Тимоти Финдли - Пилигрим

Когда доктор Хаммонд приехал, дверь ему открыла кухарка миссис Матсон. Ей пришлось взять на себя обязанности дворецкого, поскольку Форстер был занят другими делами. К этому времени тело Пилигрима внесли в дом и положили на кровать.

Грин обрисовал ситуацию, рассказал о своем предыдущем опыте спасения пациента и добавил, что не решается вынести заключение о смерти без подтверждения коллеги. После краткого обследования Хаммонд убедился, что Пилигрим действительно умер. «Мертвее некуда», — сказал он Грину.

И с этими словами поставил свою подпись на свидетельстве о смерти.

Полчаса спустя у Пилигрима забилось сердце. Потом к нему вернулось дыхание.

Вот такого человека привезла в клинику Бюргхольцли Сибил Куотермэн — убежденного самоубийцу, который, судя по всему, не мог умереть.

Проехав на поезде через Париж и Страсбург, Пилигрим со своим эскортом прибыл в заснеженный Цюрих. Их встретил серебристый «даймлер», нанятый вместе с шофером. Горничная маркизы Фиби Пиблс и камердинер Пилигрима Форстер проводили хозяев до клиники, а затем слуг отвезли в отель «Бор-о-Лак», самый престижный в ту пору среди иностранцев.

Форстер и Фиби Пиблс в замешательстве ехали одни-одинешеньки в серебристом «даймлере», не понимая, как им себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом.

Они сидели на заднем сиденье автомобиля, нанятого ее светлостью, и мучительно размышляли о правилах этикета. Могут ли они считать наемного шофера своим шофером или все-таки они — слуги, стоящие на одной ступеньке иерархической лестницы?

Форстер решил, что он все-таки выше. В конце концов камердинер — глава челяди в любом доме, если только хозяин никого над ним не поставил. С другой стороны, Форстер должен былпризнать, что едет в автомобиле леди Куотермэн, а не в машине хозяина. Наемный шофер подчинялся лишь тому человеку, который его нанял, то есть леди Куотермэн. Вес это слишком сложно… Нужно ли заплатить шоферу, как полагается слугам в домах, куда Форстер ходил вместе с хозяином?

Нет, решил он. Пускай леди Куотермэн сама расплачивается.

— Вы будете жить в клинике с мистером Пилигримом и ухаживать за ним? — спросила Фиби.

— Надеюсь, — ответил Форстер.

— Не хотела бы я жить в одном доме с умалишенными, — сказала Фиби. — Бог его знает, что там может случиться. Все эти психи…

— Они не психи, — одернул ее Форстер. — Они больные. И в клинику их привозят, чтобы вылечить — точно так же, как чахоточных возят в Давос.

Форстер проговорил это таким авторитетным тоном, что Фиби, слыхом не слыхавшая о Давосе, явно струсила.

— Пожалуй, что так. И все-таки…

— До сих пор вы вроде не жаловались, путешествуя вместе с мистером Пилигримом, — чопорно произнес Форстер. — Разве его поведение в поезде хоть на миг показалось вам угрожающим?

— Нет.

— Вот вам и ответ. Я с радостью последую за своим хозяином куда угодно, чтобы служить ему и дальше.

— Да, мистер Форстер.

— Мы приехали. Вон он, отель «Бор-а-Лак».

Запорошенный снегом «даймлер» остановился перед внушительным порталом. Шофер вышел и открыл Фиби дверцу.

— Что мне делать? — спросила она у Форстера.

— Вылезайте, — сказал он. — Перекиньте ноги вправо и выходите из машины.

Фиби послушно опустила ноги на землю и встала возле автомобиля. Форстер вышел за ней и поздоровался со швейцаром, вышедшим им навстречу вместе с двумя молодыми людьми в униформе, которые раскрыли над ними зонтики, пытаясь защитить от поземки. Впрочем, попытка эта была тщетной, поскольку снег разметался ветром во все стороны.

— Мы из эскорта леди Куотермэн, — сказал Форстер. — Надеюсь, вы нас ждали?

— Разумеется, мистер Форстер, — просиял швейцар. — Идите, пожалуйста, за мной.

Когда они повернули к ступенькам, Фиби Пиблс нагнулась к Форстеру и шепнула:

— Ну и ну! Он даже знает, как вас зовут!

Форстер снял шляпу и похлопал ею о бедро, стряхивая снег.

— Конечно, знает. Это его работа.

Вскоре после того как кофе был выпит, а Пилигрим отведен в свою палату, леди Куотермэн пришла в кабинет к доктору Фуртвенглеру.

— Вы надолго собираетесь здесь остаться? — спросил он, когда его гостья села.

— Пока вы не скажете, что я могу спокойно уехать, — ответила она. — Мне все равно, сколько времени это потребует. Я его ближайший друг. У него нет семьи. Я хочу остаться с ним, пока он не пойдет на поправку.

— Не исключено, что вам придется ждать довольно долго, леди Куотермэн. Мы ничего не в состоянии гарантировать.

