Александр Белов - Гривна Святовита
— Этого не нужно было делать?
— Теперь уже его не воротить. Он первым напал на меня. Пусть Искор на себя и берет. Мы там не по своей воле оказались.
— Теперь ты остался один. Нет тебя, нет и Искорова умысла.
— Он должен мне еще две меры серебра…
— Поди возьми! У голодного пса легче кость выпросить.
Брагода положил руку на плечо старику.
— Благодарю тебя, Хорат! Теперь снова священный огонь Сва горит на алтаре моей груди.
Он уходил от старика, оставляя у него какую-то часть своей жизни. Она цепляла его душу доброй печалью, ластилась, но отпускала от себя безвозвратно.
Дорога огибала холм, но Брагода свернул с нее и поднялся на вершину.
* * *С высоты Искоровы леса казались необмерными. Да, пройти сквозь такие дебри и не сгинуть в них навеки сможет не всякий.
Холм оглавляла массивная четырехликая каменная веха Святовита: величественный бог простирал свой взор во все концы земель Рода. Вехи, подобные этой, незримыми нитями связали землю славянскую с великой Арконой. Оттуда пришел Род, там от плоти священного дуба взял жизнь первочеловек, там жрецы сохраняли заветы богов, их священное слово — Веду.
Брагода приветствовал Святовита, вскинул голову и коснувшись ладонью левой стороны груди. Так делали все воины рода Оркса.
Над каменным изваянием густели краски вечернего неба. С приходом сумерек в Турьевом городище трубили в рог, возвещая о воцарении ночного времени. Едва замирал последний звук, как его тяжелые ворота закрывались. Но это обстоятельство сейчас не смущало Брагоду. По своему родовому положению Брагода должен был въезжать в городище рикса только на коне, трубя в рог, однако он выбрал путь менее почетный, зато более надежный.
Дожидаясь урочного часа, Брагода предался воспоминаниям.
После смерти отца его, как старшего из Орксовой молоди, рикс Турьего городища посадил в две головы от себя. Будь это кто-либо другой — такое расположение старого кнеза не спасло бы его от зависти, злобной неслады с ближними риксовыми мужами. Но борсека боялись, а потому вроде бы и не замечали. Тогда Брагода почувствовал себя обиженным и однажды, не раздумывая, сел к риксу-кнезу даже ближе, чем сиживал его отец. Он был старшим, и потому представлял не только род, но и делал его славу со своим именем. Род Оркса происходил из триверов[2], вот почему Брагода по традиции носил тройное имя, считая еще и имя отца.
Старый рикс восседал во главе стола, возвышаясь на массивном дубовом седалище. Над его головой нависали тяжелые турьи рога, прибитые к низкому потолку. Древние боги, сошедшие когда-то на землю, тоже имели рога. Так говорит Веда.
Дубовый стол едва доходил до колен рикса, который неспешно делил добычу, разрывая мясо руками. Оторвав кусок, он обводил взглядом сидящих и бросал его на стол, говоря негромко, но так, чтобы слышали все:
— Тебе, Болеслав, сын Грумира… Тебе, Брагода — Вук Орксов…
Потом рикс разливал вино в ритоны[3], и рабы не мешкая подносили их мужам.
Когда дошла очередь до Брагоды, он вдруг ощутил горькую сухость во рту — испытанный признак предугаданной опасности. Внезапно раб опрокинул кубок, и в наступившей тишине пировавшие увидели, как по плечам воина потекло густое липкое вино. Брагода повернул голову, и его взгляд наткнулся на ядовитую усмешку молодого рикса Искора.
— Сколько стоит жизнь этого раба? — едва расцепив зубы, спросил Брагода у старого рикса.
— Я ее не продаю, — тихо ответил тот.
Никто даже и не заметил движения борсека, но раб, корчясь от боли, медленно осел на пол, пытаясь вытащить из окровавленной груди короткий кинжал Брагоды.
Старый рикс крякнул от удовольствия.
— Экий ты скорый на руку-то! Ну так и быть, я дарю этого раба тебе…
Вспомнил Брагода и свое первое знакомство с нравами Турьего городища, согласно которым гостеприимство местных риксов-кнезов следовало принимать как обязательную, хотя и малоприятную повинность. И молодой рикс Искор не замедлил показать себя.
Искорово время началось с больших и малых тревог. Молодой рикс принадлежал к тому поколению правителей, которые начали ставить себя выше Рода, не признавая над своей властью никакой иной. Земля уходила от малых племен к большим властителям, и первыми встали на защиту Рода его извечные ревнители — волхвы. Ничто не могло так поколебать трон рикса, как сопротивление жрецов, всегда стоявших выше и разделявших свою власть лишь с богами. Волхвы, а стало быть, и вера предков, встали непреодолимо на пути новых властителей. Искору вязала руки шаткость его положения в борьбе за общеродовую власть. Лютичи не ставили высоко правителей Гурьева городища и потому на вечевых сходах Искор был угрюм и молчалив. Его слово ничего не решало.
Появление в городище франконских капелланов не усилило бы влияние Искора, а наоборот, низвергло бы его окончательно. И оттого, побив франконов своими малыми силами, Искор полагал обрести себе славу среди лютичей, ставя их на грань войны с Империей.
…Деревья шумели, и мелкой-мелкой дрожью заходились кусты. Над ними гулял ночной ветер-духовей.
Брагода подобрался к самым стенам городища и, найдя подходящее место, спрятал там свои пожитки. Он взял с собой только пару фряжских кинжалов да цеп, которым обвязал себя поверх пояса с родовыми клеймами.
С помощью кинжалов, втыкаемых поочередно в бревенчатую стену, он легко добрался до самого верха и распластался на замшелом скате.
Все городище плотно укутала ночь. В редких домах светились огоньки сквозь прорези-оконца.
С факелами в руках, позвякивая оружием, к риксову двору прошла ночная стража.
Внизу, под стеной, были плотно вкопаны остроконечные колья. Перепрыгнуть их с высоты в четыре человеческих роста было невозможно. Борсек снял с ноговиц кожаные обмотки, связал их вместе, затем сделал петлю и, накинув ее на зубец стены, спокойно спустился вниз.
— Проснись, кнез!
Брагода теребил за плечо сонного Искора, но тот лишь мотал головой и что-то бормотал, не размыкая век. Должно быть, рикс усладился дурманом сок-травы и теперь отдал себя ненасытным демонам ночи.
Воин присел на низкую постель из тонкорунных шкур, ворс которых был столь мягок, что рука не сразу замечала его прикосновение. В изголовье висел щит Искора с его родовым знаком. Этому знаку всегда оставался подвластен дух — сторож риксова тела.
Но Брагода не боялся духа. Он усыпил его заговором, едва переступив порог спальни.
— Проснись же, кнез! — Брагода снова тронул спящего за плечо.
Искор, превозмогая сонный дурман, вяло оттолкнул от себя чужую руку и принялся ощупывать свое Лицо. Сознание вернулось к нему не сразу, но когда он пришел в себя, сперва испуг, а потом ярость охватили рикса:
— Что ты здесь делаешь?!
Искор вскочил, обращая свой неистовый интерес к дальнему углу спальни, где слышались какая-то возня и глухое мычание.
— Нет, Искор, твой тельник[6]не придет на выручку. Я на всякий случай связал его своей цепью. Вишь, как барахтается! Так что его ядовитые дротики тебе сейчас не услужат.
— Ты… ты поднимаешь руку на своего кнеза?!
— Вспомни, Искор, род Оркса Бешеного присягает только богам! Нас можно купить, но заставить подчиниться кому-либо из риксов нельзя! Я не такой человек, а ты не мой рикс.
— Что тебе нужно?
— Где мое серебро?
— Ты пришел сюда только за этим?
— Слишком много вопросов. Я больше не верю тебе, рикс. Ты отдашь мне долг — и я уйду, и тогда ничья кровь в твоем доме не прольется.
Брагода вонзил свой взгляд в глаза Искора. Кнез был едва ли не вдвое старше борсека и не привык отводить глаза, но против пронзительного взгляда Брагоды был беспомощен.
Рикс встал, молча подошел к изголовью своей постели, откинул золототканую накидку и открыл спрятанный под ней ларец. Затем нехотя извлек две пригоршни серебряных колтов[7] тонкой чеканки и протянул их Брагоде.
— Зря ты пришел сюда. Видно, забыл завет предков: «Не желай другому — не получишь сам!»
— Я пришел к тебе за своим. Наши предки говорили и так: «Обещанное другому — уже не твое!» И Руговит[8]мне помог. Он усыпил твою стражу, он и выведет меня отсюда.
Брагода спрятал за пазухой серебро, небрежно поклонился риксу и спустился в темную подклеть спальни.
Искор обессиленно рухнул на шкуры. Горечь постыдного унижения сдавила ему горло, но он превозмог себя, рассудок взял верх над чувствами.
Брагода, конечно, не тронул его сторожей. Он не посмел бы нарушить древнее правило — первому не проливать кровь Рода. Но, с другой стороны, ему только и нужно, чтобы Искор поднял сейчас шум. Все начнут метаться, обнажат оружие против Брагоды, и тот в суматохе уложит всех. Нет, его надо перехитрить.
