Лопухин - Дневник русского добровольца
Но даже потеря двух бронеавтомобилей (второй подбили соседи слева) не остановила противника, пехота упорно шла вперед, не жалея патронов. Мы в долгу не оставались, стреляли, как на полигоне. Летящие в нас пули просто не замечали, по ходу дела перебрасывались словами. Кровь кипела, весь дрожал от возбуждения, ну прямо, как мальчишка. Лишь на расстоянии ста пятидесяти метров противник затормозил и начал неуверенно отступать. Но только после того как наши пули уложили еще с десяток человек, красные бросились в рассыпную. В девятнадцать тридцать (если судить по моим часам) бой прекратился. Мы с 'Дитрихом подобрались к подбитому бронеавтомобилю, обшарили убитых, забрали лишь патроны, личные вещи не тронули (их заберут марокканцы, это уже известно). Поразило лицо "моего" убитого: спокойное, как-будто заснул, совсем молодой парень, лет восемнадцать. Дитрих утверждает, что убитый мной танкист не испанец, скорее всего немец. Я не спорю (вообще не проронил ни одного слова). У нас ходили слухи, что на стороне противника воюют иностранцы (в том числе и наши — русские, Иванов говорил и о советских военнослужащих, и о эмигрантах, принявших сторону красных; я в это мало верю, поверю, когда увижу хотя бы одного собственными глазами).
Неугомонный Санчес, после того как мы с Дитрихом вернулись, сам пошел к подбитой машине и даже залез вовнутрь. Добыл там две бутылки вина, корзинку винограда и банку рыбных консервов. Весьма кстати, ужин вышел на славу.
В девять часов вечера красные вновь активно обстреливали наши окопы из пулеметов, мы ждали ночной атаки, но, видимо, противник так и не рискнул пойти в бой.
Все, спать.
5 сентября
Утром узнал, что противник все же атаковал наши части — на флангах. Но не нашу роту, а соседей, расположившихся в двадцати километрах от нас. Атака была удачной для красных, они сломили сопротивление франкистов (оборону держали недавно мобилизованные крестьяне) и вклинились в наши ряды на два—три километра. Если не удастся их остановить и переломить ситуацию, нам грозят большие неприятности. Красные с нашей стороны не наступают, видимо, ждут известий с флангов. Оттуда доносится ружейно-пулеметная стрельба. Свинцов не появляется вот уже два дня. Мы расстреляли свой боеприпас, и если бы не трофейные патроны, отбивались бы лишь штыками и прикладами.
Приказал подсчитать патроны, по пятьдесят на винтовку, не густо. Еще две гранаты. Всего на пять—десять минут боя. Молю Бога, чтобы красные не активизировались на нашем участке. Тщетно, мои молитвы не услышаны, противник вновь атакует. Я приказал огня не открывать, пока не подойдут вплотную.
Атакуют числом не менее роты, расстояние между наступающими от трех до пяти метров. Воевать научились! Пусть подойдут поближе, ближе, еще, еще, еще...
— Огонь!
Залп из пяти винтовок был удачным: увидел, как упали в пыль четверо, пятый присел, видимо, и его зацепило.
И вновь командую:
— Огонь!
И вновь у противника потери.
Третий залп дать не успели, красные отступают. Их прикрывают два броневика, но огонь нам не опасен, пули уходят выше.
В два часа наконец-то появился Свинцов с двумя бойцами-португальцами. Они доставили обед. Наш капитан сообщил неприятные новости. Противник успешно наступает на флангах, франкисты, неся потери, отступают. Если так дело пойдет, наша рота окажется в мешке. У нас уже есть потери, двое погибших и более десятка раненых, правда — легко.
В три часа дня со стороны противника вновь раздались пулеметные очереди, Свинцов пожелал нам удачи и отправился на позиции соседей.
Теперь в атаку ринулись пять броневиков, за ними шли более сотни пехотинцев, через их голову на наши позиции летели снаряды. Ко мне подполз Черемушкин, я даже забыл о его существовании (он занимал наш крайний фланг, а Иванов — левый). Он сообщил о том, что красные проявляют удивительную активность на его участке. Орудуют лопатами, видимо, готовя позиции для артиллерийских орудий или для танков. Я постарался успокоить Черемушкина, видно было, как он взволнован.
Броневики остановились на расстоянии трехсот метров и бьют, прицельно, по нашим позициям. Санчес пытается бить из винтовки по смотровым щелям, но, по-моему, это пустой трюк. Пехота красных залегла, пыталась окопаться, но тщетно, наши (редкие) выстрелы не позволили им этого сделать. В шестнадцать тридцать приполз один из испанцев, он доставил нам патроны. Вовремя! У нас на винтовку оставалось не более одной обоймы.
