что выйдешь за меня.
По телу Виктории пробежала дрожь. Упоминание о замужестве мигом стряхнуло чары. Зачем только она допустила, чтобы все зашло так далеко, особенно накануне его отъезда?
Высвободившись из его объятий, она сделала глубокий вдох. Потом одной рукой скрутила волосы и принялась судорожно оглядываться в поисках шпилек. Почему так темно? Что за беспечную глупость она себе позволила!
– О, Кит, ну почему ты постоянно твердишь о свадьбе? Как затертая пластинка на граммофоне! – с досадой выкрикнула Виктория. Она совершенно запуталась, голова шла кругом. – Где эти дурацкие шпильки?
Она включила ближайшую лампу.
– Я так понимаю, ответ «нет»? – холодно спросил Кит.
Виктория заморгала от яркого света и поморщилась при виде его окаменевшего лица. Кит опустил руки и стиснул кулаки, а в только что лучившихся теплом глазах горел ледяной огонь. Она едва не вскинула руки, чтобы отгородиться от исходящего от него холода.
– Конечно «нет»! Мой ответ всегда был «нет». Я не хочу выходить замуж. Почему ты думаешь, будто что-то изменится? Это ты хочешь стреножить меня, словно вьючное животное! А теперь… теперь ты уезжаешь и воспользовался моим… моим… – Она запнулась.
Конечно, он воспользовался ее мягким сердцем, грустью и растерянностью перед его отъездом и глубокой привязанностью. Но как выразить словами то, что она сама с трудом понимает?
Кит потянулся к ней, но тут же опустил руки:
– Ты права. Ты ни капли не изменилась. Все такая же упрямая и инфантильная, как всегда.
– Я упрямая? Я?! – Виктория перешла на крик, но ее перестали волновать приличия. Глаза щипало от слез. Разочарование и смятение подталкивали к срыву. – Что за бред! Это ты постоянно просишь моей руки, несмотря на все мои отказы. Почему ты не можешь просто оставить все как есть? Зачем портить нашу дружбу разговорами о замужестве при каждой встрече?
