Валерий Замыслов - Каин: Антигерой или герой нашего времени?
— Да откуда такие деньжищи даже у боярина? — ахнул Оська..
— Для московского боярина это не деньжищи, — усмехнулся приказчик. — И поболе могут отвалить, коль пожелают по старине бороду носить, но таких на Москве все меньше остается, ибо сам Петр Лексеич, бывало, на западный манер без бороды ходил.
— Вона. А при прежних-то царях безбородых-то людей, будто татар, погаными называли. Тьфу! Бабы — и те могли плюнуть в голое лицо.
— Царь-государь иноземные новины на Руси учреждал и не нам, холопишкам, деяния его осуждать. Ныне императрица Анна Иоанновна, после Екатерины, его дело продолжает, и не дай Бог указ не выполнить, — строго молвил Федор Калистратыч.
— Упаси Бог, батюшка, — смиренно кивнул Оська и почему-то поскреб жесткими пальцами свою неказистую бороденку.
— Ты вот что, Оська, — несколько помолчав, вновь заговорил Столбунец. — Я ведь не зря о Москве речь завел. Господин твой, Петр Дмитрич Филатьев, приказал тебе в Первопрестольной быть… Не хлопай глазами, заколачивай избу и всей семьей в усадьбу купца Филатьева.
— На кой ляд я купцу понадобился? — с трудом пришел в себя Оська.
— Понадобился, коль хозяин зовет.
Оська обвел снулыми глазами закопченную избу, глинобитную печь с полатями, кочергами и ухватами и тяжко вздохнул.
— А как же скарб, огородишко, коровник?
— Твой скарб и ломаного гроша не стоит. Не горюй, на новом месте твой скарб не понадобится.
— А землица, кормилица наша?
На глазах Оськи выступили даже слезы.
— Вот нюни распустил, — покачал головой приказчик. — Нашел о чем горевать. Свято место пусто не бывает. Скоро на твоем месте новый человек будет кабалу тянуть. Собирайся, Оська, подвода ждет.
Глава 2
Москва боярская
Тринадцатилетний Ванька въезжал в Москву, разинув рот.
— Земляной город, — обыденно сказал возница, но Ванька ни глазам, ни ушам своим не поверил. Какой же «Земляной», кой перед ним и высоченный вал, и водяной ров, и деревянные стены из толстенных дубовых бревен и долговязые деревянные башни.
— Ну и лепота! — восхищенно воскликнул Ванька.
— Была лепота да вышла, — махнул рукой возница. — Вот ранее была лепота, когда Земляной город Скородомом назывался.
— Почему Скородомом? — полюбопытствовал Оська, придерживая на коленях плетушку с петухом.
— А потому, мил человек, что царь Борис Годунов возводил крепость на скорую руку, ибо боялся татарского нашествия. Почитай, за один год Скородом подняли. Вот там лепота была. В стене находилось тридцать четыре башни с воротами и около сотни глухих, то есть не проезжих башен. На стенах и башнях стояли мощные пушки, а подле них — пушкари и стрельцы в красных кафтанах. Любо дорого было поглядеть. Сам земляной вал, на коем крепость стояла, охватывала кольцом Москву на пятнадцать верст. Ныне же от Скородома и головешки не осталось.
— Куда ж он подевался?
— В Смутные годы[6] ляхи сожгли крепость, один только вал и остался. Правда. Через полвека[7] на валу был построен острог, кой ты и видишь, но былой лепоты уже нету. Стены и башни обветшали, того гляди, и вовсе развалятся.
— Вона.
— К воротам подъезжаем. Ты, Оська, либо две деньги припасай, либо петуха воротным людям всучи. Возьмут! Кочет у тебя жирный.
— А как же царев указ?
— Указ указом, мил человек, а голодное брюхо жратвы требует.
— Плетьми засекут. Сам-то, небось, пошлину заплатил?
— Заплатил, ибо на Москву часто шастаю. Наберись мзды… Чего оробел? Неси, сказываю, свою плетушку.
— Боюсь, милостивец, — и вовсе оробел Оська.
— Вот ворона пуганая. Сам отнесу.
Возница сошел с подводы, взял у Оськи плетушку с петухом и зашагал к караульным. Вначале показал свой жетон, а затем сунул одному из служилых мзду и показал рукой на Оську
— Мужик из дальней сирой деревеньки. О пошлине ничего не ведал, а денег у него — вошь на аркане да блоха на цепи. Пропустите, убогого, добры люди.
Служилый хмуро глянул на «убогого» и махнул рукой.
— Проезжай.
Петр Дмитрич Филатьев с приказчиком, ехавшие на лихой тройке, появились в Москве на сутки раньше, а семью Оськи вез на подводе дворовый человек купца Ермилка, кой прожил в Первопрестольной около сорока лет, а посему знал в Москве не только каждую улицу, но и каждый закоулок.
