Андрей Зайцев - Драккары Одина
— Может, ты и прав, — согласился Хафтур. — Я знаю точно, что он - большой колдун. Но он уже старый и никому не желает зла...
— Сколько ему зим?
— Много. Больше восьмидесяти. Когда я пришел сюда, он уже был таким. Ничуть не изменился.
— А ты веришь тому, что он может предсказывать будущее?
— Верю ли я?.. — Хафтур задумался. — Когда-то, может, сорок зим назад, в нашем селении жила старая вельва, колдунья, она предсказала, что мой отец пройдет сквозь огонь и жив останется, а умрет от птицы...
— От птицы? — недоверчиво переспросил Олаф.
— Когда мой отец вместе с Хаконом Нетерпеливым делал набег в Нортумбрию, англы сумели поджечь драккар, на котором он был, — продолжал викинг, не обращая внимания на вопрос юноши. — Это случилось ночью. Драккары были на отмели, а почти всех дозорных англы убили еще до того, как поднялась тревога. С тех пор у отца левая рука и плечо были затянуты ужасным шрамом... Так вот, когда моя мать умерла, он взял себе молодую жену с острова Готланд. Я знал, что она не любит его, но он ничего не хотел слушать. И вот как-то раз, меня тогда не было в селении, соседи нашли его мертвым в доме, а кроме него, никого больше не было, только неизвестно откуда взявшаяся чайка сидела возле его тела. Когда люди вошли, чайка закричала и вылетела вон через открытую дверь. А жены его молодой никто с тех пор не видел...
— Она, что же, обратилась в чайку?
— Кто его знает? — пожал плечами Хафтур. — А только, выходит, вельва правду сказала.
В ту ночь Олаф спал урывками, проваливаясь в путаницу кошмаров... Ему снилось, что Айво позвал его с собой на охоту. Они вошли в лес, и вдруг вокруг них начали собираться большие олени. Смотрит Олаф: это не олени, а полулюди, у которых голова и грудь человека, а туловище оленя... Олаф хотел назад уйти, но Айво схватил его за руку и говорит, мол, там Лоухи [20] , надо бежать в лес. Айво бежал рядом с Олафом, но потом пропал, как будто сквозь землю провалился... Олаф вышел на опушку леса, глядит, у речки сидит старуха и прядет пряжу, но странно как-то. Станка у нее нет, пряжа сама выходит из рук... Олаф подошел и спрашивает: «Что ты делаешь, бабушка?» — «Не видишь, разве? — отвечает старуха. — Пряжу пряду, на саван тебе...» — «А ты знаешь, бабушка, когда я умру?» — «От чего же не знать? — усмехается старуха. — Умрешь ты между собакой и крысой в той земле, откуда родом был черный вождь-конь. А земля та была когда-то морем...»
* * *Через несколько дней после этого, когда все сильнее ощущалось дыхание приближающейся осени, Хафтур задумал рыбу ловить, а с собой по привычке, решил взять Олафа Руса. Они уже не первый раз отправлялись на лодке в море. Хафтур, постарев, уже не думал о том, чтобы вновь, как и прежде, податься в викинги.
Время его прошло, и он смирился с этим, хотя нет-нет, да и вспоминал о том, что умереть надо с мечом в руке... Отцу это не удалось, но его сгубила злая молодая жена, а Хафтур после смерти своей жены с женщинами больше дела не имел. Сказал своему воспитаннику, что скоро присоединится к нему на берегу, а тот пусть пока лодку готовит.
Так Олаф, захватив снасти, пошел к берегу первым. А по дороге повстречал старого Эгиля. Вспомнив про сон и недавний разговор с Хафтуром, Олаф с мальчишеской непосредственностью спросил старика:
— Верно ли говорят, Эгиль, что ты можешь видеть будущее?
— Говорят много, а правду ли? — усмехнулся тот, пристально вглядываясь в подростка. Заметно изменился Олаф с той поры, как появился здесь. Виделись они редко, но старик знал: всему свое время. — А что бы ты хотел узнать?
— Есть ли такая земля, которая раньше была морем, и где родился черный вождь-конь?
— Земля такая есть на востоке... — медленно проговорил старик, о чем-то размышляя. Может, удивило его, откуда мальчишка знает про это. — Но на востоке много есть земель. Когда-то предки ярла Стейнара и всех этих людей, — Эгиль показал рукой на дома, — пришли с востока в эту страну, прозванную Скандаландией. И был у них когда-то, в стародавние времена, первый город — Асгард, и стоял он в устье реки Тан...
— А разве не боги живут в Асгарде? — удивился Олаф.
— Верно, — старик погладил седую длинную бороду, в эти мгновения он почему-то напомнил юноше самого Одина. — Но с той поры много чего произошло... Асгард не всегда был городом богов.
— А можешь ты сказать, от чего умрет человек? — спросил мучимый сомнениями Олаф.
