Виталий Полупуднев - Митридат
– Его сопровождают легкие корабли пиратов из флотилии твоего пресветлого сына Фарнака, – добавил вошедший. – Слава тебе, великий Митридат!
– Добрый знак, добрый знак! – молвил царь, отстраняя волосатой рукой златотканый занавес, и, прищурившись, посмотрел на море, усеянное судами. – Передайте, чтобы они шли в Армену, но не разгружались. Боспорские суда с грузом будут двигаться со всем флотом на запад. А старшего их ко мне на берег! И обеспечить охрану, чтобы никто не мог протянуть руку к боспорскому хлебу!
Асандр издали увидел царские корабли и поразился их богатству и аляповатой многокрасочности. Ему передали приказ Митридата двигаться в гавань Армены и там стать на якорь, не разгружаясь. Армена считалась предместьем Синопы и являлась ее морскими воротами, так как сама Синопа была труднодоступна со стороны моря и своей большой гавани не имела.
Царские корабли первыми вошли в гавань и заняли ее. Со стороны моря было видно, как матросы опускали алые паруса на огромных пентерах и как человеческий поток хлынул навстречу царю, сходящему на берег. Копьеносцы разделили толпу народа, дабы дать царю и его свите проход.
К самому борту боспорского корабля подошла большая ладья с десятком гребцов. В носу ладьи стояли двое: один – впереди, в зеленом кафтане, другой – позади, в нем легко было узнать Евлупора, хотя он прикрыл косматую голову блестящим шлемом.
– Э-гой! – вскричал Евлупор, поднимая руку. – Асандр! Сойди к нам, будешь следовать за царевичем к царю Митридату!
Асандр оставил за себя Панталеона, а сам в сопровождении слуги спустился в зыбкую ладью, которая сразу устремилась к берегу. Человек в зеленом кафтане повернулся. Он был широк в плечах, тонок в талии, носил персидские сапоги с острыми каблуками и остроконечную шапку, отороченную мехом. Его закрученные усы были окрашены в красный цвет по персидской моде. Широкий пояс и тяжелый меч сверкали золотом и самоцветами.
– Это царевич Фарнак, приветствуй его, – быстро вполголоса сказал Евлупор.
Асандр поклонился и, прижав руку к сердцу, произнес слова приветствия.
– Великий Митридат милостив к тебе и желает видеть тебя! – сказал царевич низким голосом. – Государь любит смелых!
Здесь Асандр заметил, что облик царевича грубоват, как у воина, руки шершавы, а лицо опалено солнцем и морскими ветрами. Его расшитый кафтан был в пятнах и даже прожжен в нескольких местах, словно царский сын спал в нем у костра на голой земле. Сразу можно было догадаться, что царевич не избалован придворной жизнью и не привык к роскоши. Позже Асандр узнал, что Фарнак славился как неутомимый охотник и мужественный воин, который не любит нежиться в прохладных залах царского жилья. Дни, а часто и ночи, он проводил верхом на коне, гоняясь за дикими козлами или обучая войска сложным поворотам и стремительным атакам в сплоченных рядах. Он покидал седло лишь для того, чтобы ступить крепкими ногами на палубу боевой триеры и возглавить быстроходную флотилию пиратских кораблей, где его доверенным помощником был Евлупор, бывший беглый раб и пират. Этот прирожденный воин сам явился к Митридату и пал ниц, умоляя принять его в войско вместе с подчиненными ему пиратами, а корабль его включить в состав царского флота. Митридат проявил милость, оставил его капитаном корабля в составе флотилии, подчиненной Фарнаку. Царевич приблизил его к себе за бесстрашие, силу и честность; разгадав характер этого человека по смелым поступкам и открытому, благожелательному взгляду странно голубых глаз.
Подплывая к берегу, царевич спрыгнул прямо в воду и двумя прыжками достиг сухой песчаной полосы. Его красные сапоги намокли и оказались перепачканными илом и морской зеленью.
Медведеподобный Евлупор поступил так же, он выскочил на берег даже раньше Фарнака. Асандр не мог не усмехнуться, глядя на его широкое лицо, заросшее бородой, и раздувающиеся ноздри. «Звероподобный раб!» – воскликнул он мысленно, вспомнив кличку, под которой в Пантикапее знали Евлупора.
Сообразив, что ему неловко оставаться в лодке и ожидать, пока она стукнется носом в берег, Асандр подобрал полы плаща и тоже выпрыгнул из ладьи и поспешил за Фарнаком, чувствуя, как вода быстро проникла в его чувяки.
III
Асандру предстояло явиться к царю в момент, когда тот стоял у походного жертвенника на холме, окруженном войсками и народом. Митридат готовился принести жертву богам и испросить у них поддержки в предстоящей войне. Тут же сгрудилась пестрая толпа царских друзей, стратегов и жрецов.
