Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 1. Голубые мустанги
Хотя я, естественно, не принял всерьез ничего из рассказа бабы Насти о конях-привидениях, холодок пробежал по моей спине от ее затейливого повествования. И невольно, желая скрыть произведенное на меня впечатление, я рассмеялся, и спросил:
- Так откуда же берутся эти голубенькие лошадки? - и опять засмеявшись, почувствовал уже досаду на себя, теряющего время на слушание всяких россказней.
- Один лесник, который живет на Ай-Петри, вел наблюдение за горными табунами много лет и разобрался в этом деле, - неожиданно вмешался в разговор незадолго до того вышедший из дома во двор внук бабы Насти, семнадцатилетний Костя.
- Да? Так что же он говорит? - насмешливо обернулся я к юноше.
- Лесник установил, что как только в табуне живых мустангов погибает конь, то сразу же в голубом табуне появляется новый, - очень серьезно ответил мне он.
Я вновь весело рассмеялся.
- Молодой человек, - назидательно, как и положено профессору физики, обратился я к Косте. - Надеюсь, вы относитесь с юмором к этой красивой сказке? Кстати, ничего нового в ней нет, всегда привидения в легендах появляются после смерти человека. Иногда в привидение обращается и конь какого-нибудь сказочного персонажа. Это живописный рассказ, но будет грустно, если кто-нибудь будет принимать это за правду.
Юный Костя поглядел на меня, как убеленный сединой академик смотрит на запальчивого студента.
- Хотите увидеть голубых мустангов? - спокойно спросил он. - Я видел их не раз, могу и вам показать.
- Ой, Костенька, не смей! - всполошилась баба Настя. - Не смей, не смей! Вспомни, что было в минувшем году!
- Нет никаких голубых, сказка это! – обернулась она ко мне. - И забудьте! Ой, Господи…
Старая женщина стала растерянно шарить в своих широких, как у татарок, до самых пяток юбках, нашарила карман, и вынув из него маленькую бутылочку, глотнула из нее. Запахло валерьянкой.
- Ладно, бабушка. Все! - при этом Костя заговорщически подмигнул мне.
Я теперь был всерьез заинтригован конкретностью полученного предложения, но, увидев обеспокоенность бабы Насти, счел за благо прекратить разговор и удалиться под подходящим предлогом.
Вечером того же дня я сидел на большом, выступающем из зеленой травы камне и любовался видом расстилающегося внизу моря. Константин подошел, сел рядом и, помолчав, спросил:
- Ну, как? Решились?
- На что? - с деланным равнодушием спросил я.
- На рассвете поднимемся в горы, спрячемся в кустах. Там старая заросшая дорога, по ней голубой табун перед восходом солнца уходит за дальние скалы. Но выходить нам нужно затемно, идти далеко, часа два будем добираться.
Константин говорил так, как будто уже получил мое согласие. Он, конечно, не ошибся, я уже решил идти с ним. Но при этом мне было немного стыдно самого себя за то, что я как бы поверил в сказку и с серьезным видом собираюсь принять участие в детском спектакле. Но, убедил я самого себя, отнесись к этому как к игре. Игра есть игра, у нее свои правила.
- Ладно, Костя. Разбудишь меня, когда надо.
- Только наденьте плотную одежду, кусты там колючие, - и Костя ушел.
Я не стал спускаться, как обычно по вечерам, к морю и отправился спать пораньше. Засыпая, я подумал, что зря я это затеял, но потом рассудил, что ранняя прогулка в горы тоже весьма увлекательна. С этой мыслью я и заснул.
Когда внук бабы Насти разбудил меня, было еще совсем темно. Я натянул джинсы, надел рубашку с короткими рукавами и вышел во двор. Было прохладно, но я решил, что через пять минут ходьбы по горной тропе вверх станет очень даже жарко. Однако Костя поглядел на мою экипировку, ничего не сказал и куда-то ушел. Вернулся он потряхивая какой-то одеждой.
- Вот штормовка, возьмите. В вашей рубашке в кустарник не пролезете. Она чистая, штормовка-то, только жуки могли заползти, вытрясите ее получше.
Я встряхнул штормовку несколько раз и решил надеть ее, когда полезу в те самые кусты.
- Ну, пошли, - сказал Костя. - Дойдем как раз к рассвету.
Мы двинулись по той самой тропе, по которой, как рассказывала баба Настя, ушли в горы и не вернулись коты со своими кошками.
