Александр Барков - Визит к Бонапарту
Когда пушки смолкли и битва завершилась, сюда пожаловал в окружении штабных генералов Наполеон. Он пожелал лично оценить мужество русских солдат, а также подивиться смелости их генерала Павла Тучкова.
– Меня удивляет медлительность и нерасторопность Жюно! – разгневался император после того, как осмотрел местность и выслушал генералов. – Почему он тотчас же по моему приказу не поддержал Нея? За это я лишу его командования корпусом! Таковы горькие уроки войны!
... А Тучкова меж тем доставили на носилках к Неаполитанскому королю Мюрату, щеголявшему в бархатном мундире, расшитом золотыми позументами, в польской конфедератке с перьями и в желтых сафьяновых сапогах.
Когда лекарь перевязал кровоточащие раны генерала, Мюрат поинтересовался:
– Сколь многочислен ваш отряд?
– В битве участвовало не более полутора тысяч...
– Говорите это бабушкам! Бабушкам! Ваши колонны гораздо больше... – едко усмехнулся Неаполитанский король. – Отступать – значит признать себя побежденным. Раз отступил – сделал ошибку; в другой раз – надо упорствовать. Только это может спасти исход дела.
Тучков не промолвил ни слова.
– Много ли у вас потерь?
– Разве может быть без потерь в столь горячем бою?
– Да, тяжела война!
– Мы сражаемся за наше Отечество, маршал! И потому не ведаем тяжестей.
Мюрат смерил пленного с головы до ног презрительным взглядом, небрежно кивнул ему на прощанье и распорядился:
– Подлечите генерала! А затем отправьте его в главную квартиру к императору.
На пятый день поутру адъютант Бонапарта зашел к Тучкову и велел следовать за ним.
Бонапарт занимал величественный белый особняк с колоннами – резиденцию бывшего смоленского губернатора. Перед особняком прохаживались франтоватые офицеры, а при входе дежурили часовые. На лестнице и в гостиных мелькали генералы и военные чиновники.
Тучкова провели мимо них в пустую комнату. У дверей стоял высокий лакей с восковым лицом, в пышной придворной ливрее. При появлении пленного генерала с забинтованной головой, он с почтением отворил дверь и жестом руки указал, чтобы тот следовал далее один. Сопровождавший Павла Тучкова адъютант удалился.
В богато меблированной приемной у горящего камина стоял император. Небольшого роста, голубоглазый, тучный, в сером сюртуке, он о чем-то беседовал с начальником штаба Бертье.
Войдя в приемную, Тучков поклонился Бонапарту и начальнику его штаба. Те ответили ему вежливым приветствием.
На широком дубовом столе императора лежала развернутая карта России. Тучков заметил, что отступление наших войск помечено на ней булавками с зелеными головками; французских же – синими, желтыми и красными. Разноцветные булавки означали движение разных корпусов великой армии.
В углу близ окна стоял маршал Бертье.
Пристально взглянув в глаза раненому генералу, Наполеон сказал:
– Мне доложили, что вы были на волоске от смерти там, на поле Валутинской битвы.
– Да, ваше величество.
– Французы умеют ценить людей по заслугам, даже если они противники. Недаром мой офицер пощадил вас, генерал! Притушив боевой гнев, он даровал вам жизнь!
– С Божьей помощью, ваше величество.
– О чем вы думали в последние, роковые минуты там, на поле жестокой брани?
– Я думал о Боге. В моих ушах звучали колокольные звоны соборной церкви пылающего Смоленска.
– Вы, вероятно, изволите шутить? Какая может быть вера в наше жестокое и суровое время?
– Нет, ваше величество, не шучу. Россия всегда была сильна своей верой...
– Пусть будет по-вашему: верой так верой. Однако должен вам признаться, я выигрываю сражения не силою своей веры, а остротою своего чутья и глубиною мысли...
– Каждый полководец воюет по-своему...
– Вы, безусловно, правы, генерал. В стратегии и тактике нет готовых рецептов. Однако знаете ли вы о тех насилиях, которые чинят ваши люди? Они стреляют по моим фуражирам, едущим для добывания провианта. Даже ваши крестьяне избивают моих солдат, которые заплутают в лесах или же по другим причинам отстанут от своих корпусов?
– Ваше величество, наши люди не позволяют унижать себя. Они отстаивают свое достоинство и русскую честь.
– Я не согласен с вами, генерал. Подобные действия противоречат правилам честной войны. Если так будет продолжаться далее, я прикажу посылать военные отряды для поддержки своих фуражиров.
– Это ваше право, ваше величество. Мы с вами придерживаемся разных позиций.
