Михайло Старицкий - РУИНА
В корчме было много народу, но среди собравшихся не видно было ни мещан, ни крестьян, — все это были казаки. Казаки держались двумя отдельными группами, несколько запорожцев, с закрученными за уши гигантскими оселедцами, сидели также за отдельным столом. Между казаками шел оживленный разговор, так что на нищего, робко остановившегося в дверях, никто не обратил внимания, но это нисколько не огорчило его. Снявши шапку и застывши в просительной позе, он принялся внимательно рассматривать присутствующих.
За длинным столом направо помещалась группа казаков душ в десять. Во главе их сидел довольно плотный седой казак, с чрезвычайно живыми, насмешливыми глазами, — очевидно, это был старший, так как остальные величали его паном сотником. Одежды казаков были забрызганы грязью, видно было, что они ехали откуда-то издалека. За противоположным столом сидело также душ восемь казаков, все они группировались вокруг еще не старого казака с тонкими, сухими чертами лица и смуглым цветом кожи; на нем была дорогая одежда, за поясом торчали великолепные пистолеты, украшенные серебряной насечкой, а у пояса висела загнутая сабля в богатых ножнах. По–видимому, он угощал своих товарищей, и угощал щедро.
Запорожцы пировали за отдельным столом; лица их были возбуждены, жупаны распахнуты, видно было, что товарыство уже подгуляло. Жидовка с наймычкой хлопотали за прилавком; дрожащий и от радости, и от страха перед своими щедрыми, но и страшными гостями, жид беспрерывно шнырял то туда, то сюда, наполняя пустые кубки, исполняя приказания своих гостей; особенно увивался он вокруг запорожцев.
Дым, подымавшийся из казацких люлек, застилал весь потолок корчмы какой-то синеватой колеблющейся пеленой.
— Ну, жиде, иди теперь сюда! — закричал один из запорожцев, смуглый, широкоплечий, с пересеченной губой.
Жид вздрогнул, съежился и в два прыжка очутился возле запорожца.
— Что скажешь, ясный пан лыцарь? — произнес он, изображая на своем перепуганном лице самую подобострастную улыбку.
— Скажи нам, кто у вас теперь тут на правом берегу гетманует?
Жид невольно обернулся направо и поспешил ответить:
— Кто? Звестно — его милость ясновельможный гетман Дорошенко.
— А гетман Ханенко?
Жид торопливо закивал украшенной длинными пейсами головой.
— Так, так! И его милость гетман Ханенко!
— А брешешь же ты, собака! — раздался голос с правого стола. — Простыл уже и след его!
Жид вздрогнул и еще торопливее закивал головой.
— Брешу, брешу, ей–богу, брешу! — подхватил он поспешно. — Они что-то посердились немножко и ушли себе в Крым.
— Вернется! — раздалось с левой стороны.
— Ну, а Суховеенко? — продолжал допрашивать запорожец.
— И его милость пан Суховеенко гетман!
— Так что же это у тебя, — что ни поп, то батька? За кого ж ты сам стоишь: за Дорошенка или за Ханенка, а может, еще за Суховеенка?
При этом вопросе жид побледнел, взгляд его метнулся в одну сторону, в другую, фигура съежилась еще больше.
— Ну, что я, что я! — заговорил он торопливо и подобострастно. — Что могу я знать, бедный жидок? Я все равно, что самая маленькая травка: куда ветер веет, туда и она гнется.
— Го–го! — рассмеялся запорожец. — Значит: «Цыгане, цыгане, какой ты веры?» — «А якой тоби, пане, треба?»
— Ой, вей, ясновельможный пане! На чьем возе едешь, того и писню спивай!
— Видно, все у вас тут такой думки? — заметил громко запорожец.
— Хе! Бабий! Забыли свою вольную волю! Попыхачами стали! — подхватили его товарищи.
— Не волю, а сваволю, — отозвался седой казак с правого стола.
— Не вмер Данило, болячка вдавыла! — воскликнул с хохотом запорожец. — Гей, жиде, тащи вина сюда! Выпьем, панове, за здоровье наших городовых казаков, чтобы им ярма шеи не мулили.
Обрадованный прекращением щекотливого разговора, жид бросился со всех ног исполнять приказание запорожца и наткнулся на нищего, стоявшего у дверей.
— Пс! пс! Герш ду! — зашептал он, бросаясь к нему. — Чего пришел? Ты не видишь разве, что вельможное панство гуляет? Ну, ну, иди себе!
С этими словами он ухватил нищего за плечи и хотел было вытолкнуть его из корчмы, но нищий не думал уходить.
— На Бога, на Матерь Пресвятую, дозвольте хоть согреться несчастному… Второй уже день и риски во рту не было, — застонал он самым жалобным тоном, низко кланяясь и протягивая свою рваную шапку.
— Ну, ну, годи! Ступай себе, откуда пришел! — продолжал его выпихивать жид; но причитания нищего услыхали казаки.
