Виктор Поротников - Добрыня Никитич. За Землю Русскую!
И вот, увидев улыбающуюся Алову, ощутив на себе ее ласковые прикосновения, Владимир почувствовал, как в нем нарастает бурная головокружительная радость. Сердце его учащенно забилось в груди. По глазам и улыбке Аловы Владимир сразу понял, что он ей далеко не безразличен, что прежняя ее замкнутость – это была лишь маска приличия, за которой она прятала свои истинные чувства. Иначе и быть не могло.
Владимир прикрылся одеялом, ему стало неудобно перед Аловой за свой внешний вид.
– Можно мне лечь рядом с тобой? – на ломаном русском произнесла Алова, делая вид, что не замечает смущения своего жениха.
– Конечно, ложись, – кивнул Владимир, уступая Алове место на кровати. – Мы ведь отныне супруги.
Алова встала и неторопливыми движениями принялась снимать с себя золотые украшения, аккуратно складывая их на широкую скамью, на которую были небрежно брошены одежды Владимира. Снимая с себя платье, Алова повернулась спиной к Владимиру. Под платьем у нее оказалась белая безрукавая туника до щиколоток. Фигурка у Аловы была еще по-детски тонкая, хотя ее бедра и ягодицы уже заметно округлились. Алова была очень белокожая, как и ее мать. В сочетании с белокурыми волосами и бровями цвета спелой пшеницы Алова выглядела совсем как русалка из старинных русских сказок и былин. Таких вот светловолосых и белокожих дев-водяниц Владимиру доводилось видеть на чеканных узорах серебряных чаш, на коврах и покрывалах новгородских ткачих и вышивальщиц.
Владимир не удержался и сказал Алове об ее внешнем сходстве с русалкой. Алова слегка зарделась от удовольствия. Ей было вдвойне приятно, ибо Владимир сказал это на скандинавском наречии, в котором он неплохо поднаторел, живя на Готланде.
– По нашему обычаю ты должен сам расплести мою косу. – Алова несмело взглянула на Владимира, присев на край ложа. – Тогда я стану твоей законной женой.
– Что ж, забирайся ко мне под одеяло, – бодро проговорил Владимир, похлопав ладонью по кровати рядом с собой. – Сядь вот тут.
Алова безропотно подчинилась. Она уселась на постели, поджав под себя ноги и повернувшись спиной к Владимиру. Княжич начал молча расплетать ей косу, сосредоточенно сопя носом.
– Там, где я родилась, тоже обитают русалки, – сказала Алова. Теперь ее голос звучал более уверенно, так как она говорила на родном языке. – Токмо даны и свеи называют этих речных и лесных дев по-своему. У нас их принято называть альвами. Есть альвы-мужчины и альвы-женщины. Альвы делятся на светлых и добрых и на темных и злых. У светлых альвов золотистые волосы, синие глаза, мелодичные голоса, они часто играют на волшебных арфах. Светлые альвы не боятся солнечного света. В отличие от темных альвов, которые ходят чаще всего по ночам, похищают людей и насылают порчу на скот. – Алова помолчала и добавила: – В Дании и Свеаланде белокурым девочкам довольно часто дают имя такое же, как у меня. Это имя означает либо «сказочная дева», либо просто «светлая».
– Стало быть, дядя подыскал мне в жены русалку, – улыбнулся Владимир, любуясь распущенными волосами Аловы.
Но в следующий миг лицо Владимира побледнело и вытянулось, он прижал ладони ко рту, спрыгнул с кровати и, шлепая босыми ногами по полу, выбежал из ложницы, хлопнув дверью. Недоумевающая Алова осталась сидеть на постели укрытая до пояса одеялом. До ее слуха из соседнего помещения доносились смутные обеспокоенные возгласы челядинцев, которые, перебивая друг друга, что-то говорили Владимиру, пытаясь его успокоить. Потом все стихло. Челядинцы увели стонущего Владимира куда-то на мужскую половину терема.
Алова легла на кровати поудобнее, укрылась одеялом и стала смотреть в потолок. Ее переполняли эмоции после всего пережитого за последние несколько дней. Буквально месяц тому назад Алова только и слышала из уст матери, что она еще слишком юна, что ей еще рано знать о том и об этом. И вот Алову обручили с княжичем Владимиром, не спросив ее согласия, это случилось еще на острове Ведде. Ныне же Алова стала женой Владимира, едва ступив на землю Новгорода, а ее мать теперь твердит ей, что она уже большая и должна поступать по-взрослому.