– Но скажите вы мне, пожалуйста, генерал, для чего восстанавливать друг против друга две такие почтенные нации? Как бы там ни было, но мы должны с уважением относиться друг к другу при любых обстоятельствах.
– Мои офицеры и я готовы предоставить вам доказательства нашего уважения.
– Генерал, нас следует уважать не только на словах. Будьте любезны! Взгляните на карту на моем столе! Видите, вот то обширное пространство, которым мы уже овладели. – Наполеон с гордостью очертил указкой те места на карте, которые заняла его великая армия.
– Карл XII зашел в наши пределы еще далее... до Полтавы.
– Не забудьте, генерал! Французская армия первая в мире! Ей нет равных, она не знает поражений...
– Пока что мы крепко сошлись только у стен Смоленска.
– Зато эта победа открыла нам ворота в Москву!
– Извините, ваше величество, но Москву еще надо взять...
– Как бы там ни было, однако мы уже владеем большими пространствами вашей громадной страны...
– Да, ваше величество, весь наш народ и вся наша армия скорбят об этом. Но, поверьте, дух россиян не сломлен.
– Если вы думаете, генерал, что поход в Россию истощил французов и силы наши надломлены, то вы глубоко ошибаетесь. Скоро к нам придет подкрепление. Мои новобранцы уже в пути... Но довольно об этом... Которого вы корпуса?
– Второго...
– Знаю, это корпус генерала Багговута!
– Точно так.
– Родня ли вам генерал Тучков, тот, что командует первым корпусом?
– Он мой родной брат.
– Я не стану вас утруждать и спрашивать, – продолжил лукаво и сладко улыбаясь, Наполеон, – о числе вашей 1-й армии. А скажу вам, что она состоит из восьми корпусов. Каждый корпус – из двух дивизий. Каждая дивизия – из шести пехотных полков. А каждый полк – из двух батальонов. Если вам угодно, могу даже назвать число людей в каждой роте.
– Вижу, что вы, ваше величество, очень хорошо обо всем уведомлены.
– Это и не мудрено, – самоуверенно улыбнулся император, – почти каждый день мы берем пленных. В вашей армии нет ни одного полка, из которого бы у нас не было пленных. На допросах их спрашивают о числе полков и рот, в которых они служили. Ответы их кладут на бумагу. Таким образом рисуется картина, которую я вам представил.
Заложив руки за спину и выдержав паузу, Бонапарт вновь обратился к Тучкову:
– Следует признать, господа, что именно вы хотели этой дикой кровавой войны, а не я. Знаю, что у вас только и говорят, что будто я зачинщик. Но это неправда. Сейчас я вам докажу, что я не хотел начинать этой войны, что меня к ней принудили.
– Слушаю вас, ваше величество.
– А началось все с Тильзитского мира. Тогда нам было много обещано. Обещан нерушимый союз с Францией и присоединение к континентальной блокаде Англии. Однако вы своих обещаний не исполнили. Мои министры не раз подавали вашему правительству ноты, но на них никакого ответа не последовало. И даже, наконец (чего нигде и никогда не слыхано!), посланника моего не допустили к государю для личного объяснения. Потом вы начали сосредоточивать войска у границ Польши. Одну дивизию привели туда из Финляндии и две – из Молдавии.
Император молча, в задумчивости прошелся, держа руки за спиной:
– Против кого были все эти приготовления, как не против меня? – Наполеон резко возвысил голос. – Неужели я должен был дожидаться того, когда вы, перейдя Вислу, дойдете до Одера? Мне следовало предупредить вас. Но и по приезде моем к армии я хотел объясниться без войны.
– Что же вам помешало, ваше величество?
– На все мои предложения мне отвечали, что со мною и переговоров никаких иметь не хотят до тех пор, пока войска мои не перейдут обратно через Рейн. Что? Разве вы меня уже победили?! Кто разрешил вам предъявлять мне подобные требования?
Прослушав весь этот монолог, Тучков хранил молчание.
Не вставил ни слова и маршал Бертье, на коего несколько раз кидал свои огненные взоры Бонапарт. Затем он резко повернулся в полоборота к пленному русскому генералу и доверительно спросил его:
– Как вы полагаете, будет ли скоро генеральное сражение или ваше командование продолжит эту тягостную ретираду?
– Право, мне не известны планы главнокомандующего...
– Барклай плохой полководец и к тому же трус. Трусливая немецкая тактика его ни к чему хорошему не приведет. Ведь россияне – нация храбрая, благородная, уважительная к государю. Русские созданы драться, как и подобает воинам, а не следовать глупой немецкой тактике: пятиться и пятиться назад. – При этих словах император пригнулся и, смешно растопырив руки, передразнил немцев. – Да и к чему все это может привести? У вас на глазах пример Пруссии. С подобною тактикой война с нею закончилась в три дня.
