Эрнесто Медзаботта - Папа Сикст V
— Меня зовут Феликс Перетти, синьора.
— Ты спас мне жизнь, милый юноша, — продолжала красавица, — и в награду можешь просить все, что ты пожелаешь.
— Разве можно просить награду за то, что я, как христианин, подал руку помощи ближнему, — это мой долг, — с достоинством отвечал Перетти.
— Все это прекрасно, великодушный молодой человек, — заметил старый синьор, уже оправившийся от испуга, — но герцогиня Пармская, дочь властителя Франции не может быть в долгу ни у короля, ни у простого рабочего, а потому я прошу тебя сказать, какую награду ты хочешь получить?
Юноша, как было видно, не слушал старого синьора, он не мог оторвать глаз от герцогини. Его вовсе не поразил громкий титул молодой дамы, он любовался ее красотой. Глаза юноши горели страстным огнем, точно ему явилось какое-то божественное видение. С прозорливостью, свойственной каждой хорошенькой женщине, герцогиня поняла, что ее чарующая красота поразила этого дикого пастушка, и она приятно улыбнулась. Между тем старый синьор Бальтассар продолжал допытываться, какую награду пастушок желает получить.
— У нас нет времени долго стоять здесь, — сказал он, — до вечера мы должны поспеть в Лорето, а пока прошу тебя принять вот эту безделицу, — продолжал он, протягивая Феликсу кошелек, туго набитый золотом. — Эти деньги могут обеспечить всю твою жизнь.
— Синьора, — сказал юноша, обращаясь к герцогине и отстраняя рукой протянутый ему кошелек, — если вы уже так милостивы ко мне, то не откажите мне объяснить: может ли простого звания человек, не дворянин, стать священником?
— Без всякого сомнения, — отвечала герцогиня, крайне удивленная таким странным вопросом пастушка, — святая церковь призывает в свое лоно всех верных сынов, и простой крестьянин, если будет достоин, может достигнуть высших рангов, даже быть избранным папой; но для этого, прежде всего, необходимо много и долго учиться.
— Синьора, — сказал живо пастушок, — я сам выучился грамоте, без помощи учителя, и мне бы очень хотелось учиться дальше.
Герцогиня с удивлением посмотрела на честного юношу, черты лица которого были выразительны и энергичны.
— Ты, значит, хочешь быть священником? — спросила она.
— Это мое самое пламенное желание!
— Хорошо. Отправляйся завтра к настоятелю монастыря св. Франциска в Лорето; он получит от меня приказание на этот счет. Но, пожалуйста, не забудь: если тебе понадобится что-нибудь в жизни, обращайся прямо к герцогине Пармской Юлии и верь, дитя мое, твоя просьба будет исполнена. Граф, прикажите трогаться, — попросила она затем старого синьора Бальтассара и, любезно кивнув головой пастушку, откинулась внутрь экипажа.
Когда кортеж скрылся из глаз и бубенчики замолкли, Феликс Перетти опомнился и тихо прошептал:
— Итак, благодаря этой прекрасной синьоре, я вступаю на новое поприще. Что же меня ожидает впереди: скромная ли сутана простого монаха или пурпурная мантия кардинала? Это ведает один Господь Бог.
На другой день Феликс Перетти отправился в Лорето. Одет он был в самое роскошное платье, которое нашлось в его гардеробе. В кармане его коротеньких брюк лежала серебряная монета — его единственное богатство. Небо было сумрачно, в воздухе парило, все предвещало грозу. Взглянув на небо, покрытое тучами, юноша подумал, что ему было бы гораздо удобнее оставаться в своей хижине. Эта мысль вызвала улыбку на его губах, и он прошептал: «Я оставляю мое скромное ремесло для того, чтобы броситься в водоворот страстей, управляющих миром. Быть может, и мне суждено быть уничтоженным в нем. Но лучше пасть от небесной стрелы, чем сгнить, подобно павшему с дерева листу!»
Между тем гроза приближалась, уже слышались раскаты грома. Феликс с беспокойством смотрел кругом; на расстоянии нескольких миль не было видно никакого жилья. Среди поля стоял лишь один старый ветвистый дуб, и пастушок, видя приближение тучи, направил шаги к дубу. В прежнее время так же, как и теперь в деревнях, не знали, что высокие деревья служат проводником скопившегося электричества. Подойдя к дубу, юноша увидал странную фигуру старухи, сидевшей прислонившись к стволу дерева. То была известная Беттина, признанная всеми за колдунью. Перетти узнал ее и невольно попятился назад. Он хотя был и очень умный юноша, не верящий в сверхъестественное, но в те мрачные времена, когда святая коллегия и сам папа верили в колдовство, было весьма естественно для простого деревенского необразованного человека разделять общее мнение о колдовстве. Юноша со страхом смотрел на старуху.
