Артур Дойль - Ветеран Ватерлоо
Она все еще смотрела на медаль, ломая голову над тем, что могли значить слова «dulce et decorum est!», вычеканенные на краях медали, когда на лестнице послышались чьи-то неровные шаги и на пороге двери остановился тот самый человек, который так часто занимал ее воображение.
Но неужели то был он? Куда девался воинственный вид, сверкающие глаза, мужественное лицо, которое она так часто рисовала себе? В дверях стоял перед нею громадный, сгорбленный старик, худой и покрытый морщинами, с беспомощными плохо повинующимися членами. Копна пушистых седых волос, красный нос, два толстых клочка бровей и пара мрачно-вопрошающих глаз — вот что встретил ее взгляд. Старик стоял, подавшись туловищем вперед и опираясь на палку, в то время как его плечи вздымались и опускались в такт шумному хриплому дыханию.
— Накормите меня завтраком, — жалобно проговорил он, ковыляя к своему креслу. — Мне нужно поесть, чтобы согреться. Видите, какие у меня пальцы?
Он протянул свои обезображенные руки, сморщенные и узловатые, с громадными распухшими суставами и с посиневшими кончиками пальцев.
— Завтрак почти готов, — ответила девушка, удивленно смотря на него. — Разве вы не знаете, кто я? Я Нора Брюстер из Уитхема.
— Ром согревает, — пробормотал старик, качаясь в своем кресле, — водка и суп также согревают, но для меня самое лучшее — чашка чая. Как, вы говорите, вас зовут?
— Нора Брюстер.
— Говорите громче, милая. Мне начинает казаться, что голоса людей стали слабее, чем в былые времена.
— Я Нора Брюстер, дядя. Я ваша внучатая племянница и приехала из Эссекса, чтобы жить у вас.
— Значит, вы — дочь брата Джорджа. Господи! Подумать только, у маленького Джорджа есть дочь!
Он хрипло рассмеялся, и длинные морщины на его шее затряслись и запрыгали.
— Я дочь сына вашего брата Джорджа, — сказала девушка, переворачивая на сковородке сало.
— А славным был маленький Джордж, — продолжал он, — право, славным, черт возьми. У него остался мой щенок-бульдог, когда меня взяли на военную службу. Он рассказывал вам об этом?
— Но ведь дедушка Джордж умер двадцать лет назад, — сказала Нора, наливая чай.
— Да, это был превосходный бульдог, прекрасно выдрессированное животное, черт возьми! Я зябну, когда мне долго не дают есть. Ром — хорошая вещь, и водка тоже, но я охотно пью вместо них чай.
Он тяжело дышал, уничтожая свой завтрак.
— Это довольно сносная дорога, по которой вы приехали, — сказал он наконец. — Вы, вероятно, приехали вчера вечером в почтовой карете?
— Нет, я приехала с утренним поездом.
— Господи, подумать только об этом! И вы не боитесь этих новомодных изобретений? Подумать только: вы приехали по железной дороге! Чего, в конце концов, не выдумают люди!
Тут на несколько минут наступила пауза, во время которой Нора молча пила чай, искоса поглядывая на синеватые губы и жующие челюсти своего собеседника.
— Вы, вероятно, повидали немало интересного на своем веку, дядя? — спросила она наконец. — Ваша жизнь должна вам казаться необыкновенно долгой.
— Не такою уж долгой, — отвечал он. — В Сретение мне будет девяносто лет, но мне кажется, что с тех пор, как я ушел со службы, прошло не так уж много времени. А эта битва, в которой я участвовал… иногда мне кажется, что она была вчера. Будто и сейчас я слышу запах порохового дыма. Однако, подкрепившись, я чувствую себя гораздо лучше!
Теперь он действительно не выглядел таким изнуренным и бледным, как в первую минуту их встречи. Лицо его раскраснелось, и он держался прямее.
— Прочли вы это? — спросил он, тряхнув головою в сторону газетной вырезки.
— Да, прочла, и думаю, что вы должны очень гордиться своим поступком.
— Ах, это был великий день для меня! Великий! Там был сам регент и множество высокопоставленных особ. «Полк гордится вами», — сказал мне регент. «А я горжусь полком», — ответил я. «Превосходный ответ!» — сказал он лорду Гиллю, и они оба засмеялись. Но что вы там увидели в окне?
— Ах, дядя, по улице идут солдаты с оркестром впереди.
— А, солдаты? Где мои очки? Господи, но я ясно слышу музыку. Вот пехотинцы и тамбур-мажор. Какой их номер, милая?
Его глаза сверкали, а костлявые желтые пальцы впились ей в плечо, точно когти какой-то свирепой хищной птицы.
— У них, кажется, нет номера, дядя. У них что-то написано на погонах. Кажется, Оксфордшир.