— Смерть одного видна на лице. А другому — удел иной. Только Норны знают про то...— старик помолчал, угадав раздумья Олафа. — Ты не умрешь от воды и голода.
— Так ли? — вздрогнул подросток, пораженный тем, что Эгиль разгадал его тайные мысли.
— Человек, взятый из царства Ромейского, захочет утопить дерево, а дерево ведь не тонет? — Эгиль загадочно улыбнулся, но Олаф смотрел на него, как на помешанного. Трудно было понять его язык, хотя бывший найденыш сейчас неплохо овладел норвежским.
Пока он размышлял над словами старика, тот ушел своей дорогой. На берегу Олаф бросил снасти в лодку, поглядывая на небо. Солнце выходило из-за скал, легкие облачка бежали в сторону заката. Олаф испытывал знакомое возбуждение, как всегда перед выходом в море. Копаясь в лодке, он услышал шпаги за спиной. Хафтур?
Повернувшись, с удивлением увидел Карна, стоявшего у самой воды.
— Зачем ты здесь? — с некоторой резкостью спросил Олаф. Он недолюбливал Карна, подспудно чувствуя лживость его натуры.
— Хафтур задержится... — невозмутимо ответил Карн. — Я принес немного еды. Сырая рыба не годится для пищи.
— Это Хафтур послал тебя?
— Да, кто же еще? Вот, возьми.
Карн положил кожаный мешочек у своих ног, как бы намеренно не подходя ближе к мальчишке.
Олафу ничего не оставалось, как выбраться из лодки и подойти ближе. Он поднял мешочек и, развязав, посмотрел, что в нем. А тем временем Карн забрался в лодку и с усмешкой поднял гарпун, осматривая его.
— Хороший гарпун. Надеетесь убить кита?
— Не твое дело, — нахмурился Олаф и отвернулся. Ему не нравилось, что Карн залез в лодку, но помешать ему он не мог. Все трали ярла Стейнара относились к Олафу без излишней почтительности, сознавая, что его положение в доме Стейнара не очень-то прочное.
Олаф понимал это и не требовал большего. Рассматривая содержимое мешочка, он не заметил, что Карн, отложив гарпун, достал нож и сделал незаметные тонкие надрезы в веслах. На такой надрез не обратишь внимания, а весло может треснуть в самый неподходящий момент. Затем, убедившись, что Олаф не смотрит в его сторону, Карн сделал маленький прокол в днище лодки ближе к корме. Пробить до самой воды он не смог, а может, и не хотел. Если бы лодка сразу дала течь, это бросилось бы в глаза и вызвало подозрения. К тому же рыбаки и не уплыли бы далеко от берега. Так что в действиях траля был свой расчет. Он знал, что Хафтур не очень любит рыбачить в самом фьорде, предпочитая отплыть на значительное расстояние в открытое море.
Взгляд Карна уперся в деревянный черпак, которым вычерпывали набравшуюся воду из лодки. Поборов искушение выбросить черпак, он вылез из лодки и подошел к Олафу.
— Доволен ты? — спросил он подростка.
— Я начинаю думать, что ты сам это приготовил, — усмехнулся Олаф, глянув на траля с презрительным прищуром.
— Благодарность — не лучшая твоя черта.
— Тебе приказал викинг, — ответил с вызовом Олаф. — Так проси благодарности у него.
— Когда-нибудь, Олаф Рус, — начал задумчиво Карн, — настанет день, и ты вспомнишь обо мне...
— Неужели? Для человека, не умеющего обращаться с мечом, ты довольно самонадеян.
— Ты забываешь, что я не имею права браться за меч и весло.
Олаф знал это. По здешним обычаям, трали не могли пользоваться оружием, но даже работать веслом. Это было право свободного человека - карла.
— Может быть, — бросил резко Олаф. — Но я почему-то сомневаюсь, что ты вообще когда-нибудь умел это делать.
— Желаю тебе хорошего улова, — не стал ввязываться в бессмысленную ссору бывший житель Константинополя и, повернувшись спиной к приемному сыну Стейнара, начал подниматься вверх по тропинке. Мысленно он уже простился с мальчишкой и его опекуном, вызывавшим у него приступы дикой ненависти и злобы. Такие, как Хафтур, пленили его и обрекли на жалкое существование! Теперь он поквитается за всё.
* * *— К вечеру ветер усилится, — сказал Хафтур, с некоторой тревогой поглядывая в небо.
Они уже отплыли от родного фьорда на приличное расстояние. Когда миновали Гринд-фьорд, ворота фьорда, Хафтур вспомнил, как когда-то впервые попал сюда. На Оркнейских островах он потерял много своих товарищей. Произошло это в бою между датскими и норвежскими викингами, когда и те и другие пытались овладеть этими водами. Добравшись до Скандинавии, услышал он о том, что ярл Стейнар набирает людей для набега. Податься Хафтуру было больше некуда, и он прибыл сюда...