- А что с котами-то стало? - спросил я Константина. Тропа была еще не крута, и можно было разговаривать без напряжения.
- Да так и живут в горах. Я их встречал.
- А голубых котов не появилось? - с демонстративным сарказмом полюбопытствовал я.
- Нет, - Костя рассмеялся. - Не видел и не слышал. А насчет других того же цвета не сомневайтесь. Скоро повстречаетесь. Только сидеть тихо, не выдавая своего присутствия. Они-то, может быть, и знают, что за ними наблюдают, они, мне кажется, очень все чуют. Но если не стоять перед ними на виду, то беды не будет, бабка моя напрасно беспокоится. Никто еще не погибал, если сидит и не высовывается.
Э-ге-ге! - подумал я. Так спокойно и уверенно говорит Константин об этих монстрах, что, пожалуй, это и впрямь дело серьезное. То, что во вчерашнем разговоре казалось мне смешной выдумкой сейчас, на ночной тропе, представлялось иным. Признаться, я немного оробел.
- А что было с теми, кто не прятался от этих мустангов?
- Мой хороший знакомый, он всегда был несколько пустоват, все превращал в баловство. Они втроем пошли поглядеть на голубых мустангов, и когда при их появлении двое других замерли от страха, этот парень вдруг вскочил на ноги и стал размахивать руками и кричать что-то. Как рассказывали потом его спутники, некая сила подняла его вверх, закрутила колесом, он стал светиться и упал на обочину. Табун промчался как бы и не заметив его. Когда ребята оправились от ужаса, они осторожно вышли из кустов и нашли своего приятеля лежащим неподвижно на земле с широко открытыми глазами. Неживого, конечно.
- Да правда ли это? - уже серьезно, без давешнего ерничанья, спросил я.
- Правда. Я был на похоронах. Рассказывали и о других похожих случаях. Жертвами коней-привидений оказывались и случайные путники, ранней порой полезшие зачем-то к скалам. О встречах с ними в дневное время никто не рассказывает.
- Пожалуй, после таких рассказов и днем в горы ходить боязно станет, - заметил я.
- А зря в горы вообще ходить не надо. Не игра это, - строго произнес рассудительный Константин.
- Ну, я, вообще-то, альпинист с довольно большим опытом, - заметил я с некоторым вызовом. – Ходил в серьезных горах, на Тянь-Шане и на Памире. Кое-кто, говорят, встречал там снежного человека, но о привидениях я не слышал.
- А вот здесь такие вот дела, - отвечал Константин. - Бабка же вам рассказывала. Один старик, наш, алупкинский, он живет внизу и с лесником айпетринским общается, так он говорит, что это кони татарские, обижены они на людей за то, что хозяев их изгнали. Они животные, говорит старик, не разумеют кто прав, кто виноват. Наверное, он говорит, какая-то потусторонняя сила управляет голубыми мустангами. Не дай Бог, говорит, чтобы кони эти вырвались за пределы Крымских гор. Здесь они все же на жилье не нападают, все же нас за своих считают, что ли.
- Ну, страсти какие ты рассказываешь! - мне стало не по себе.
Мы, когда умирали в чуждых азиатских землях сами или когда на наших руках умирали близкие нам люди, мы слали мысленно, без слов, проклятия тем, кто нас обрек на изгнание, на гибель. Но никогда не желали мы никакой беды людям, которые остались на нашей земле, но не сделали нам зла, не оскверняли наши кладбища и мечети. Не причастны наши проклятия к появлению голубых монстров, если, конечно, они и вправду существуют. Впрочем, об этом я скоро узнаю.
Мы уже шли не по тропе, а поднимались на склон «в лоб». Я шел тяжело, то и дело останавливался и передыхал, опершись на колено. Мне было неловко, ведь я недавно с некоторым гонором аттестовал сам себя опытным горовосходителем. Что делает с человеком многомесячная работа за письменным столом! Нет, форму надо поддерживать весь год!
Наконец, мой вожатый остановился, огляделся и молча показал рукой на заросли справа:
- Вон там дорога. Мы спрячемся в кустарнике.
Небо над морем, которое широко раскрывалось внизу, заметно посветлело, хотя солнечные лучи еще не показались из-за горизонта. Однако в кустах, к которым мы приблизились, царил полный мрак. Когда мы ползком под низко стелящимися ветвями пробрались к неширокой грунтовой дороге, которая обозначилась только вдруг открывшейся сверху полосой звездного неба, Константин шепотом произнес:
