Миша Бродский - Будь ты проклят, Амалик!

Сначала мы шли легко. Амаликяне, пьяные от грабежа и насилия, не сразу нас заметили. Мы прошли мимо горящего лагеря, не отвлекаясь. Убивали только тех амаликянских ублюдков, кто стоял у нас на пути, кто мешал нам идти. У нас была одна цель — Вождь.

Солдатам было проще. Они могли не смотреть. А я Свидетель. Я должен смотреть и видеть всё. И я видел всё. Я видел всё это своими глазами.

Я видел, как свирепый воин сорвал одежды с юной еврейской девочки. Я видел, как она упала на колени, свернувшись в клубок, спрятав лицо в сжатые руки. Бог распустил её роскошные волосы и спрятал под ними её наготу. Амаликянин схватил её за эти волосы… И даже этого урода отшатнуло. Девочка острым камнем перерезала себе горло.

Но я знаю, когда она рвала себе горло, ей не было больно и стыдно. Она уже умерла. Она умерла, когда амаликянин сорвал с неё платье.

Я поклялся тогда, я сказал: Амаликянин! У меня хорошая память, амаликянин, и я знаю тебя в лицо. Я выживу, амаликянин. Я выживу, и я найду тебя. Она была совсем ребёнок. Ты герой, амаликянин. Ты герой против ребёнка. Я найду тебя и я узнаю, как ты смотришь в глаза мужчине. Я увижу твои пустые глаза, амаликянин, и ты пожалеешь, что родился!

Я видел, как старая женщина в порванном платье, зажав подмышкой сломанное копьё, идёт на огромного воина. Он, смеясь, под одобрительные крики товарищей, насадил её на копьё и поднял в воздух. Женщина, молча извиваясь на копье, пыталась дотянуться до морды ублюдка и вцепиться ногтями ему в глаза. Ей было не страшно и не больно. Она уже умерла. Она умерла, когда амаликянин швырнул в огонь ее семилетнего внука, вцепившегося зубами ему в ногу.

Амаликянин! У меня хорошая память, амаликянин, я запомнил тебя! Я выживу, клянусь тебе, я выживу, и я найду тебя. Ты герой, амаликянин. Ты герой против ребёнка и старой женщины. Я найду тебя, я посмотрю в твои пустые глаза. И ты пожалеешь, что родился!

Что-то я видел своими глазами, что-то мне расскажут потом другие свидетели. Но и того, что я видел своими глазами, было мне много. Было больше, чем может выдержать человек. Выдержать и не сойти с ума.

А потом была тяжёлая, монотонная работа. Вождь увидел наш отряд и лавины амаликян покатились на нас со всех сторон. Стена за стеной вставали вражьи полки, перекрывая нам путь к логову Вождя.

Каждый убивал сотни, на их место вставали тысячи. Но шёл среди нас сам ЙАХВЕ. Остановить евреев не смогли бы Баал и Астарта. Ничто эти мерзкие идолы Амалика против еврейского Бога, древнего, как мир, двуликого Бога древних евреев.

Милостив его лик, обращенный к евреям, ужасен лик его пред врагами Израиля. Под сенью его святого лика двести евреев делали свою тяжёлую, скучную, грязную солдатскую работу: мы шли по трупам, мы шли на Вождя.

Стены из воинов Амалика ударом могучего тарана взламывали, расплющивали, растаптывали длиннорогие быки Иуды. Они расшвыривали вражьи орды, как стадо буйволов раскидывает стаю мерзких гиен, напавших на молодого телёнка.

Спины иудеям во время атаки прикрывали извечные их соперники — леопарды Ефрема. Взломав очередной вражий заслон, иудеи падали на землю. Над их телами взлетали в высоком прыжке и, как соколы на добычу, обрушивались на врагов красавцы ефремляне.

Теперь уже иудеи отбивались от наседавших сзади и с боков вражьих отрядов. Ефремляне резали амаликян, как стая волков режет стадо баранов, оставленных без присмотра нерадивыми пастухами.

Среди ефремлян, как смерч в пустыне, появлялся и исчезал, убивая врагов сотнями, великий воин Осия сын Нава, Иисус. Где проходил он, там вырастала гора из трупов. Страшен Осия врагу. Страшно смотрел в лица врагов, вселившийся в человека Осию ЙАХВЕ, демон Смерти и Войны, древний Бог евреев.

Снова и снова амаликяне вставали стеной на пути у евреев. Снова и снова в эти стены врубался яростный иудейский таран.

Я, Туав Египтянин, я Свидетель. Я был там. Я видел этот рейд своими глазами.

Я видел, как отряд из двухсот евреев, словно гигантская гусеница среди суетящихся вокруг неё муравьёв, наползал на толпы врагов, оставляя позади себя дорогу, вымощенную телами раздавленных, в куски разорванных воинов Амалика. А впереди уже собирались новые тучи амаликян, заступающих евреям путь к Вождю.

