Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа
– По крайней мере, я могу хвастаться, что провел ночь в Лувре.
Де Торси остался серьезным. Все трое направились к двери, где их ждал стражник, и вышли в коридор. Охранник уже собирался запереть дверь, как вдруг Грегуар заволновался:
– Одежда для младенца!
– Крестильная сорочка? – Тангейзер проглотил еще кусок мяса. – Вернись и забери.
Его лакей бросился назад, в камеру.
– Который час? – спросил тем временем госпитальер.
– Почти четыре, – ответил Арнольд.
– Как Грегуар тебя нашел?
– Это я его нашел, случайно. Вы и представить не можете, что творится сегодня ночью! Было невыносимо видеть, как плакал король. Как он страдал… – молодой придворный покосился на стражника, невозмутимого и неподвижного, словно репа. – Вашего лакея поймали, когда он пытался залезть в окно второго этажа Павильона короля со строительных лесов южного крыла.
– Он смышленый парень.
– Ему повезло, что его не убили. Охрана забрала у него письмо для Реца. Но поскольку герцог уже несколько часов совещался с королем, письмо не могло быть доставлено. Вскрыть его тоже не решались. Мальчишку никто не мог понять, и его заперли в буфетной, пока все не выяснится. Я подозреваю, что к тому времени его могли избить до полусмерти. Похоже, ваши слуги и друзья проявляют удивительную преданность.
– Будь у меня больше друзей, я не попал бы в этот переплет. Почему меня арестовали?
– Понятия не имею. Мальчишка поднял в буфетной такой шум, что охрана выволокла его оттуда и собиралась вышвырнуть из дворца. Именно этот процесс я и застал, когда проходил мимо со срочным поручением. Ваш слуга бросился к моим ногам и стал бормотать «Аве Мария». Я взял на себя смелость вскрыть письмо, поскольку предполагал, кто его автор. Надеюсь, вы простите мне эту дерзость.
– Целиком и полностью.
– Я позаботился о мальчишке, выполнил свои поручения, беспрерывно умножавшиеся, и вот я здесь… хотя мне предстоит еще много дел, прежде чем окончится эта черная ночь.
Вздохнув, де Торси нетерпеливо оглянулся на дверь, ожидая появления Грегуара:
– Он там сам шьет сорочку?
Тангейзер вернулся в гостиную. Крестильная сорочка имела ценность только с точки зрения чувств, а в данный момент о сантиментах было лучше всего забыть. Рыцарь увидел, что его лакей направляется в спальню с кувшином воды в руках. Сверток с сорочкой был зажат у него под мышкой.
– Черт возьми, приятель, что ты делаешь? – возмутился Матиас.
– Другой пленник попросил воды, во сне, – пролепетал мальчик.
– Будь он проклят, этот другой пленник! Сунь сверток под рубашку и пойдем.
Из спальни донесся хриплый стон. Тангейзер схватил канделябр, вырвал из рук Грегуара кувшин и бросился в спальню, надеясь, что ошибся. Быстрым шагом он пересек комнату, опустил канделябр к тюфяку и перевернул пленника на спину:
– Орланду!..
За стенами, лишенными окон, снова послышался звон колоколов.
Щеки Орланду Людовичи ввалились, лоб его был липким от пота. Матиас приподнял ему веки. Глаза юноши ввалились, а зрачки сжались в маленькие точки – он был без сознания. Иоаннит просунул руку пасынку под плечи и сквозь мокрую от пота рубашку почувствовал жар его тела. Опиум и лихорадка. Он приподнял Орланду, не обращая внимания на его стоны, поднес кувшин к его губам и влил немного воды ему в рот. Юноша глотнул.
Тангейзер поставил кувшин на пол и снова опустил больного на тюфяк. Орланду был полностью одет. Сквозь разрез на левом рукаве виднелась повязка, охватывавшая его руку от локтя до подмышки. Пальцы госпитальера скользнули вдоль бинта. Ткань, вся в коричневых и грязно-желтых пятнах, была влажной на ощупь. Повязку наложили слишком туго, так что рука отекла. По обе стороны ткани кожа на ней покраснела и воспалилась. Матиас пощупал шею Орланду и обнаружил опухшие лимфатические узлы. Повязка скрывала серьезную рану, возможно, даже гангрену. Если отравленный гумор попадает в кровь, то за несколько часов убивает даже самого сильного человека.
В двери появился Арнольд:
– Прозвучал набат. Нам нужно уходить.
– Позови стражника.
