Елена Матвеева - Полярная звезда
Пришёл матрос Григорий Линник. Он умел обращаться с ездовыми собаками.
Седов продолжал подготовку к экспедиции. Продолжал бороться, чтобы Морское министерство разрешило поход.
И экспедицию наконец разрешили!
В АРХАНГЕЛЬСКЕ
Седов приобрёл крепкий хороший барк «Святой мученик Фока». Много лет назад его сработали норвежские мастера. Долго служил «Фока» зверобоям, ходил во льдах.
Ремонт бы дать «Фоке», да некогда и денег нет. Надо спешить, закупать и грузить на судно тёплую одежду, приборы для научной работы, солонину, сухари, сушёное мясо и сушёные овощи. Надо торопиться. Конец августа. Никогда суда не выходили в Арктику так поздно. Одна надежда: задержится зима.
ВЕРА
Жил Седов в деревянном доме возле пристани. Сюда приехала из Петербурга жена Седова, Вера Валерьяновна. Приехала, чтобы проводить мужа в далёкое плаванье.
Они обвенчались два года назад и вместо свадебного путешествия отправились в Архангельск. Тогда жена провожала Седова в экспедицию на Новую Землю. А теперь — на полюс.
Вера Валерьяновна знала, что жизнь с Седовым не принесёт ей ни богатства, ни развлечений. Принесёт эта жизнь одни расставания. Но что же делать, если полюбила она именно Седова — весёлого, неугомонного, похожего на мальчишку, когда хохочет, сочиняет стихи или бросает в неё снежками. Упрямого, неутомимого исследователя.
Как-то вечером Седов с женой вышли из дома. Во дворе, в загородке, сидели собаки, купленные для экспедиции. Всегда у них было шумно, а сегодня Веру поразила неожиданная тишина. Вера Валерьяновна и Седов были у пристани, когда завыла собака, потом вторая, третья…
У Веры сжалось сердце, и она заплакала. Седов растерялся:
— Не плачь, Верочка, не надо! А потом добавил:
— Ведь не зря тебя Верой зовут: верь, всё будет хорошо!
Оставалось жене Седова одно: верить, надеяться, ждать.
СКВОЗЬ ЛЬДЫ
27 августа 1912 года парадная пристань в Архангельске была забита народом. В клетках на палубе «Фоки» лаяли собаки. Гремел духовой оркестр. Неслись крики «Ура!»
Тяжело гружённый «Фока» медленно отвалил от берега, дал прощальный гудок.
За кормой неслись чайки, тоже провожали, кричали пронзительно и тревожно. «Будто плачут», — подумала Вера.
На капитанском мостике, подтянутый и бодрый, стоял начальник экспедиции — Георгий Яковлевич Седов.
…Сентябрь встретил путешественников штормами такой силы, что рулевого к штурвалу привязывали, чтоб не смыло водой.
Через две недели вошли в лёд.
Лёд лежал белыми полями. Между ними по чёрным трещинам-разводьям шло судно.
Старый барк прекрасно слушался руля. Отличное судно. Но не всемогущее. Ледовые поля двигались, напирали на соседние, края их ломались и громоздились в неприступные торосы. Дороги не было. Приходилось возвращаться, идти то вперёд, то в сторону, чтобы обойти торосы. А однажды повернули на юг.
— Так невзначай и до Архангельска дойдём, — не очень весело пошутил Седов.
Однако ни унывающим, ни усталым никто начальника не видел. «Железный он, что ли?» — удивлялся экипаж. Чем опаснее положение, тем решительнее и собраннее Седов.
ЗИМОВКА
«Фока» далеко не ушёл. Прочно вмёрз в лёд в бухте Панкратьева полуострова, у Новой Земли.
Зима. Это понятно всем. Только Седов не мог смириться с тем, что не добрались до Земли Франца-Иосифа. Значит, весной нельзя выйти на полюс. Он ушёл в каюту и долго не возвращался. Сидел за столиком, подперев голову рукой, смотрел на портрет жены. А когда появился, сказал: «Будем зимовать!»
И всё ожило. То там, то здесь слышался бодрый голос начальника. Стучали молотки. Матросы заколачивали люки, забивали лишние двери — утепляли судно. В кают-компанию принесли из трюма пианино и граммофон. Распаковали приборы. Павлов мастерил полки, оборудовал геологический кабинет. Визе разбирал библиотеку. Художник занимался фотолабораторией.
Барк превратился в дом. Бухту, где он стоял, назвали Бухтой «Святого Фоки». Седов каждый день уезжал с кем-нибудь из матросов: обследовал полуостров Панкратьева и ближайшие острова, вычерчивал карту. Старая была очень приблизительна.
Матросы удивлялись, глядя на Седова:
— Всё умеет. Топором работает и пилой. Палатку за десять минут ставит. Что приключится — нипочём не растеряется. Зря никого не обидит. И весёлый, шутит всё время. С таким не пропадёшь.
Полярная ночь пришла в начале ноября. Но когда светила луна, видно было не так уж плохо, и художник фотографировал.
Пинегин для Седова был самым близким человеком на «Фоке». Нравились ему серьёзный Павлов и вдумчивый, вежливый, аккуратный Визе, на вид совсем мальчик.
Команда подобралась неплохая. Матросы помогали учёным. А учёные с художником ездили на собаках за плавником — лесом, который море выкинуло на берег. Им топили печки: уголь берегли для судовой машины. Привозили куски пресного льда от вмёрзшего неподалёку айсберга — пополняли запасы питьевой воды.
Визе устроил метеостанцию для наблюдения за погодой. От судна до метеостанции натянули канаты, чтобы в пургу, когда и в двух шагах ничего не видно, не заблудиться.
Человек тяжело переносит полярную ночь: тоска одолевает. Седов знал: пока есть работа, пока люди живут дружной семьёй — никакая тоска не страшна. Однажды он предложил:
— Давайте устроим Великий Морской праздник. Хорошее настроение — важная штука, и зависит оно от нас самих.
Павлов тут же взялся писать шуточную пьесу в стихах. Пинегин делал костюмы. А в день праздника судно засверкало огнями, как праздничная ёлка. Кают-компания украсилась флагами, гирляндами и фонариками. На камбузе стряпали пельмени из сушёного мяса с салом, варили компот.
Ударила пушка. Выскочили черти. Появился морской царь с семьёй. Команда хохотала, увидев краснощёкого Шуру Пустотного в костюме морской царевны. Зато трудно было узнать царя Нептуна Полярного в рогожном костюме, в парике и бороде из пакли. Только по голосу поняли: матрос Линник.
Седов играл сам себя — начальника экспедиции. И царь на него очень сердился:
С некрещёною командою,Злой, разбойничьею бандою,Не спросивши разрешенья,Вторгся ты в мои владенья!
Царь потребовал окрестить всех, кто впервые за полярным кругом. Черти бросились ловить новичков. Лицо мазали сажей, а за шиворот выплёскивали по ковшику воды со снегом.
Много было шума и смеха. Больше всех веселился сам Седов.
ВЕСНА
В феврале поднялось над горизонтом солнце. С «Фоки» раздался приветственный залп пушки. Зимовщики дружно прокричали «Ура!»
Всё засверкало, заискрилось. Упали синие тени от скал и барка. Заиграл светлым изумрудом вмёрзший в лёд айсберг. К вечеру небо расцветилось зелёными, розовыми, сиреневыми полосами.
Однако весна шла неохотно. Солнце было холодным. А чаще падали на землю туманы и дожди.
Ушли в поход Павлов и Визе. Они должны были исследовать внутреннюю часть северного острова Новой Земли и описать часть восточного — Карского побережья. Седов с матросом Инютиным отправились на север — к мысу Желания.
ЛЕДНИК ВЕРЫ
Почти два месяца длился поход Седова.
Лёд под берегом был торосистым, труднопроходимым. Иногда этот лёд уносило ветром в открытое море, а вода схватывалась молодым, который под ногами стеклянно хрустел.
В опасных местах Седов шёл впереди, проверяя крепость льда. Инютин с собаками шёл по его следу. Однажды он сошёл со следа и провалился, а за ним поползли в полынью нарты с собаками. Седов бросился на помощь — и сам оказался в воде.
Седов поддерживал нарты, подталкивал их на лёд, кричал на собак, которые выбирались из полыньи и снова соскальзывали. Больше всего он боялся за документы, дневники, хронометры.
Хронометры — точное время. Без этих приборов невозможна работа Седова.
Ещё раз рванули собаки. Седов с матросом вытолкнули нарты на лёд, а потом выбрались сами. Одежда, спальные мешки, сухари промокли. А бумаги и хронометры, привязанные наверху нарт, остались в целости и сохранности.
Около семисот километров прошагали Седов с Инютиным. До них никто здесь не ходил. И карта, которую Седов вычертил, вернувшись, совсем не походила на те, что были. Теперь её с любопытством рассматривали в кают-компании. А Седов рассказывал:
— Этому горному хребту я дал имя Ломоносова. Вот остров Инютина. А возле этого ледника мы спаслись от смерти. Я назвал ледник именем Веры.
НА СЕВЕР!
Наступило лето. «Фока», занесённый зимой по палубу, освободился от снега. Борта его покрасили, зимнюю копоть вычистили. Судно было готово к плаванию. Но лёд оставался крепким, хоть и затопило его водой.
