Наталья Иртенина - Царь-гора
2
Рано утром Федор проснулся в мучительном размышлении о смысле бытия. Не какого-нибудь вообще человеческого, а своего собственного, родного. Еще во сне он пытался убежать от этого тягостного вопроса, но не смог — земля под ногами превратилась в клей. Теперь, наяву вопрос догнал его и оглушил. Федор внезапно осознал, как крупно не повезло ему вляпаться своим личным бытием не в то время и не в то место.
Но времена, как известно, не выбирают, а с бытием надо было все же что-то делать. Вероятно, следовало попытаться просто сменить место, однако существовали опасения, что от перемены географических слагаемых его участь не изменится…
Федор взял пропиликавший телефон, выслушал ультиматум и угрозы. Голос был незнакомый, но это не имело значения.
— Я вас понял, и незачем хамить. Перезвоните в четверг.
Бросив трубку, он отрешенно добавил:
— После дождичка.
После этого попробовал растолкать лежащее рядом женское тело.
— Эй, слышишь? Проснись, тебе говорю.
Девушка приоткрыла глаз и грубо ответила:
— Пошел к черту. Я тебя не знаю.
Федор вспомнил ее имя — Лиля.
— Да и мне с тобой не пуд соли есть. Ты мне скажи: Золотые горы — это где?
— В Центробанке, — сквозь сон пробормотала она.
— А, — разочарованно протянул Федор. — Это меня не спасет. Слышишь? — Он пихнул ее в бок и повторил: — Это меня не спасет.
Девушка промычала нечто, отмахнулась, повернулась спиной, широкой и гладкой.
Федор с внезапной ненавистью смотрел на эту спину. В нем рождалась решимость. Золотые горы, тоже неясно оформившиеся во сне, еще будили в нем надежду, но теперь и она погасла. Он встал, подошел к окну, распахнул настежь. Своим последним взглядом на действительность Федор постарался выразить весь пошлый трагикомизм бытия. Затем он сел на подоконник и быстро перекинул ноги наружу. Оглянулся на женскую спину, все такую же равнодушную. Запустил в нее мягкой игрушкой с окна.
— Да проснись ты, корова! — отчаянно попросил он напоследок.
Девушка лягнула ногой.
Трагикомизм на глазах делался еще более пошлым. Федор не стал медлить.
— Надеюсь, никто не будет обо мне жалеть, — сказал он на прощание, перекрестился на всякий случай и спрыгнул не глядя.
Внизу раздались треск кустов, женский визг и собачий лай.
Через несколько минут в дверь квартиры зазвонили. Громкая, непрерывная трель сосредоточила в себе всю ярость и невысказанную обиду звонившего. Девушке все же пришлось проснуться и, натянув халатик, зевая, идти открывать.
— Сейчас! Кого еще принесло…
Федор ворвался, перепугав ее своим видом. Он был в трусах, босой, исцарапанный до крови, хромал на одну ногу. Кроме того, лицо его исказило страшное выражение. Схватив в охапку полуголую девицу, он вытолкал ее за порог и захлопнул дверь.
— Пошла вон!
В спальне скатал комом платье, трусики и лифчик, подобрал туфли. Вернулся в прихожую. Девушка рвалась в квартиру, терзала звонок и громко, вульгарно ругалась. Федор бросил ей одежду и снова хлопнул дверью у нее перед носом.
— Идиот, это моя квартира! — услышал он в потоке грубой брани. — Сам пошел вон!
Федор на мгновение задумался, схватился за голову, затем рассмеялся. Им овладела легкая истерика, перешедшая вскоре в икоту.
Он выглянул в окно, из которого выпрыгнул в надежде убиться и уверился в простой истине: прежде чем творить суицид, нужно хотя бы осмотреться вокруг. Квартира находилась на четвертом этаже, внизу росли пышные кусты с гибкими ветвями, едва оперившиеся весенней зеленью. Правда, располосовало его убедительно и вполне ощутимо, но с такими ранами он больше походил на размалеванного индейца, чем на трагическую личность, не имеющую причин продлевать собственное бытие.
Федор вытер простыней кровь, оделся, сунул в карман телефон и впустил наконец бьющуюся об дверь девицу. Вслед ему она отправила с десяток изощренных выражений и в конце поставила жирную точку:
— Чтоб ты сдох, придурок!
Она даже не догадывалась, насколько ее пожелание было близко к тому, чтобы осуществиться — если не по воле Федора, то усилиями других людей, чьи планы он слишком неосмотрительно нарушил и с чьим имуществом так неосторожно обращался. Вот уже двое суток перед ним стоял выбор: раздобыть непредставимо большую сумму денег, что абсолютно невозможно, либо искупить вину кровью, что, напротив, легко осуществимо.
