Теодор Мундт - Самозванец (сборник)
– Допустим. Но что же я буду иметь от всего этого?
– Я назначу вас пожизненно моим главным интендантом. Дела у вас не будет никакого – только четверть часа в день на подпись бумажонок, а жалованье королевское.
– Что же. Если вы не откажетесь оформить это…
– Друг мой, я выросла в такой среде, где без документа не делают ни шага… Перейдемте в кабинет, князь, и там обсудим формальную сторону нашего договора. Да ну же, будьте спокойны, князь! Предложите же руку своей новой союзнице!
III– Однако это вино обладает удивительной способностью к быстрому высыханию! Смотрите, братцы, а ведь оно опять все высохло и в бутылках, и в стаканах, и в нашей утробе! Мне пришла в голову гениальная мысль: а что, братцы, если потребовать еще вина?
– Ура, капрал Ниммерфоль! Дельное предложение!
– Тише, Плацль! Ну и глотка у тебя! Должно быть, сразу спугнул всех ворон с крыши.
– А ты, может быть, собирался закусить одной из них?
– Не остри, Цвельфзейдель, это здесь совсем ни к чему. Во-первых, тебя здесь не оценят; во-вторых, только даром тратится дорогое время, в течение которого можно пропустить добрый стаканчик. Эй, вахмистр Зибнер! На минуточку! Да куда же он запропастился? Эй, Зибнер! Вахмистр!
– Да иду, иду! Экие горланы! Вы, братцы, забываете, что вы здесь не на товарищеской пирушке, а в дозоре. Разве мыслимое дело – поднимать такой шум?
– Ну-ну, старый служака, за порядок и все прочее отвечаю я. А вот ты отвечай за себя. Взялся ты или нет доставлять нам все, что нам нужно для поддержания наших слабых сил? А как ты думаешь – на что нам пустые бутылки?
– Как? Вы уже все выпили?
– Нет, вино само высохло. Поэтому тащи еще вина, да поскорее.
– Нет, братцы, так не годится. Вы еще сгорите, пожалуй, от такой массы вина, а в помещении пороховой башни строго запрещено держать все огнеопасное.
– Да полно вам уговаривать его. Пусть ломается… Не достанем мы вина без него, что ли? Здесь в деревушке целых два кабака. Гони монету, Ниммерфоль, я живо сбегаю. Только вот не заперли ли кабак? Посмотри-ка, капрал, на часы… Двенадцати еще нет?
– Нет, без четверти… Батюшки! Ребята, вспомните-ка, какой сегодня день.
– Пятница!
– Да, пятница, а через четверть часа будет двенадцать.
– Ба! Ты думаешь, что черная карета снова промчится здесь?
– А почему бы нет? До сих пор она аккуратно проезжала каждую пятницу. Знаете что, братцы? Отложим на время истребление винных запасов старого Зибнера и пойдем на улицу; надо же выяснить, в чем тут дело.
– Да как же вы это выясните? Карета никогда не сбивается с дороги, а остановить ее так себе, ни с того ни с сего, вы не имеете права.
– Полно, Зибнер. Какое там право? Мы хотим знать, в чем тут дело.
– Смотрите, любопытство может дорого вам обойтись: сатана не любит, когда ему становятся поперек дороги. Ну да смейтесь себе, смейтесь! Старый Зибнер достаточно прожил на свете и видал кое-что… У нас в Праге тоже одно время ездила в полночь черная карета, запряженная черными, искромечущими конями. Девица Фохтс захотела подстеречь эту карету и выглянула из окна, когда заслышала стук и грохот. И что же! Она старалась как можно дальше высунуть голову, чтобы лучше разглядеть; карета уже давно проехала, а голова Фохтс все продолжала вытягиваться, вытягиваться, вытягиваться, пока шея не вытянулась на добрых два метра. Потом ее голова стала крутиться, и шея свернулась в спираль. А когда перепуганная Фохтс хотела втянуть голову обратно, то окно вдруг съежилось, и голова уже не могла пройти в него. Дом пришлось ломать!
– Какие глупости! Как не стыдно повторять бабьи сказки! Пусть-ка мне попадется такое привидение. Я угощу его раза два саблей, так будет знать.
– Нельзя ли узнать, как вас зовут, господин герой?
– Меня зовут Плацль, вахмистр Зибнер.
– А позвольте поинтересоваться, какой город осчастливлен честью именоваться родиной столь доблестного воина?
– Я – венец!
– Ах, так! Ну что ж, поговорка гласит, что у венцев львиная пасть и заячье сердце…
– Господин Зибнер! Вы ответите мне за такие слова!
– Я слишком стар, да и не для того меня произвели в вахмистры, чтобы я стал отвечать рядовому солдату! Вообще я нахожу, что у капрала Ниммерфоля подчиненные имеют слишком слабое понятие о дисциплине, субординации и служебном долге.
– Правда, вы – вахмистр, но это не дает вам права оскорблять…
– Да чем же я оскорбил рядового Плацля? Я только повторил то, что говорят все. Не я же сложил эту пословицу. Пусть лучше Плацль докажет, что эта поговорка к нему не относится!
