Андраш Шимонфи - Перелет
— Извини, но, прежде чем ты продолжишь свой рассказ, позволь мне зачитать отрывок из работы известного историка Гезы Переша, который любезно прислал мне свою рукопись для ознакомления…
ИЗ РАБОТЫ ГЕЗЫ ПЕРЕША: «В жизни офицерства политика занимала необычное место. В силе оставался пресловутый concensus:[7] несправедливость, допущенная в Трианоне,[8] должна быть исправлена. Вне всякого сомнения, образ мышления офицерства носил правый, консервативный характер. Это было следствием формирования в те годы в Венгрии националистических взглядов, а не какого-то целенаправленного воспитательного процесса. Когда же в училище или академии пытались организовать такого рода «подготовку», мы относились к ней с нескрываемым пренебрежением, откровенно скучая на лекциях. Я что-то не припомню, чтобы мы хоть раз «воодушевились» на них, и неудивительно: вместо конкретного анализа проблем на нас обрушивался поток трескучих фраз и общеизвестных истин. Таким образом, политически мы были совершенно безграмотны, однако постепенно нас охватывало смятение: сквозь розоватую пелену красивых фраз все отчетливее проступала зловещая кровавая действительность. Зная условия, в которых у себя дома жили наши солдаты, мы волей-неволей вынуждены были констатировать: гораздо более важной по сравнению с ревизией Трианонского мира была проблема решения социальных задач внутри нашего общества. А вскоре мы убедились, что, стремясь к ревизии, оказались втянутыми в такую страшную и несправедливую войну, которая грозила полным уничтожением нации. После известного обращения регента[9] к стране и перехода власти в руки нилашистов мы совершенно отчетливо увидели, что Венгрия стоит на грани катастрофы, однако превратно понимаемые нормы офицерской этики и дух кастовости мешали нам встать на путь активных действий».
— Это всё?
— Да, всё.
— Мне трудно объяснить тебе причины ревизии, потому что ты вырос совсем в ином мире, как и большинство твоих читателей. Но давай все-таки попробуем в ней разобраться. Окончание первой мировой войны ознаменовалось распадом австро-венгерской монархии. Мирные договоры были подписаны, как известно, под Парижем, в Версале. Разумеется, победители продиктовали побежденным условия. Об этом можно довольно много прочитать, на эту тему написано немало книг. Мирный договор с Венгрией был подписан в замке Трианон, он носил беспрецедентный характер: треть венгров оказалась за пределами своей родины. Я считаю, что это было сделано не только из желания наказать нас за «грехи» (в частности, за Венгерскую советскую республику), но и для того, чтобы возникшие на развалинах Австро-Венгрии так называемые государства-«наследники» получили бы удобные границы — выход к Дунаю или к железнодорожным линиям, проходящим вдоль границ (Ипойшаг — Кошице — Шаторальуйхей — Чоп, Кирайхаза — Орадеа — Арад). Понятно, что эти решения вызвали возмущение в Венгрии. И даже отчаяние. Не было ни одной семьи, которую бы они не затронули. Оказали они влияние и на экономику страны — именно с той поры мы стали считаться страной с незначительными запасами полезных ископаемых; перерезанной оказалась сеть железных и шоссейных дорог. Впервые с попытками продиктовать будущие трианонские границы республика, родившаяся в результате «революции хризантем,[10] столкнулась в марте 1919 года, когда был предъявлен ультиматум Викса. На волне всеобщего возмущения этим шантажом буржуазная республика сменилась Венгерской советской республикой.
После разгрома Венгерской советской республики «раздел» способствовал утверждению Хорти в качестве правителя страны. «Сегедская теория» предполагала раздуть костер реваншистских настроений, направленных на пересмотр Трианонского мирного договора. Хорти удалось превратить эти настроения в «величайшую идею, формирующую историю венгерской нации». И «идея» эта действительно оказывала огромное влияние на страну. Но очень быстро она трансформировалась в самый настоящий шовинизм, попытки представить венгерскую нацию высшей расой и раздуть ненависть к окружающим нас народам.