Услышав, каким голосом рыцарь это произнес, де Торси не стал возражать. Тангейзер встал и посмотрел на Орланду. Это самый дорогой для него человек. После Карлы. Нужно очистить рану, удалить пораженную гниением плоть. Возможно, потребуется ампутировать руку. Может, снять повязку? Нет, вопрос поставлен неверно. Следует ли заняться этим здесь, в Лувре, или позже в другом месте? Для них обоих Лувр – это гнездо скорпионов. Он увезет отсюда Орланду. Если потребуется, то к рыцарям своего ордена, хотя Тампль находится на другом конце города. Перевозить больного не опаснее, чем оставлять здесь – во власти лихорадки и Доминика Ле Телье.
Арнольд вернулся со стражником, уже не скрывавшим своего беспокойства. Простой слуга, он столкнулся с неудовольствием людей, гораздо более влиятельных, чем он.
– Как тебя зовут? – спросил у него Матиас.
Стражник растерянно переступил с ноги на ногу:
– Жан, сударь.
– Скажи мне, Жан, когда Ле Телье доставил сюда этого заключенного?
– Вчера вечером, сударь. – Охранник задумчиво наморщил лоб. – То есть в пятницу вечером, а не в субботу.
Значит, Ле Телье.
– Заключенный уже был ранен, когда его привели?
– Его привели в таком состоянии, как вы его теперь видите, сударь. То есть рана была перевязана, хотя со вчерашнего дня ему стало хуже. То есть с вечера пятницы и утра субботы.
– Ты обратился за помощью, когда ему стало хуже?
– Конечно, сударь. Сегодня утром к нему приходил лекарь. Оставил вот это снадобье.
Жан указал на пол под кроватью. Там лежала маленькая стеклянная бутылочка, а рядом – стеклянная пробка от нее. Бутылочка была пуста. Тангейзер поднял пробку и лизнул ее. Горький вкус. Настойка опиума. Лекарь был невеждой, как и большинство его собратьев.
– Ему нужен хирург, а не снадобье, от которого он впадает в беспамятство, – скривился иоаннит.
Жан заморгал, обиженный несправедливым упреком.
– Но я благодарен тебе за бдительность и буду рекомендовать тебя герцогу де Рецу, – неожиданно добавил Матиас.
От такого нахальства у Арнольда отвисла челюсть. Тангейзер посмотрел на него:
– Мы не можем оставить твоего кузена здесь – в этом случае к вечеру он умрет.
– Моего кузена? – не сразу понял тот. – Ну да. Нет. Не можем.
Игнорируя его изумление, госпитальер вновь повернулся к стражнику:
– А если он умрет, нам придется отвечать перед Анжу.
Каждое из имен, небрежно произнесенных им, имело более серьезную силу, чем любое распоряжение Доминика Ле Телье. Гордость Жана, вызванная недавней похвалой, сменилась тревогой.
– Ты можешь найти двух человек, которые вынесут отсюда этого благородного больного? – спросил иоаннит.
– Всех охранников мобилизовали. – Жан был в панике. – Я один несу ночную стражу!
– Каждая лишняя минута угрожает его жизни. Помоги мне поднять его на плечо!
Когда они брели по плохо освещенным коридорам восточного крыла, Тангейзер подумал, что опиум все же принес определенную пользу. Без него Орланду вряд ли перенес бы это путешествие, а так он почти не шевелился. Это был уже не тот тощий мальчишка, который помог Матиасу пережить самую кровавую осаду в истории, и даже не стройный юноша, уехавший в Париж год назад. Но согнувшийся под его весом рыцарь не жаловался. Колокольный звон не утихал.
Арнольд молчал, пока они не миновали две пары дверей, но потом все же попробовал разобраться в происходящем.
– Мой кузен? – переспросил он госпитальера.
– Ты удостоился моей вечной дружбы – это сокровище доступно немногим, – отозвался тот.
– Хотелось бы знать, дорого ли мне придется за нее заплатить.
– Это еще не все. Скажи, где найти Амбруаза Паре?
– Королевского хирурга?
– Он должен быть где-то поблизости. Насколько мне известно, ему поручили лечить Колиньи.
– По приказу короля Паре неотлучно находится при Колиньи, в особняке Бетизи.
– Это далеко?
– От ворот десять минут пешком, но это невозможно…
– Амбруаз Паре – лучший в мире хирург. А мой сын умирает.
– Набат служит сигналом к началу резни. Колиньи убьют. Смотрите!
Арнольд открыл дверь и провел их в комнату, окно которой выходило на восточный фасад здания. Среди улиц на противоположной стороне площади стояла церковь, колокол которой непрерывно звонил. К северу от храма вдоль улицы, параллельной реке, вилась колонна вооруженных людей с факелами. Ее возглавляли десятка четыре всадников. За ними шли отряды аркебузиров, чьи запальные шнуры яркими точками светились в темноте. В арьергарде к небу поднимался лес алебард. По прикидке Тангейзера, всего их было человек двести.
– Кто ими командует? – спросил он.
– Герцог де Гиз. Большинство знатных гугенотов, которые не живут во дворце, поселились в этом квартале.