— Оставь его, чего толкаешь доброго христианина! — заметил жиду седой сотник, сидевший за правым столом. — Иди сюда, старче Божий, на, выпей келех меду!
Нищий подошел к столу и, охвативши дрожащими руками оловянную кружку, жадно прижался к ней губами.
— Куда идешь?
— Ох, хотел было к Чигирину добиться, а теперь и не разберу, куда попал.
— На верный шлях, это самая к Чигирину дорога. А откуда сам?
— Издалека. — Нищий поставил на стол кружку, отер губы полой и низко поклонился казаку. — Дай тебе, Боже, здоровья, ясный пане, измучился совсем, с ног сбился все по пущам да по яругам.
Казак полез в кешеню и, доставши оттуда серебряную монету; бросил ее в шапку нищему. Нищий поспешно спрятал за пазуху полученную монету и кинулся целовать руку щедрому казаку.
II
— Помяни, Господи, родителей твоих милосердных, пошли тебе, Матерь Пресвятая, и счастья, и многолетия, и деточек, — низко кланяясь сотнику, заговорил нищий.
— Ну, за это добро не подякую, старче, — улыбнулся сотник, — не те теперь часы.
— Отчего же? Теперь как раз гетману Дорошенко казаки надобны, — заметил насмешливо богато одетый казак с левой стороны.
— Хватит с него казаков, чтобы всех закутных гетманишек в Крым позагонять, — бросил небрежно седой сотник и, повернувшись к нищему, продолжал расспрашивать: — А ты чего, старче, в Чигирин идешь?
— И сам не знаю… И собаке одной здыхать не хочется, на людях все как-то легче, руина кругом, народ бежит отовсюду… Ох, ох! — нищий жалобно заплакал.
— Так, так, стараются братья, — произнес как-то особенно значительно сотник, — наводят татар да руйнуют родную землю.
— Э–эх, вижу я, что у тебя порожняя шапка, диду! — заметил, оскаливши зубы, запорожец с рассеченной губой. — И чего тебе на руину нарекать? Теперь есть у вас такая оборона, что ну!
Нищий с изумлением взглянул на запорожца.
— Ха–ха! Смотрите, дывится, словно теля на новые ворота.
— Да разве ты не знаешь, что гетман вас всех турецкому султану отдал?
— Ох, Боже наш, ой, Господи! И не грех тебе, пане, смеяться над бедным стариком! Да ведь такого бы греха и Господь бы не потерпел! — воскликнул в ужасе нищий.
— Верно, верно, говорю тебе! Иди в Цареград, там теперь есть у вас родный батько, султан турецкий, он вас всех, как своих родных басурман, под крыло свое примет.
— Может, твой там батько, а то и матка остались, — огрызнулся седой сотник, — а наш батько всегда был и будет славный гетман Петр Дорошенко.
— Хе–хе, — продолжал запорожец, — да ведь он же и продал Украйну басурманам, поклонился султану всей отчизной нашей.
— Пусть бы там кто-нибудь твоей головой куцему дядьку поклонился, как гетман ударил Украйной султану.
— Как не ударил? А разве не прислал султан гетману и туй, и санджан?1
__________
1 Военные знамена.
— Это еще были гостинцы за обрученье, то ли будет на свадьбе! — заметил насмешливо смуглый казак с левой стороны.
— Перепадет, думаю, боярам, — добавил другой.
— Что боярам, то еще посмотрим, а что уже пидбрехачи заробят, так это верно! — вспыхнул седой сотник.
— Напрасно стараешься, пане сотнику! Шила в мешке не утаишь, а турецкой булавы найпаче! — осклабился широкоплечий запорожец. — Думаешь, что никто не знает о том, что гетман отдал Украйну в подданство царю басурманскому?
— А я говорю, что это брехня! — крикнул седой сотник и стукнул по столу кулаком с такой силой, что стаканы зазвенели и попадали.
— Как? Разве не было у вас рады с султаном? Разве не посылали послов в Цареград? — раздались возгласы с разных сторон.
— Была рада, посылали послов в Цареград, а только не поддались мы султану, а дружеский мир с ним заключили, чтобы борониться от татар. Разумный хозяин всегда со своими соседями в доброй злагоде живет. Для блага отчизны, для блага Украйны и вошел гетман в згоду с султаном. Не задавал он нас в турецкую неволю и не задаст, он за волю своей отчизны всю жизнь стоит.
— А вечное гетманство себе у турок выправляет! — вставил язвительно смуглый казак с левой стороны.
— Пусть отсохнет язык у того навеки, кто говорит на гетмана такие слова! — вскрикнул запальчиво седой сотник. — Да если бы гетман только за свое гетманство, да за свои кешени дбал, так не сидел бы теперь Многогрешный на левой стороне. Да и теперь, невзирая на это, готов гетман свою булаву отдать, лишь бы Украйна под одной рукою была. «Вошел в згоду с султаном», — вот что им глаз ест; да ведь через вас же и должен был он это сделать. Вы же да разные закутные гетманишки и довели его до этого!
