Конн Иггульден - Волк равнин
Хан услышал, как высоким резким голосом закричал в юрте ястреб, и спрыгнул с седла. Его кожаные доспехи поскрипывали при каждом шаге. Он едва заметил, как подхватил поводья закутанный в меха слуга, всегда стоящий наготове. Есугэй распахнул деревянную дверь и вошел в юрту. Снег на доспехах мгновенно растаял от жары и стек вниз, оставив на полу лужицы.
— Ха! Вон пошли! — смеясь, отогнал Есугэй двух своих псов, в безумной радости прыгавших вокруг и норовивших лизнуть его в лицо.
Ястреб закричал, приветствуя хозяина. Но тот, конечно, понимал, что птица не так уж привязана к нему, скорее ей хочется незамедлительно отправиться на охоту. Старший сын, Бектер, ползал в уголку голышом, играя твердыми катышками грута. Все это Есугэй заметил, не отрывая взгляда от женщины, лежавшей на мехах. Оэлун раскраснелась от жара очага, а глаза ее сияли в золотистом свете лампы. Красивое счастливое лицо блестело от пота. Она вытерла рукой лоб, оставив на нем пятнышко крови. Рядом возилась повитуха со свертком. По улыбке Оэлун Есугэй понял, что у него родился еще один наследник.
— Дай его мне, — потребовал Есугэй, шагнув вперед.
Повитуха попятилась, раздраженно поджав сморщенные губы.
— Ты раздавишь его своими лапищами. Пусть поест материнского молока. Потом, когда окрепнет, возьмешь на руки.
Однако Есугэй не мог удержаться. Вытянув шею, он смотрел на новорожденного. Навис над сыном, словно туча, в своих мехах. Повитуха положила ребенка и стала вытирать тряпками маленькие ручки и ножки. Младенец отчаянно завопил. А Есугэю показалось, что этим криком сын приветствует отца.
— Он узнал меня, — с гордостью произнес хан.
— Он еще слишком мал, — фыркнула повитуха.
Есугэй не ответил. Он с улыбкой глядел на краснолицего младенца, но вдруг его лицо перекосилось от злобы, и он грубо схватил старуху за плечо.
— Что у него в руке? — прошипел он.
Повитуха собиралась как раз вытирать маленькие пальчики. Под яростным взглядом Есугэя она осторожно разжала младенческий кулачок, открыв сгусток крови величиной с глаз. Черный комок вздрагивал от малейшего движения и маслянисто блестел. Оэлун приподнялась, чтобы увидеть, что так привлекло внимание Есугэя. Заметив черный сгусток, она застонала.
— У него в правой руке кровь, — прошептала она. — Всю жизнь он будет ходить со смертью рука об руку.
Резко втянув воздух, Есугэй пожалел, что жена не промолчала. Неосмотрительно привлекать внимание злой судьбы к только что родившемуся. Некоторое время он сидел молча, погруженный в размышления. Повитуха продолжала суетиться, вытирать и кутать младенца. Сгусток крови поблескивал на тряпках. Есугэй взял его, и комок задрожал на его ладони.
— Он родился со смертью в правой руке, Оэлун. Так и должно быть. Он сын хана, и смерть — его верный спутник. Он станет великим воином.
Младенца наконец отдали его измученной матери. И Есугэй наблюдал, как жадно малыш схватил сосок, лишь только его вложили ему в ротик. Оэлун, поморщившись, прикусила губу. А хан все никак не мог успокоиться.
— Брось кости, матушка, — обратился он к повитухе. — Посмотрим, добро или зло принесет Волкам этот сгусток крови.
Взгляд его был холоден, и не стоило никому объяснять, что от этого гадания зависит жизнь младенца. Есугэй был ханом и не мог проявлять слабость. Только силы, только холодного разума ожидало от него племя. Он и хотел бы надеяться, что его слова отвратили зависть Отца-неба, однако страшился, что пророчество Оэлун все же исполнится.
Повивальная бабка потупилась. Она понимала, что в таинство появления наследника на свет вторглось что-то чужое и страшное. Порылась в лежавшем у очага мешочке с бараньими бабками,[3] раскрашенными мальчиками племени в красный и зеленый цвета. Такие бабки раскидывают по любому поводу. И по тому, как они ложатся, дают имена коням, коровам, овцам или якам. Старики же знали, что если их бросить в нужное время и в нужном месте, то они откроют очень многое. Повитуха подняла было руку, чтобы кинуть их, но Есугэй внезапно удержал ее. Она даже поморщилась — с такой силой он схватил ее.
— Он моя кровь, мой маленький воин. Дай их мне, — велел он и забрал у старухи четыре кости.
Она не противилась, оцепеневшая от жуткого выражения на его лице. Даже псы и ястреб замерли. Есугэй бросил кости, и повитуха ахнула, увидев, что выпало.
— Аййй! Четыре коня! Большая удача! Он станет великим всадником. Он будет завоевывать мир, сидя в седле! — закивал с облегчением и гордостью Есугэй.