«Что значит поступать по-взрослому? – размышляла Алова, которую столь внезапно оторвали от ее подруг и кукол. – Взрослые сами порой действуют, как дети. Мой отец только и делает, что ребячится, совершая одни и те же ошибки и следуя советам неумных людей. Мама говорит, что вынуждена терпеть моего отца такого, каков он есть. Может, поступать по-взрослому, это значит терпеть чью-то глупость, грубость и неопрятность. Или жена должна пытаться как-то изменить в лучшую сторону своего мужа?»
* * *На другой день с утра Тора, встретившись с Аловой за завтраком, попыталась в деликатных выражениях вызнать у нее подробности первой брачной ночи. Алова без утайки поведала матери о том, что Владимиру стало нехорошо и он оставил ее одну на всю ночь. Тора, видевшая, в каком хмелю слуги увели Владимира со свадебного пира, понимающе покивала головой. Она была даже рада, что у Владимира с Аловой в эту прошедшую ночь так и не дошло до интимной связи. Владимир был подростком рослым и крепким, рядом с ним Алова выглядела совсем ребенком благодаря своему хрупкому телосложению, нежному простодушному личику и наивным глазам.
Беспокоясь за дочь, которая была совершенно не готова к тому, чтобы отдаться в постели своему юному мужу, Тора решила встретиться с Владимиром где-нибудь наедине и в доверительной беседе убедить княжича не принуждать Алову к соитию на ложе в первый год их супружества.
Понимая, что внутренне и физически пятнадцатилетний Владимир уже вполне созрел для интимных утех, Тора, уловив момент, пошепталась со своей преданной рабыней Берой, повелев ей отдаваться Владимиру при всяком удобном случае. Причем Бере надлежало соблазнять Владимира тайком от Аловы. Тора поручила Бере не просто ублажать Владимира интимными ласками, но прежде всего обучить его умению овладевать женщиной без грубости и боли. Тора достаточно натерпелась всего этого в замужестве со Стюрбьерном Старки, поэтому она не хотела, чтобы ее дочь постигла та же участь.
Владимир очень приглянулся Торе, едва она его увидела. Тора сразу же мысленно возблагодарила богиню Фригг за то, что та послала ее дочери такого красивого жениха. Все время, пока Владимир жил на острове Ведде, Тора оказывала ему знаки внимания, окружая его своим нежным покровительством. Тора всячески ограждала Владимира от грубоватых подтруниваний со стороны приближенных ее мужа, которые мигом узрели в нем медлительность и неумение обращаться с оружием. Буи, сын Торы, был моложе Владимира и физически слабее его, однако в беге наперегонки и в поединках на деревянных мечах Буи неизменно брал верх над Владимиром.
Между тем Тора обратила внимание, что Владимир более смышлен в рассуждениях и умении вести спор. В нем не было излишней горячности Буи, не было упрямства и зазнайства. Владимир очень быстро привязался к Торе, чувствуя ее искреннее расположение к себе.
Прошло несколько дней прежде, чем Торе предоставился случай побеседовать с Владимиром наедине. В тот день Добрыня надумал осмотреть хлебные амбары на загородных княжеских подворьях. В эту поездку Добрыня взял с собой и Владимира. Торе тоже захотелось прокатиться верхом, и она уговорила Добрыню взять с собой и ее.
После недавних осенних дождей дорогу развезло. Лошади вязли в лужах и жирной грязи. По сторонам от дороги стеной стоял нахмуренный темный лес. Внезапно конь под Владимиром чего-то испугался и резко рванулся в сторону, сбросив княжича наземь. Одной ногой Владимир запутался в стремени, поэтому испуганный жеребец протащил его по грязи саженей пять или шесть, прежде чем гридень Сигвальд сумел остановить его своей сильной рукой.
Добрыня накричал на Владимира, стыдя его тем, что он из-за своей извечной лени и нерасторопности даже в седле удержаться не может. Приехав в княжеское сельцо Быковище, Добрыня велел Владимиру задержаться там, чтобы очистить одежду от грязи и помыться самому.
«Обратно в город сам дорогу отыщешь, племяш, – раздраженно бросил Добрыня Владимиру. – Устал я с тобой нянчиться!»
Никто из гридней не посмел заступиться за княжича, видя гневное настроение Добрыни. И только Тора заявила, что поможет Владимиру отстирать одежду, а потом вместе с ним вернется в Новгород.
Пробурчав, что Тора вольна поступать как хочет, Добрыня быстренько оглядел зерновые закрома в Быковище и продолжил путь со своим отрядом к другому княжескому подворью.
Обельные холопы и стражи, жившие в Быковище, беспрестанно кланялись Владимиру и Торе, приведя их в главный теплый дом усадьбы, возведенный из толстых сосновых бревен. Скинув с себя грязную одежду, Владимир повелел женам холопов выстирать и просушить ее. Местный огнищанин накрыл для Владимира и Торы обильный стол.