— Ты, Феликс, также боишься колдуньи! — вскричала Беттина. — Ты, один из самых разумных юношей округа. Жаль, очень жаль, что гордый сокол превратился в трусливого голубя. Неужели твой рассудок тебе не говорит, что вся эта вера в дьявольщину есть прямое доказательство невежества? Подойди ко мне ближе, добрый мальчик, и сядь тут.
Феликсу стало совестно, он подошел к старухе и сел под дерево по ее указанию.
— Вот так-то лучше, — продолжала старуха, — здесь ты сидишь хотя и рядом с ведьмой, но тебя, по крайней мере, не мочит дождь; а эта христианская купель не всегда бывает приятна. Не правда ли? — спрашивала старуха, разразившись сатанинским хохотом.
В это время блеснула молния, загремел гром и застучали крупные капли дождя. Старуха и юноша, защищенные развесистыми ветвями дуба, сидели точно под крышей, дождь их почти не касался. Колдунья пристально смотрела на Феликса. Наконец это надоело последнему, и он вскричал:
— Что ты на меня так уставилась, затеваешь какую-нибудь дьявольщину? Смотри, старуха, я уложу тебя этой дубинкой прежде, чем явится к тебе на выручку черт.
Старуха не обратила внимания на эту угрозу юноши и прошептала:
— Шестьдесят лет я занимаюсь изучением физиономий людей, и в жизни моей я не видала таких ясных указаний будущей судьбы человека. — И обращаясь к Перетти, громко сказала: — Ты знаешь, что я умею предсказывать будущее? Недаром ты меня считаешь за колдунью.
— В таком случае скажи, что меня ожидает? — спросил юноша.
— Дай мне твою руку и не забудь, Феликс, что бедная нищая не имеет другого хлеба, кроме милостыни.
Пастушок вынул из кармана свою единственную монету и подал ее старухе.
— Великодушен, как король! — прошептала старуха. — И странно, что такая великая душа облечена в тело пастуха. Дай мне твою руку.
Рассматривая ладонь Перетти, ворожея говорила:
— Вот линия долгой жизни, а вот другая, которая прямо указывает, что ты, Феликс Перетти, достигнешь высших рангов.
— Вот видишь, старуха, какую ты чушь несешь! — вскричал сконфуженный юноша. — Ну как я могу достигнуть высших рангов, я, простой пастух?!
— Я тебе говорю, — настаивала ворожея, — что ты будешь могущественнейшим из всех могущественных, и никто — ни люди, ни даже ты сам — не в состоянии изменить судьбы, назначенной тебе свыше.
— Но доказательство! — нетерпеливо вскричал юноша.
— А доказательство? Ты многого хочешь, небо не…
Она не кончила, страшный удар грома разразился близ дуба.
— Боже, помилуй нас грешных! — прошептал с ужасом юноша.
— Ты требуешь доказательства, — торжественно продолжала старуха, — и вот тебе само небо шлет это доказательство в огненном письме. Говорю тебе, Феликс Перетти, ты достигнешь высших рангов, ты будешь папой, и короли будут целовать твои ноги!
— Молчи, несчастная, — вскричал Перетти, — ты меня с ума сводишь! — И, не дождавшись окончания дождя, он вскочил и скоро зашагал по дороге в Лорето.
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
МОНАСТЫРЬ францисканского ордена в Рипа — один из замечательных памятников, воздвигнутых католическими монахами в средние века. Почитание знаменитого медика Дассизи и его последователей дошло до того, что народ называл их серафимами. Ни один орден не имел такого влияния на католический мир, как орден, основанный св. Франциском. Аббат Джиоакимо предсказал рождение орденов Доминиканского и Францисканского. Существует легенда, будто папе, оплакивавшему упадок католической церкви, явилась пресвятая Дева Мария и объявила, что для спасения католицизма вскоре Господь Бог пошлет две милиции. Эти две милиции действительно явились. Одну из них основал испанец Доминик Гузман, другую — Франциск, сын Бернардони Дассизи. В этих двух орденах, начавших борьбу с еретиками, сосредоточился характер католической церкви. Гордый и высокомерный испанец Доминик Гузман не был в душе христианином и лишь называл себя католиком. Вопреки учению Христа Спасителя, он отличался крайней нетерпимостью и фанатизмом. Он основал инквизицию (Filioli del fuoco), повсюду сеял ужас и зажигал костры. Взятый в плен альбигойцами, на вопрос, какой смертью он желает умереть, безумный фанатик отвечал: «Самой мучительной для того, чтобы ваше преступление было еще ужаснее и чтобы вы претерпели вечные муки в аду кромешном». Безумцы испугались страшных слов монаха и отпустили его на волю. Таким образом, фанатик Доминик продолжал проповедовать пользу святой инквизиции, тиранившей несчастное человечество в продолжение шести веков.