— Ах да, — проворчал он. — Я слышал, что они уничтожили номера и дали им какие-то новомодные названия. Вот они идут, черт возьми. Все больше молодые люди, но они не разучились маршировать. Они идут лихо, ей-Богу, лихо идут…
Он смотрел вслед проходившим солдатам, пока последние ряды их не скрылись за углом и мерный звук шагов не затих в отдалении.
Только он уселся в своем кресле, как дверь отворилась, и в комнату вошел какой-то джентльмен.
— А, мистер Брюстер! Ну что, лучше вам сегодня? — спросил он.
— Входите, доктор! Да, мне сегодня лучше. Но только ужасно хрипит в груди. Все эта мокрота! Если бы я мог свободно отхаркиваться, я чувствовал бы себя совсем хорошо. Не можете ли вы дать мне чего-нибудь для отделения мокроты?
Доктор, молодой человек с серьезным лицом, дотронулся до его морщинистой руки со вздувшимися синими жилами.
— Вам следует быть очень осторожным, — сказал он, — вы не должны позволять себе никаких отступлений от режима.
Пульс старика был еле заметен. Совершенно неожиданно он засмеялся прерывистым старческим смехом.
— Теперь у меня живет дочь брата Джорджа, которая будет ходить за мной, — сказал он. — Она будет следить за тем, чтобы я не удирал из казарм и не делал того, что не полагается. Однако, черт возьми, я заметил, что-то было не так.
— Вы про что?
— Да про солдат. Вы видели, как они проходили, доктор, а? Они забыли надеть чулки. Ни на одном из них не было чулок. — Он захрипел и долго смеялся своему открытию. — Такая вещь не могла бы случиться при герцоге, — пробормотал он. — Нет, герцог задал бы им трепку!
Доктор улыбнулся.
— Ну вы совсем молодцом, — сказал он, прощаясь. — Я загляну к вам через недельку, чтобы справиться о вашем здоровье.
Когда Нора пошла провожать его, он вызвал ее на крыльцо.
— Он очень слаб, — прошептал врач. — Если ему будет хуже, пошлите за мной.
— Чем он болен, доктор?
— Ему девяносто лет. Его артерии превратились в известковые трубки, сердце сужено и вяло. Организм износился.
Нора стояла на крыльце, глядя вслед удалявшемуся доктору и думая о новой ответственности, возложенной на нее. Когда она повернулась, чтобы войти в дом, то увидела подле себя высокого, смуглого артиллериста с тремя золотыми шевронами на рукаве мундира и с карабином в руке.
— Доброе утро, мисс! — сказал он, поднося руку к своей щегольской фуражке с желтым галуном. — Здесь, кажется, живет старый джентльмен по имени Брюстер, участвовавший в битве при Ватерлоо?
— Это мой дядя, сэр, — сказала Нора, потупив глаза под проницательным, критическим взглядом молодого солдата. — Он в гостиной.
— Могу я поговорить с ним, мисс? Я зайду еще раз, если сейчас нельзя его видеть.
— Я уверена, что он будет очень рад видеть вас, сэр. Он здесь, войдите, пожалуйста. Дядя, вот джентльмен, который хочет поговорить с вами.
— Горжусь, что имею честь видеть вас, горжусь и радуюсь, сэр! — сказал сержант, сделал по комнате три шага вперед и, опустив карабин на землю, отдал честь.
Нора стояла у двери с раскрытым ртом и расширенными глазами, размышляя о том, был ли ее дядя в юности таким же великолепным мужчиной, как этот сержант, и, в свою очередь, будет ли этот молодой человек когда-нибудь такой же развалиной, как ее дядя.
— Садитесь, сержант, — сказал старик, указывая палкою на стул. — Вы еще так молоды, а уже носите три шеврона. Господи, теперь легче получить три шеврона, чем в мое время один! Артиллеристы тогда были старые солдаты, и седые волосы на голове появлялись у них раньше, чем третий шеврон.
— Я служу восемь лет, сэр, — сказал сержант. — Мое имя Макдональд, сержант Макдональд из 4-й батареи Южного Артиллерийского дивизиона. Я послан к вам в качестве депутата от своих товарищей по артиллерийским казармам, чтобы сказать вам: мы гордимся тем, что вы живете в нашем городе, сэр.
Старый Брюстер засмеялся и стал потирать свои костлявые руки.
— То же самое сказал и регент, — воскликнул он. — «Полк гордится вами», — сказал он. «А я горжусь полком», — ответил я. «Превосходный ответ», — сказал регент, и они оба с лордом Гиллем расхохотались.
— Нижние чины сочтут за честь видеть вас, сэр, — сказал сержант Макдональд. — И если вас не пугает расстояние, для вас всегда найдутся в наших казармах трубка с табаком и стакан грога.
Старик расхохотался и затем раскашлялся.
— Рады видеть меня, говорите вы? Канальи! — сказал он. — Ладно, ладно, когда будет опять тепло на дворе, может быть, и загляну к вам. Весьма возможно, что загляну. Вы нынче стали слишком важны для казенного обеда, а? Завели себе столовые, как офицеры. До чего еще дойдет свет!