Разумеется, целенаправленной пропагандой и воспитанием подрастающего поколения подобное возмущение Трианоном можно было поддерживать на нужном уровне. Точнее говоря, сделать образом мышления нации. Что касается лично меня, могу сказать: никогда, ни в подростковом, ни в юношеском возрасте, эта «идея» не оказала на меня существенного влияния; не волновали меня и не учитывающие исторические реальности лозунги-вопли: «Нет! Нет! Никогда! Урезанная Венгрия не может быть страной, вся Венгрия — это рай земной!» Это было стремлением во что бы то ни стало восстановить «исторические границы Венгрии». Могу сказать, что в те годы я считал так: справедливый, учитывающий интересы соседних стран и народов, проведенный по этнографическому принципу пересмотр Трианонского мира способствовал бы установлению равноправных и дружественных отношений с нашими соседями. Эти мои представления, разумеется, не имели даже самого отдаленного сходства с тем, что было сделано Гитлером, который по второму Венскому арбитражу бросил нам подачку — «кусок» Трансильвании.
— В октябре 1941 года, когда тебе исполнилось тридцать лет, со станции Знаменка-Западная ты написал письмо. Я тогда только появился на свет. Об этом письме мне часто рассказывала мать, однако я так и не видел его. Даже когда мне самому стукнуло тридцать.
— Я знаю, о чем ты говоришь. В том письме мне хотелось сформулировать свои мысли, поделиться ими с тобой. Я хотел написать о своей жизни, о задачах, поставленных перед собой целях, об упорной работе. Хотелось объяснить тебе: успех в жизни достигается ценой воздержания. Тогда я думал, что передам тебе письмо в канун твоего тридцатилетия. Но, может быть, хорошо, что письмо это затерялось. Вероятно, в то время я был слишком самонадеянным. Сегодня над моими тогдашними взглядами и представлениями можно только посмеяться.
— Однако письмо это нашлось. Точнее говоря, одна страничка. А нашел я его среди записей, которые ты дал мне почитать.
— Неужели оно у тебя?
— Вот что я прочитал.
ПИСЬМО ОТЦА (1941 год): «Помни, сынок, что в газетах и учебниках истории много лжи. Нет никаких теорий короля Иштвана![11] Есть конгломерат выдумок и «идей», которые пришлось сфабриковать для того, чтобы хоть в какой-то мере объяснить неблагоприятный для нас ход исторического процесса и оправдать наши территориальные притязания на весь район Карпат. Земли, которые посылал нам господь, неизменно оказывались слишком велики для того, чтобы мы могли их удержать только своими силами. Для этого и потребовалось обоснование — «идеология» святого короля Иштвана. Мы хотели юридически обосновать право на земли, которые нам удалось добыть мечом, но многие часто забывают, что никогда венгерская женщина не рожала стопроцентного, чистого венгра. Лживы утверждения, что до турецкого нашествия Трансильвания и Верхняя Северная Венгрия были заселены одними венграми и лишь потом там появились славяне. Сынок, ты понимаешь, что означала бы эта ложь, будь она правдой? Что венгры — вымирающая, агонизирующая нация. Нет, сынок, словаки в Верхней Северной Венгрии — это потомки Сватоплука, о валахах же, живших на территории Трансильвании, упоминал еще Аноним[12]…»
ОТЕЦ ПРОДОЛЖАЕТ РАССКАЗ: — Да, такие мысли владели мной в Знаменке, в небольшом крестьянском доме. Как сейчас помню, был тихий вечер, закончилась отправка эшелонов на родину. В то время моя работа заключалась в подготовке эшелонов с ньиредьхазскими гусарами для отправки их в Венгрию.
Давай в хронологическом порядке попробуем вспомнить события тех лет. Десятого июля 1941 года мы, ничего не понимая, стояли на Татарском перевале, изумленно слушая драматическую речь Ференца Сомбатхейи.[13]
Затем мы перешли границу. Однако с войсками противника мы еще долго не вступали в бой. Красная Армия отступала. Употребляя военную терминологию, советские части выходили из «галицийского мешка» без арьергардных боев. Мы же на своих лошадях и велосипедах не могли их догнать. Отступая, красноармейцы взрывали склады, хранилища, мосты, виадуки. Советское военное командование знало то, чего еще не знали мы: все силы намечено было бросить на решение важнейших и самых насущных задач, уже тогда создавались условия для поражения противника в будущем… Иными словами, нас намеренно лишали возможности быстро наладить четко действующие линии связи, коммуникации, снабжение продовольствием…
Разрушенные дороги, взорванные мосты сильно затрудняли наше продвижение вперед, особенно в Карпатах… Нас все время сопровождал приторный запах разлагающихся лошадиных трупов, дымящихся мельниц, элеваторов, складов…