– Ну, так идем, братцы, все на улицу. Я докажу этому господину, заячье ли у меня сердце. Я не я буду, если не разузнаю, что это за карета.
– Молодец, Плацль! Вот это дело!
– Идем, ребята.
– Ух, как сегодня прохладно!.. Бррр…
– А звезды-то, звезды! Вон их сколько высыпало!
– Ну, братцы, вы постойте здесь, а я пойду туда, за вал, и спрячусь в тени придорожного дерева. До скорого свидания, товарищи! – произнес Плацль.
– Молодец!.. Ребята. Слышите грохот колес?
– Господи Иисусе Христе! А ведь правда!
– Гляди, гляди, вот и она показывается.
– Где?
– Да куда ты смотришь? Вот там, справа внизу… Ведь здесь крутой поворот и крутой подъем…
– А, вижу, вижу. Господи, вот мчится-то!
– Господи боже! Неладное это дело! Смотрите, смотрите: карета вся черная, лошади черные, кучер в черном… Спаси и помилуй! Неладное, братцы, дело затеяли!
– Эй, Плацль, вернись лучше!
– А как кучер лошадей настегивает!
– Смотрите, смотрите! Карета выезжает из-за поворота!
– Эх, зря Плацль похвастался. Что он может сделать, когда карета мчится с такой дьявольской быстротой?
– Вот именно с дьявольской! Ба-тюш-ки! Братцы, да что же это?
– Что за сумасшествие! Вскочил на запятки!
– Глядите, глядите, фуражкой машет!
– Братцы, да ведь проклятая карета увезла нашего Плацля!
– Ну, пропал Плацль ни за грош!
– Ну что за глупости, вернется. Проедет милю на запятках, да и соскочит, сюда же вернется.
– Держи карман шире – выпустит его теперь сатана!
– Ну, уж и сатана.
– Капрал Ниммерфоль, вам придется отвечать за такое попустительство.
– Полно вам, Зибнер. Кто вас за язык дергает? Точно ваша это забота. Да и кто вы такой здесь? Смотритель пороховой башни? Ну и смотрите, чтобы черт не унес ее, а уж за своими людьми я и сам усмотрю.
– Вот и недосмотрели. Башню-то черт не унес, а Плацля…
– Не ваше дело. Велика беда – на запятках проехаться. Не бойтесь, не позже утра вернется.
Увы! Рядовой Плацль не вернулся ни на другой день, ни позже.
IV– Боже мой, боже мой! С таким невинным лицом, с такими ясными глазами – и такая бездна черного предательства… Ты молчишь? Эмилия! Отвечай! Я требую, чтобы ты ответила мне что-нибудь!
– Что же мне ответить вам, ваше величество? Ответить, что я невинна? Но разве это важно для меня? Важно только одно, что ваше величество не побоялись кинуть мне в лицо тысячу оскорблений, грязных подозрений… О, боже мой, боже мой, я не перенесу этого! И вы могли, вы решились… Я… не…
– Слезы? А знаете, баронесса, женщина всегда плачет, если не находит веских доказательств и оправданий!
– Ваше величество!
– Может быть, вы хотите оправдаться? Но я уже добрых полчаса только и предлагаю вам сделать это!
– Мне не в чем оправдываться перед вами, ваше величество.
– Так вы признаете себя виновной?
– Нет, но я не унижусь до оправданий перед вашим величеством. Мне кажется, что человек, так близко подошедший к моей душе, как вы, ваше величество, мог быть уверен, что я не способна на это.
– Слова, баронесса, слова, а когда бесспорные факты противопоставляются бездоказательным словам, то…
– То? Договаривайте, ваше величество! Прикажите судить меня – что же, все равно: как бы ни были велики мои страдания, они не превысят того, что мне уже пришлось испытать теперь. Боже мой!.. И я верила в вас как в Бога!
– Эмилия, жизнь моя, заклинаю тебя нашей любовью – оправдайся, стряхни с себя эти ужасные подозрения… Пойми, то, в чем тебя обвиняют, было бы смертным грехом не только против твоего государя, но и против человека, который любил тебя больше всего на свете! Эмилия, я страстно любил тебя! Ведь ты была для меня символом всего чистого, всего светлого.
– И достаточно было слова хитрой интриганки, чтобы все ваше доверие ко мне разлетелось прахом?
– Эмилия, оставь упреки. Умоляю тебя, оправдайся!
– Ваше величество, у меня, к сожалению, нет фактических оправданий, а слова… но что такое слова лживой женщины!
– Я вижу, что все это – правда. Я презираю тебя! Твоя душа черна так же, как бело твое лицо, и твое сердце так же грязно, как блещут золотом твои волосы.
– Добивайте, ваше величество, добивайте слабую женщину. Добивайте за то, что она имела глупость полюбить вас.
– Не смей говорить мне о своей любви! Ты не любила и не любишь меня!