Он хотел немедленно показать новорожденного сына людям племени и сделал бы это, если бы вокруг юрты не бушевал буран, выискивающий малейшую лазейку, чтобы проникнуть в тепло. Холод был врагом людей, но он же делал их сильными и выносливыми. В такие лютые зимы старики мучаются недолго. Слабенькая детвора тоже быстро вымирает. А вот его сын будет не из таких.
Есугэй наблюдал за крохотным комочком, присосавшимся к материнской груди. У мальчика были золотистые, как и у него, глаза, на свету почти желтые, будто у волка. Оэлун посмотрела на отца ее малыша и кивнула ему. Гордость заглушила все тревоги. Она была уверена, что кровь — дурной знак, но кости немного успокоили ее.
— Как ты его назовешь? — спросила повитуха у Оэлун.
— Имя моего сына Тэмучжин, — не сомневаясь ни на мгновение, ответил Есугэй. — Он будет железным.
Снаружи по-прежнему неистовствовал буран и, похоже, надолго.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
Одним прекрасным весенним днем двенадцатилетний Тэмучжин скакал по степи вместе со своими четырьмя братьями. Они неслись в тени горы Делиун-Болдах. Старший, Бектер, мчался на серой кобылице. Великолепный наездник, он целиком сосредоточился на скачке. Тэмучжин приноровился к ходу его коня и поджидал лишь той минуты, когда можно будет обогнать старшего брата. Вслед за ними скакал Хасар, бешено улюлюкая и нагоняя вырвавшихся вперед братьев. Десятилетний Хасар, любимец племени, был столь же весел, сколь мрачен и серьезен был Бектер. Чубарый жеребец фыркал и ржал вслед кобылке старшего брата, что страшно веселило Хасара. За ним галопом несся Хачиун. Этому восьмилетнему мальчику недоставало открытости, за которую все любили Хасара. Хачиун казался самым серьезным из братьев, даже скрытным. Он говорил редко и никогда не жаловался, как бы Бектер его ни доставал. В обращении с лошадьми Хачиуну не было равных. Он мог заставить скакуна мчаться с невероятной скоростью даже тогда, когда другие лошади уже выдыхались. Тэмучжин через плечо бросил взгляд на Хачиуна. Тот уверенно держался в седле. Казалось, мальчик просто лениво тащится в хвосте, но он и прежде удивлял всех мастерством и неожиданной скоростью, так что Тэмучжин держал ухо востро.
А где-то далеко-далеко позади жалобно кричал самый младший из братьев, умоляя подождать его. Тэмуге слишком любил сладости и безделье, что сказывалось на его ловкости. Тэмучжин усмехнулся при виде пухлого мальчишки, размахивавшего руками в надежде подстегнуть коня. Мать предупреждала, чтобы они не втягивали младшего в свои шальные приключения. Тэмуге едва вышел из того возраста, когда детей еще привязывают к седлу. И когда он отставал от братьев, то начинал реветь. Бектеру еще придется сказать Тэмуге ласковое словечко.
Мальчишеские голоса далеко разносились по весенней степи. Братья неслись во весь опор. Словно птицы, сидели они на спинах своих низкорослых лошадок. Есугэй гордился их мастерством и однажды назвал сыновей воробьями. Тэмучжин сказал Бектеру, что тот слишком жирный для воробья, а потом целую ночь прятался от рассерженного брата.
Но в этот день все племя было в прекрасном расположении духа. Пришли вешние дожди, реки снова наполнили берега и потекли, извиваясь, по равнинам, где еще вчера была только потрескавшаяся земля. Кобылицы приносили вдоволь теплого молока. Его пили, из него делали сыр и холодный кумыс. На холмах уже пробивалась первая зелень, а вместе с ней пришло предчувствие лета и теплых дней. Это был год курултая. Еще до начала зимы племена соберутся вместе для состязаний и торговли. Есугэй объявил о своем решении, что в этом году семьи Волков отправятся в длительную кочевку, на тысячу миль, чтобы пополнить стада. Мальчики предвкушали удовольствие, которое принесут им состязания борцов и лучников, и поэтому вели себя как можно лучше. Их воображение больше всего будоражили предстоящие скачки. О них-то они и мечтали, мчась по степи сломя голову. Все мальчики, кроме Бектера, тайком ходили к матери, Оэлун, и упрашивали ее замолвить словечко перед Есугэем. Все они хотели участвовать в скачках на длинные или короткие дистанции, чтобы заслужить себе имя и всеобщее уважение.
По неписаному закону мальчик, вернувшийся в родную юрту со званием «несравненный всадник» или «победитель коней», займет однажды место отца, когда тот уже не сможет присматривать за своими стадами. Поэтому все сыновья Есугэя, за исключением, конечно, толстяка Тэмуге, не могли думать ни о чем другом. Тэмучжина злило, что место отца должен занять Бектер, словно разница в пару лет так уж важна. Отношения между братьями стали натянутыми, когда старший вернулся, проведя год женихом вне племени — у невесты. Он каким-то непонятным образом вдруг повзрослел. Правда, самым высоким по-прежнему оставался Тэмучжин. И новый Бектер оказался не слишком-то веселым товарищем.