Упорно, неумолимо и неостановимо ползет гусеница к своей цели, не обращая внимания на укусы облепивших её ничтожных муравьёв. Ей надо доползти. Залог её успеха в этой упорной неумолимости движения. Остановись на мгновение, и ты мёртв, зажрут тебя, растащат на куски ублюдки-муравьи.

Иногда удавалось муравьям-амаликянам отгрызть кусок от тела еврейской гусеницы. Падал тогда убитый или смертельно раненый еврей под ноги вражьих солдат. Но даже мёртвый еврей ещё долго продолжал драться, убивая врагов.

Над каждым мёртвым евреем вырастал холм из задавленных им амаликянских солдат. Курганы из мёртвых врагов- лучший памятник павшему в бою Герою.

Так, шаг за шагом, сквозь живую кровь врага, мы дошли. Невероятно, но мы дошли! От двух сотен юных бойцов осталось десятка два. Но мы здесь, у подножия скалы. Вот оно, логово ублюдка, убежище предателя.

Вождь идеально расположил свой командный пункт. На скалу, с которой он мог видеть панораму битвы и управлять действиями своей армии, вёл узкий лаз-проход. Этот вход можно было долго защищать малым количеством бойцов.

Но тут Вождь просчитался. Защищённость убежища сыграла с ним злую шутку. На этот раз он плохо прочувствовал, кто придёт за его головой. Он думал, придут люди, а пришли Боги, боги, вселившиеся в людей.

Воины Халева и Лаэра скинули амаликян с внешнего уступа — преддверия к проходу в логово. Скинули и стали насмерть на этой первой линии обороны. Теперь, чтобы достать Вождя, надо было пройти сквозь пещеру-лаз, охраняемую отрядом лучших из лучших бойцов Вождя — его личной гвардии. Их было человек двадцать. Больше в этот лаз просто не помещалось.

Справиться с такой командой было не просто, а справиться быстро было просто нереально. Но всё случилось именно так: быстро и нереально.

Первым в проход запрыгнул гибкий и сильный Лаэр Ефремлянин. Ну и я. Я должен всё видеть. Я Свидетель. Как ящерица, я прополз по вертикальной скале над головами сражающихся и прилип к стене на пологом уступе на выходе из лаза.

Лаэр завяз в телах охранников. Им даже удалось завалить его на землю, но Лаэр отвлек внимание охраны на себя и оттеснил амаликян от входа в пещеру.

Таким образом, благодаря Лаэру, добравшийся до прохода бешеный бык по имени Халев получил пространство для придания своему телу скорости и мощи атакующего носорога. И, действительно, как носорог, Халев с такой яростью ударил в пробку из амаликян и Лаэра, что их просто вышибло из пещеры и раскидало по площадке, как ураган в пустыне разбрасывает по курганам колючие шары перекати-поля.

Огромный посох Халева заработал, как молотилка, разбивая головы и дробя руки-ноги-спины-рёбра. Подключился к кровавой бойне появившийся из лаза Осия. Несколько стуков сердца и от охраны остались трупы, и только немного покалеченных, но ещё живых счастливчиков в панике отползают в разные стороны от страшного тандема.

Для Вождя появление евреев в столь неприступном логове стало неприятной неожиданностью. Но не больше. Два еврея, пусть даже и столь грозные, это не трагедия. Меня он и его люди пока не обнаружили. Спасибо Масайа. Ты правильно меня научил. Я выскользнул из лаза и распластался среди камней в тени нависшей над проходом скалы.

Вождь и его телохранители вышли на середину площадки и встали напротив Осии и Халева. Сколько жить буду — не забуду эту картину. Чтобы описать её нужен кто-то другой, покруче жалкого подбирателя чужих впечатлений и идей Туава: может быть гениальный сочинитель Умар Ха Им. Но нет тут другого — есть только я, Свидетель. И я видел этот бой своими глазами.

На скале, нависшей над плоскогорьем Рефидим, а сегодня и над всем миром, стали друг против друга люди. Замер бой армий в Рефидиме и затаили дыхание боги. Тишина зависла над миром людей и богов.

Ибо не боги и не толпы людей решают судьбы Мира. Судьбу Мира решают люди: лицом в лицо, яростью в ярость. На скале над Миром встали люди, не Боги. Сейчас и здесь они решают судьбу этого Мира. И Мир, затаив дыхание, ждал свою участь.

Мелкий тщедушный карлик Осия и большой жирный толстяк Халев против четвёрки гигантов — лучших бойцов Амалика.

Нелегко досталась Халеву дорога к этой скале. Порванный, пропитанный кровью и потом полосатый халат, пробитая голова, затёкший кровью глаз, выбитые зубы, Халев спокойно, с презрением рассматривал холёного, пока ещё чистого красавца Вождя и сытые рожи его телохранителей.

Два огромных телохранителя по левую и правую руку — на самом деле это просто горы мяса, ничего больше. Их задача: прикрывать Вождя своими телами. Эти громилы больше для престижа и солидности, чем для настоящей драки.