В семнадцать сорок пять противник вновь отошел, угостив нас напоследок серией минометных залпов.
6 сентября
На нашем участке весь день тишина. Противник даже не беспокоит своей пулеметной пальбой. Зато на флангах нашей позиции идет, судя по всему, жестокий бой. У меня такое впечататление, что наше командование навязывает противнику затяжные оборонительные бои, затягивай его, и готовя мощное наступление.
Оставил на позициях Иванова, сам с остальными отошел под прикрытие стен ближайшего из домов деревни. По очереди отдыхали. Черемушкин сбегал на командный пункт, вернулся через полчаса, принес "Возрождение" (эмигрантское издание, выходившее в Париже; редакция придерживалась крайне правых взглядов — В.Т.). Газета недельной давности, но читаем ее от корки до корки. Поражает, что на свете существуют литературные вечера, игра на бирже, юбилеи и прочее. О войне тоже пишут, некто Орехов “корреспондирует с фронта”. Конечно, больше бравады, но близко к правде. Видно, что автор — сторонник генерала Франко.
7 сентября
Все, мы в окружении, в деревне и в ближайших оврагах "заперто" более двух сотен наших солдат. Нам отдан приказ сдать свои позиции разведке роты (пять марокканцев), а самим занять участок на другом конце деревни, в полуразрушенном — без крыши — каменном сарае.
Позицию заняли в два часа дня. Пробили дополнительные бойницы в стене, выходящей на подходы к деревне. У этих трех бойниц расположились я, Санчес и Черемушкин. У дверного проема — Дитрих, у торцевого окна — Иванов. Позиция, надо сказать, не очень удачная, одно попадание снаряда — и все. Но выбирать не приходится. Ждем противника, Свинцов “тасует” наши ряды: португальцы, русские и испанцы : снуют из одного края деревни в другой.
9 сентября
Вчера и сегодня противник молчал вообще, видимо, зализывал раны и готовился к новым боям. Узнал, что во время фланговых атак красных мы потеряли почти батальон пехоты, причем убитыми всего двадцать—тридцать человек, остальные перебежали на сторону противника. Сопротивление оказывали лишь наваррцы, их взвод пал полностью, но противника не пропустил.
У красных потери тоже немалые. Только на нашем прежнем участке я насчитал 7 числа двадцать три трупа. Да три сгоревших бронемашины.
Спокойно пообедали, поспали. Противник не беспокоит.
До самой ночи ни одного выстрела.
10 сентября
Девять часов вечера. Весь день вели бой с красными, которые атаковали нас со всех сторон. У нас первый раненый, в левую руку задело Дитриха. Он остался в строю. Патронов не жалели, но пехоту не подпустили ближе, чем на двести метров.
Так устал, что писать сил нет.
11 сентября
Бои продолжаются. Красным удалось нас потеснить, они выбили наших солдат из всех балок и оврагов, простреливают единственную деревенскую улицу, так что мы передвигаемся только ползком и, как правило, ночью. Рана Дитриха воспалилась, Черемушкин отдал ему свой запас спирта — чуть меньше ста грамм. Но, видимо, уже поздно, начинается гангрена. Иванов страшно похудел и почернел, Санчес считает, что это от перенапряжения и переживаний.
В четырнадцать часов красные предприняли решительную атаку на наши позиции: двигалось до взвода пехоты при поддержке танка и двух бронеавтомобилей. Прицельным огнем мы отсекли пехоту (она залегла), но танк шел вперед, не производя ни единого выстрела. Кто-то тронул меня за плечо. Это Дитрих, у него явно температура, глаза лихорадочно блестят, но правой рукой твердо сжимает свою винтовку.
— Капитан, мне терять уже нечего. Мое время сочтено.
Говорил он почти шепотом, и я с трудом разбирал из-за шума боя его речь.
- Дайте мне гранату, дайте, прошу... Да?
- Я ничего не ответил. Прошу вас, капитан!
Я протянул ему гранату, после секундного размышления достал еще одну (берег ее на крайний случай).
Дитрих благодарно улыбнулся и передал мне винтовку, затем высыпал из кармана с десяток патронов:
— Это все, что у меня осталось, еще три патрона в патроннике.
Больше он не проронил ни слова. Ему было явно не по себе. Подхватив обе гранаты в правую руку, Дитрих ужом прополз по полу сарая к двери, прыжком преодолел простреливаемое пространство и исчез из моего поля зрения. Дозарядив винтовку Дитриха, я внимательно стал наблюдать за полем боя, в первую очередь, за продвижением танка и бронемашин (они отстали от танка и прикрывали залегшую пехоту).