— Не важно. Главное, что он попал в хорошие руки.

Доктор Фуртвенглер стоял у одного из трех высоких окон.

Глядя на него, леди Куотермэн заметила, что обычный в Альпах снегопад превратился в настоящую пургу.

— Ваша машина вернется? Если нет, мы можем…

— Нет-нет, спасибо. За мной приедут, как только я позвоню.

Фуртвенглер сел напротив леди Куотермэн, отделенный от нее широкой столешницей. Кабинет у доктора был уютный: панели темного дерева, утопленные в нишах окна, полки с медицинскими книгами и журналами, кожаные кресла и диван, медная лампа с зеленым стеклянным абажуром. На разноцветных занавесках — китайский узор: цветы и бамбуковые тростинки, переплетенные на фоне подернутых туманом горных вершин и деревьев.

Леди Куотермэн сбросила пальто и осталась в синем платье с высокой талией и фиолетовыми кружевами. Глаза у нее тоже были сине-фиолетовые, хотя сейчас зрачки расширились настолько, что радужка казалась черной. Она теребила перчатки, лежавшие на коленях словно котята, взятые с собой для успокоения. Вуаль на широкополой шляпе была отброшена назад, покоясь на волосах сумрачной дымкой.

— Вы не хотите спросить меня о чем-нибудь? А то уже поздно. Мне хотелось бы принять ванну и поужинать.

— Да-да, конечно. Извините.

Доктор Фуртвенглер взял ручку и придвинул к себе большую стопку бумаги.

— Для начала, если вы не против, — проговорил он, расскажите, пожалуйста, немного о себе. Это может оказаться полезным.

— Мой муж — пятнадцатый маркиз Куотермэн. Зовут его Гарри. Кстати, «Куотермэн» пишется через «э». Многие необразованные люди пишут нашу фамилию через «е», не понимая, что буква «э» символизирует наши французские корни. Девять столетий назад мы прибыли в Англию из французской провинции Мэн. Когда я говорю «мы», то, естественно, имею в виду предков мужа.

— Да, конечно.

— Яурожденная Сибил Копланд. Мой отец, лордСирил Копланд, просидел в палате лордов дольше всех своих сверстников и умер в возрасте девяноста девяти лет. Мне тогда исполнилось двенадцать. А зачал он меня, когда ему было восемьдесят шесть. Своего рода рекорд, я бы сказала.

— И не просто рекорд. Это феноменально!.

Наблюдая за тем, как доктор записывает сведения, Сибил заметила:

— Вы очень хорошо говорите по-английски, доктор Фуртвенглер. Вы швейцарец или немец?

— Вообще-то я австриец, однако медицинское образование получил в Эдинбурге.

— Вот откуда у вас эта легкая картавость! — улыбнулась Сибил. — Она очаровательна.

— Я полюбил Шотландию и Англию тоже. Знаете, леди Куотермэн, я обожаю походы. На каникулах я исходил пешком весь Озерный край, Уилтшир и Кембриджшир. Чудесно! Вы знаете эти районы?

— Прекрасно знаю. Все мои братья и муж учились в королевском колледже в Кембридже. Сельская местность там просто рай.

— А мистер Пилигрим?

— Он учился в Оксфорде, в колледже Святой Магдалины. Мне жаль его, — снова улыбнулась Сибил.

— Жаль?

— Ну да. Мы в Англии так шутим, доктор. Забавно, но студенты любого университета считают, что все остальные сильно обделены жизнью.

— Понятно. — Доктор Фуртвенглер посмотрел в свои записи. — Мистер Пилигрим — искусствовед, верно?

— Да, и это нас с ним тоже объединяет. Мой брат Симс был искусствоведом.

— Был?

— Да. Он… — Сибил отвела взгляд.

Фуртвенглер внимательно следил за ней.

— Вы не обязаны мне говорить.

— Нет-нет, я скажу. Просто… — Она закрыла глаза, теребя перчатки, а затем приложила одну из них к щеке, словно руку друга, решившего ее утешить. — Он покончил с собой. И теперь, после того как Пилигрим тоже попытался свести счеты с жизнью, у меня такое чувство, будто Симс вернулся и преследует меня.

Сибил открыла глаза и положила перчатку на колени, к ее товарке, после чего выудила из сумочки носовой платок. Взяв себя в руки, она вновь заговорила уверенным и решительным тоном:

— Симс Копланд был моим младшим братом. Он погиб, когда ему исполнилось тридцать, в сентябре 1901 года. Знаете, он принимал участие в создании галереи «Тэйт». Она как раз тогда открылась. Симс работал как проклятый, но ему нравилось. Он всегда был слишком погружен в свою деятельность. Порабощен ею, если хотите. Кто бы мог. подумать, что… Он чересчур хорошо умел скрывать свои чувства. — Сибил помолчала. — Простите, но при мысли о его гибели я прихожу в ярость. Такая нелепая смерть!