Федор почувствовал себя глубоко несчастным. Несчастьем было уже само место его работы. С самого начала он подозревал, что это приведет к чему-то подобному. Но нервы успокаивал размер вознаграждения, а о душе и совести на такой работе думать опасно — можно себя не уберечь.
Теперь же выходило, что и без совести он себя не уберег. Когда очередной курьер из Сибири, покинув ванную, протянул ему дуршлаг с отмытыми алмазами, Федора попутал черт. Он вдруг решил, что ему все позволено. Камни он должен был передать наутро, а вечер провел в баре, где познакомился с дамой. Она была намного старше его, в глазах у нее плескалась томная печаль. Федор, не долго думая, предложил ей провести ночь в люкс-отеле. Она согласилась. В номере гостиницы самозваный нувориш вел себя развязно и страстно, целовал ей ноги, сорил по полу купюрами, обещал озолотить, а под занавес действа вывалил на постель алмазы…
Утром он проснулся один, с головной болью, и долго ползал по ковру, собирая деньги. Потом его пронзила догадка, он кинулся искать алмазы. Нашел лишь четвертую часть. Томно-печальная дама оставила ему немного крошек с пиршественного стола. Следовало полагать из лучших побуждений. Федор был уверен: окажись на ее месте молодая деваха, о его доле она бы и не подумала.
Над головой в апрельском ясном воздухе медленно растекался колокольный звон. Федору тоже торопиться было некуда, за него спешило время, приближая неотвратимое. Он дошел до конца улицы и уперся взглядом в старинную церковь, похожую на сказочный теремок в окружении клейких листиков весны. У ограды топтались нищие, совершенно дееспособные на вид и хоть не цветущего, но явно крепкого здоровья, еще справлявшегося с избытком алкоголя. В руках они держали картонные коробки и поздравляли прохожих с праздником. Федор с внезапным интересом кинул им по рублю и спросил о празднике. Двое дали противоречивые ответы, третий, не моргнув глазом, назвал День сантехника. Федор удовлетворенно кивнул, поднялся на паперть храма и, помявшись, обмахнул себя для порядку скромным крестом.
Внутри народу было немного, служба кончилась. Федор приблизился к свечной конторке и спросил у женщины, с головой закутанной в черное:
— Где тут у вас чудотворная икона?
Прежде он не имел отношений с церковью, но из чужого религиозного опыта сделал заключение, что в каждом храме непременно должна быть чудотворная икона.
Женщина поглядела поверх очков, помедлила, рассматривая его физиономию, заклеенную пластырем в аптеке. Будто раздумывала, для чего ему непременно чудотворная. Затем показала: «Там». Федор взял у нее самую толстую, длинную свечу и направился в левый придел. Под киотом со старинной потемневшей иконой был устроен помост с перильцами, перед которым образовалась очередь в несколько человек. Федора это удивило, он предполагал, что просить у иконы чуда можно и бесконтактным способом. Но, видимо, имело смысл делать как все, и он встал в хвост. Воткнув в свечницу зажженную свечку, смирно дождался своей очереди.
Поднявшись на помост, он рассмотрел лицо Богородицы. Его сложно было назвать женственным, тем более красивым, но Федору красота не требовалась. Пожалуй, это даже помешало бы ему и отвлекло от главного. «Я не знаю, как ты действуешь, — сказал он беззвучно, — но я вляпался в такое дерьмо… Хотя тебе, наверно, и так все известно… Обещаю, больше никогда… — Слова потекли легче и быстрее, словно миновали препятствие. — Меня теперь спасет только чудо… Сегодня я хотел покончить с собой, но как-то не вышло. Случайно оказался не в своей квартире. Может, это тоже чудо… А может, все-таки случайность…»
Федор запутался в мыслях, вдруг заподозрив, что в чудеса он совсем не верит. Поклон получился неуклюжим и стыдливым. Распрямляясь, он задел головой низко висящую у иконы лампаду, и та закачалась. Рядом мгновенно объявилась плюгавенькая старушка, рассерженно потребовала:
— А ну-ка не хулигань тут, парень, а не то тебя живо выведут!
Федор удивленно оглянулся на нее.
— Что, бабусь, в церкви вышибал завели?
Старуха забормотала «свят, свят», косясь на него, и стала протирать тряпкой чудотворную.
Федор спустился с помоста, увидел батюшку в красной пасхальной ризе, разговаривающего с прихожанкой; затем принялся рассматривать росписи. Донеслись слова священника:
— Золотые горы нам тут, матушка, не обещаны…