Солнце припекало по-южному, куда жарче, чем в Пантикапее. Боспорец обливался потом, стараясь не отстать от Фарнака, которого за резвость ног называли «быстроногим Ахиллом». Фарнак считался вторым по значению царским сыном, первым был Махар, как старший по возрасту и более проявивший себя в делах государственных.
Царевич шагал легко, держался прямо, как тренированный гимнаст. Он не замечал жары, которую испытывал ежедневно. Невольно напрашивалось сравнение его с Махаром, тоже быстрым в движениях, но мешковатым и обремененным преждевременной полнотой. И если глаза Махара всегда поблескивали хитрецой и затаенной подозрительностью, то Фарнак смотрел более простодушно и прямо. Возможно, у Махара было больше способностей к делам государственным, тогда как Фарнак с головы до ног был воином, для которого выше всего являлся закон пролитой крови.
Сзади вполголоса переговаривались Евлупор и Гиерон. Последний испытывал слабость и пошатывался, как пьяный, хотя уже покинул неустойчивую палубу корабля и шагал по каменистой, раскаленной солнцем, земле Анатолии.
– Ты стал большим начальником и, как видно, любимцем царевича? – спросил Гиерон, икая и непрестанно утирая рукавами пот, стекающий по бледным щекам.
– Я служу великому государю, – ответил Евлупор с достоинством, – а это уже счастье! Теперь я не раб, а воин! И это счастье! Ты тоже можешь стать воином Митридата, я найду тебе место на моем корабле. И хозяин не воспротивится, так как здесь законы иные, чем на Боспоре!
– На корабле? – испуганно переспросил Гиерон, испытывая в желудке судорогу, предшествующую началу рвоты. – Я что-то не очень хорошо чувствую себя на море. Уж если воевать, то на суше!
– И то дело! Обратись к Фарнаку, он даст тебе копье, и ты станешь воином подсобной пехоты. Отличишься – получишь место десятника, добудешь богатство, а после войны приобретешь участок земли, а может, и рабов, которые будут на тебя работать! А?
– Я подумаю, друг мой, – ответил Гиерон неуверенно и как бы в раздумье. – Но я рад за тебя, ты нашел свою долю! А главное – обрел свободу!
– Ну, свободу найти труднее, чем поймать белую ворону. Конечно, обратно к Парфеноклу я не пойду! Я ношу оружие и повелеваю людьми. А вот свобода ли это – точно не скажу!.. Одно чувствую – теперь я стал человеком, как другие… Но перед царем – раб!
– Понимаю, царь тот же хозяин!.. Но ты мог остаться пиратом и быть свободным, как ветер моря!
– Ого!.. Ты плохо знаешь пиратов и их обычаи. Там есть один закон – это закон сильного, и одна свобода – убивать и быть убитым!
– Но ты же подружился с киликийцем, который возглавил ваш побег. А с таким дружком можно быть сильным!
– Подружился?.. Как раз нет!.. Мы не поладили, скрестили оружие.
– Из-за добычи?
– Нет… Он хотел выбросить за борт больного Микста, поскольку тот в пираты не годился. Микст лежал и охал, проклиная Парфенокла, который разбил ему печень пинком. Киликийца это бесило, но я вступился за Микста!
– И что же?
– Киликиец оказался на дне моря, а я вот здесь, в войске Митридата.
– А Микст?
– Умер, бедняга. Я похоронил его на острове Левка, там, где когда-то, по преданию, пребывал Ахилл после смерти… Боги воскресили Ахилла, а Микста не захотели. Да и едва ли смогли бы. Крепко бьет Парфенокл, лягается, как жеребец! Хотел бы я воткнуть ему копье в брюхо!
– Эй, потише! – сурово окликнул их Фарнак. – Мы приближаемся к великому государю! Готовьтесь пасть ниц!
Асандр невольно поправил на плече фибулу, скрепляющую края хламиды, и широко раскрыл глаза, рассматривая в волнении величайшего из царей, поднявшего руку на римское владычество.
– Вот он, повелитель Востока, сам Митридат Евпатор Дионис, – прошептал боспорец, испытывая неожиданную робость.
И тут же ему пришло в голову, что это не тот Митридат, которого он представлял себе по изображениям на монетах. Тот был моложавый человек с бритым лицом и выглядел культурным греком. Этот, с его крашеной бородой, одетый в негнущиеся ризы, избыточно затканные золотом и драгоценными камнями, да еще увенчанный большой китарой – башенной золотой шапкой, казался настоящим персом или вавилонянином. Спустя короткое время Асандр узнал, что Митридат был артистом в жизни и умел перевоплощаться в зависимости от поставленных целей, государственных или военных. Сейчас подчеркнуто персидская внешность как бы символизировала его враждебность к западному миру эллинов и римлян.