— Ныне по Мясницкой едем, — неторопко сказывал он, уставший молчать за длинную дорогу. — Тут, по левую руку, в прошлом веке стояла слобода мясников с церковью Николы в Мясниках, опосля ж заселили улицу дворяне да всякие знатные люди, а вкупе с ними и богатейшие купцы, фабриканты да заводчики. Зришь проезжаем? То плавильная и волочильная золотная фабрика купца Савелия Кропина да Василия Кункина. Золото лопатой гребут.
— Ишь, каким крепким тыном отгородились. Даже башни по углам, — крутанул головой Оська.
Черные же, острые глаза Ваньки хищно блеснули. Вот бы где пошарпать! С золотом-то и дурак проживет.
— Дворы князя Лобанова-Ростовского, графа Панина, князя Урусова, — продолжал Ермилка. — А вот и двор Алексея Данилыча Татищева.
— Никак, по имени запомнил, — молвил Оська.
— Да то ж сосед господина нашего Петра Дмитрича Филатьева.
— Вона.
— Почитай, приехали.
Ванька широко раскрытыми глазами пожирал Москву и не переставал удивляться. Дворы хоть и богатящие, но поставлены, кому как вздумается, причем ни одни хоромы не выходили на улицу передом, отгородившись от улицы садами, конюшнями, поварнями, амбарами, клетями, сараями, людскими, банями и прочими строениями. Заблудишься кого сыскать.
А ворота? Многие — из тесаных дубовых плах, обитым толстенным железом. Не двор, а неприступная крепость, ибо тын, окружающий всю усадьбу, сотворен из таких же дубовых плах, да таких высоченных, что, пожалуй, превышают две сажени. Попробуй, перекинься, разве что на ковре-самолете окажешься за забором. Ну, купцы, ну, бояре! Крепко свое добро стерегут.
Глава 3
Москва бьет с носка
В первый же день купец распорядился:
— Быть тебе, Оська, добытчиком меда. Станешь в подмосковных лесах бортничать, а заодно птицу, белку и зайцев бить. Дам тебе недурственное ружье, снабжу дробом и порохом. Охоться!
— По душе, милостивец, дело знакомое, да токмо, где мне голову приложить? Лес!
— В избенке, кою десять лет назад срубили. Недавно старый бортник Богу душу отдал. Колоды сохранились, своих добавишь. Иногда к тебе будут мои люди наведываться.
— А как жена моя Матрена, сын Ванька?
— Матрена будет жить с тобой. Муки завезем, луку, капусты для щей — не пропадете. Ваньку же твоего в людскую определю, станет моим торговым людям помогать, кое какие делишки по двору делать… Ты чего, Матрена, нюни распустила?
— Страшно мне, милостивец. Чу, разбойные люди по лесам шастают.
— Врать не буду, шастают, но старого бортника не обижали, ибо умел с ними поладить. Лихие люди купцов не любят, а своего мужика, что из голи перекатной, не трогают.
— А как медок заберут?
— Голову надо иметь, Оська. У старого бортника тайник имелся, где он бочонки хранил, в избе же самую малость держал. Остальные-де приказчик хозяину увез. Кумекаешь?
— Кумекаю, ваше степенство.
— То-то, Оська. В колоду же с пчелами даже дурак не полезет. Завтра тебя и Матрену проводит в лес приказчик Столбунец.
— А мне можно тятеньку с матушкой до лесу проводить? Чай, теперь долго не увижу, — спросил Ванька.
Филатьев глянул на него суровыми глазами.
— Запомни, отрок: никогда не встревай в разговор, доколе хозяин сам тебя не спросит.
— Каюсь, — потупился Ванька и вдруг так горько зарыдал, что удивил даже отца с матерью, ибо никогда их «непутевый» сын не бывал таким сердобольным.
— А ну буде! — прикрикнул купец и сжалился над Ванькой.
— Бес с тобой, проводи.
Ванька в ноги купцу упал.
— Век не забуду, милостивец!
* * *Людская была разбита на каморки, в коих ютились холопы Филатьева, а среди них дворник, сторож, банщик, садовник, каретных дел мастер, кучер, плотник и холопы «выездные».
Женская половина дворовых людей занимала другую часть людской, перегороженная деревянной стеной.
Самое большое жилье было у кучера Саввы Лякиша. Среди обитателей людской он не пользовался уважением, ибо Лякиш мнил себя важной персоной и был заносчив, полгая, что он своим «барственным» видом еще более подчеркивает именитость знатного купца.
Был Савва большим и грузным, носил пышные бакенбарды на «европейский» манер, а во время выездов облачался в диковинную для Ваньки ливрею, расшитую золотыми галунами.
Глава 4
Светские повадки
