Защитник - Конн Иггульден
Он покачал головой, и Мардоний, понимая чувства повелителя, улыбнулся. Да, в такой день казалось, что ничего невозможного нет.
Над афинскими улицами и рынками возвышался Акрополь. Он был везде, куда ни посмотри, как будто притягивал взгляд. Ксеркс видел храмы, некоторые в окружении строительных лесов, с незаконченными колоннами, – и все в честь греческих богов. Его лазутчики рассказали о многом, даже о памятнике, увековечившем сражение при Марафоне десять лет назад. Ксеркс знал: та победа греков над персами глубоко ранила царя Дария, надломила дух и стала, возможно, причиной болезни, оторвавшей его от мира, отнявшей силы и поразившей плоть. При мысли об отце Ксеркс ощутил прилив закипающей ярости. Он снесет эти камни!
Заметив какое-то движение на большой скале, он остановился:
– Там… наверху… там кто-то есть?
Поднеся ладонь козырьком ко лбу, Мардоний всмотрелся в даль и ответил:
– Есть, повелитель. Вероятно, это группа жрецов, насколько я могу судить. Мы их уберем.
Он не сказал царю, что тощие, кожа да кости, старики перекрыли главный путь к вершине, вооружившись древним оружием и доспехами, очевидно снятыми со стен храмов. Их присутствие было не более чем мелкой помехой, но избавиться от них к тому времени, когда молодой царь настоял на вторжении в город, еще не успели. Сейчас Мардонию хотелось отвлечь Ксеркса от мрачных мыслей.
Внезапно, словно подхваченный ветром, молодой царь сорвался с места и устремился к подножию Ареопага, менее чем в ста шагах от них. Подбежав, он не остановился и в энергичном порыве бодро зашагал вверх по ступенькам. Добравшись до огромной площадки наверху, Ксеркс дышал все так же легко и свободно.
Афинская знать собиралась здесь сотни лет. Царь шагнул к самому высокому месту на Ареопаге и, повернувшись, посмотрел на Акрополь. Но даже Ареопаг казался карликом по сравнению с этой величественной скалой.
Закаленный месяцами походной жизни, Мардоний тоже забрался на вершину без особого труда. Царь был в хорошем настроении и мог идти, если пожелает, в священные для врага места. Заметив оживление на Акрополе, Мардоний прищурился, глазом опытного полководца оценивая происходящее. Ничего такого, из-за чего стоило бы беспокоиться.
– Я отправил туда хазарабам – они поднимутся по тыльной стене. Другие отвлекут греков, стреляя снизу. Видишь, повелитель? Они доберутся до вершины и разобьют защитников храмов.
Хазарабам – персидский полк, тысяча воинов.
– А потом преподай им наглядный урок, – сказал царь. – Мне будет приятно. Сделай так: выстави тела на обозрение их богам.
– Как тебе будет угодно, великий царь.
Довольный Ксеркс медленно повернулся. Ему необычайно понравилось здесь, наверху. Вдалеке на юго-западе темнело море, за спиной высился Акрополь.
– Я не стану ждать, – сказал царь. – Хочу спуститься к морю и посмотреть, как мой флот разрушит их последние надежды. Пусть этот город сожгут. Здесь, кажется, довольно сухо. Полагаю, пламя распространится быстро.
Ксеркс посмотрел на навесы из парусины и старого дерева на рыночной площади, в паре улиц отсюда. Она была гораздо меньше, чем показалось внизу. Ее размеры выросли в его воображении из-за преступлений жителей этого города. Рынок, конечно, сгорит, как и оштукатуренные кирпичные дома с черепичными и деревянными крышами. Ксеркс улыбнулся, представив тлеющие уголья и плавно кружащие в воздухе искры, разносящие огонь дальше и дальше. Он устроит большой пожар, чтобы все пылало у него за спиной. Пусть греки видят столбы дыма и знают, что город их драгоценной богини Афины невозможно защитить, что он разграблен, осквернен и отдан на поругание. Ему была приятна эта мысль.
– Принеси мне факел, – сказал Ксеркс, и глаза его блеснули.
Мардоний свистнул стоящим неподалеку слугам, всегда готовым выполнить любую прихоть хозяина. Когда они поняли, что нужно, один из них взобрался на скалу, дрожащими пальцами достал кремень и кресало, высек пучок искр и, держа трут в сложенных чашечкой ладонях, поднес трепещущий огонек к палке, обернутой промасленной тканью и густо пропитанной смолой. Огонь схватился, затрещал, плюя брызгами. Слуга распростерся на камне, и пыль прилипла к его коже.
Полководец последовал за царем вниз, как будто тот возглавлял процессию. Пламя, которое нес царь, растянулось в воздухе грязной, закопченной лентой. Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, Ксеркс спустился на улицу и остановился.
Лето затянулось, и в городе было сухо. Ксеркс поднес факел к дранке под крышей, и пламя вгрызлось в дерево. От каждого тычка огонь разбегался все дальше, оставляя за собой тонкие струйки дыма. Некоторые плитки трескались от жара, издавая почти музыкальные ноты. Ксеркс смеялся и шел дальше, помечая огнем каждый дом. В конце улицы он повернул назад и остановился посреди дороги – столбы дыма соединились и поднялись, уже дыша, уже вырвавшись из узды.
Мардоний шел за царем и сам невольно улыбался, заражаясь его улыбкой – улыбкой завоевателя, довольного своим успехом. Ксеркс бросил факел, и полководец поймал его на лету.
– Закончи то, что я начал, – сказал царь. – Я решил, что этому городу не быть. Это награда грекам за дерзость, за то, что бросили вызов моему отцу. Сожги здесь все! Я иду на корабли! Хочу видеть, как будет разбит афинский флот. Благодари! Я поделился этим с тобой. Запомни этот день навсегда.
Ксеркс решительно зашагал в сторону моря. Мардоний смотрел ему вслед, а когда убедился, что царь не остановится, сжал губы в тонкую линию и резко махнул рукой, отправив вдогонку Ксерксу царских стражников и шестьдесят лучников. Он свистнул, вызывая дополнительную охрану. Да, ему доложили, что в городе безопасно, но что за стенами? По дороге к морю всякое может случиться. Кто знает, не остались ли здесь фанатики и не приготовили ли они засаду персам? Не хватало только, чтобы какой-нибудь безумный старик заколол Ксеркса в момент его триумфа.
Легкий ветерок сдул искры на одежду, и Мардоний переложил факел в другую руку. Если он и сомневался когда-то в благословении великого бога Ахурамазды царской семье, то все неверие рассеялось в этот день. Несколько месяцев они с Ксерксом вели сюда армию и флот, и больше не было таких целей, которые они не могли бы достичь.
Он нахмурился, вспомнив переправу по мосту из кораблей и долгий поход по Эгейскому морю. Его воины перенесли немало лишений и выдержали тяжелые испытания, чтобы стоять сегодня в Афинах. Многие уже не вернутся домой.
В
