Наталья Павлищева - «Врата блаженства»
– Нет дружбы между царями.
Все же Баязид позволил Джему бежать сначала на Родос, а потом к папе римскому и долгое время платил европейским правителям за пребывание у них Джема на условиях почетного пленника с условием уничтожения в случае попытки бегства или опасности освобождения.
Последние годы тот жил у папы римского Александра (Родриго Борджиа), но когда разразилась война с французами, несчастного Джема нашли-таки способ устранить. Папа римский лишился важной статьи дохода, но поделать ничего не мог. Принц Джем умер то ли от яда, то ли от простой дизентерии.
Баязид не дрогнул и тогда, когда пришлось казнить двоих собственных сыновей. Два других давно умерли от болезней, еще один от пьянства. Но что делать с оставшимися тремя – Ахмедом, Коркудом и Селимом, султан просто не знал, вернее, ничего поделать не мог, да и невозможно отстаивать свою власть, сидя на шелковых подушках гарема вместо седла. Каждый из трех оставшихся в живых сыновей прекрасно понимал, что его ждет в случае прихода к власти брата, и каждый был готов принести братьев в жертву.
Братоубийственная война, столь осуждаемая другими народами, была для османов не столь уж страшна. И дело не только в разброде и возможности развала империи из-за борьбы за власть, дело еще и в том, что сыновья были рождены разными матерями, каждая из которых поддерживала стремление своего сына стать следующим султаном, потому что получала права главной женщины гарема. Султаны справедливо полагали, что жен у мужчины может быть целых четыре, наложниц сотни, а вот мать только одна, и потому именно матери доверяли управление огромным хозяйством, называемым гаремом.
Но чтобы стать первой женщиной гарема – валиде-султан, нужно привести к власти сына, прекрасно сознавая, что в случае неудачи участь будет незавидной…
Что стоили жизни чужих сыновей для женщин, у которых выбор был невелик – статус валиде-султан в случае прихода сына к власти, прозябание в Старом дворце, куда ссылали ненужных женщин, или в худшем случае кожаный мешок и воды Босфора. Можно ли их осуждать за то, что выбирали первое? А неизбежные жертвы в виде соперников и их детей новых валиде волновали мало, ведь это были чужие дети и внуки. И даже когда султан уничтожал собственных сыновей, его мать волновалась мало, внуки всегда оставались еще. Сами внуки тоже мало считались бы с бабушкой…
Зато империя оставалась целой и продолжала расширять свои границы. А принцы?.. Мехмед Фатих знал, какой закон утверждать.
К тому же одной наложнице полагался всего один сын, это дочерей могло быть сколько угодно. Султаны уже перестали жениться, предпочитая не иметь законных жен, а в гареме держать наложниц. Так проще, наложницу за любую провинность можно отправить в кожаном мешке в Босфор, а за жену придется объясняться с ее родственниками. Наложницы, родившие султану детей, становились кадинами – не венчанными женами. Мать старшего из них была баш-кадиной и будущей валиде.
Пока наследник мал, султан мог быть спокоен, но как только шехзаде становился достаточно взрослым, чтобы меч Османов, которым опоясывали нового султана в знак восхождения на трон, не волочился за шехзаде по полу, наследник и его мать становились по-настоящему опасны для правящего султана. Пусть не они сами, но стоящие за ними силы вполне могли решить, что пришел их черед править.
К тому времени, когда очередной шехзаде становился султаном, его старшие сыновья уже крепко сидели в седле. Принимая меч Османов, обычно уже очень взрослый султан вполне мог опасаться мятежа со стороны сыновей.
Хотя правили султаны все равно подолгу – Мехмед II тридцать лет, Баязид тридцать один год.
Три оставшихся в живых сына султана Баязида не стали ждать, когда их отец отойдет в мир иной добровольно, они сцепились за власть уже при его жизни. Сам отец больше тяготел к старшему – Ахмеду, двое других братьев – Коркуд и Селим – были с этим не согласны.
Селим поднимал мятеж против отца дважды и вынужден был даже бежать от отцовского гнева в Крым. Довольно долгое время до того Селим управлял Трапезундом, потом балканскими провинциями Османской империи, был силен, опытен и жаждал власти. После первого мятежа, когда небольшое войско Селима было наголову разбито огромным войском Баязида, Селим кое-что понял: дело не только в желании взять власть, не только в мощи собранной армии и поддержке тестя – крымского хана Менгли-Гирея, на дочери которого Айше Хафсе был женат Селим, но и в поддержке янычар, то есть тех, кто составляет основную силу собственно султана. Султан тот, кого поддерживают янычары.
Кто подсказал Селиму важность подкупа и обещаний янычарам, неизвестно, но буйное войско и впрямь поддержало именно этого сына Баязида, когда тот предпринял новую попытку захвата власти в 918 году хиджры. В таком случае собирать войско было бесполезно, Баязид прекрасно осознал положение дел и добровольно отрекся от престола в пользу Селима.
Это было невиданно, никогда прежде султан не отказывался от власти сам, к тому же не объявлял об этом вот так: с балкона криком на всю площадь, где собрались янычары. Седьмой день месяца сафар 918 года хиджры (24 апреля 1512 г.) стал триумфом Селима, который, опоясавшись мечом Османа, стал девятым султаном Османов и третьим правителем османского Стамбула.
Но меч Османа это еще не все, султан Селим прекрасно понимал, что пока жив отец и братья, покоя не будет. Сознавал ли Баязид, что сын, с которым он не виделся больше четверти века, предпочтет не иметь столь опасных родственников? Наверное, и все же он попросил разрешения уехать в родовое имение Димиотику. Селим, только что притворно предлагавший отцу вообще остаться в Стамбуле, благосклонно разрешил, даже подготовил огромный обоз, собрав все вещи, которые были дороги лично Баязиду, и проводил отца до городских стен.
Но доехать бывший султан смог только до Чорлу. Через месяц после своего отречения в пользу сына отец скончался в ужасных муках, якобы от кишечных колик. Те, кто неосмотрительно говорил, что колики вызваны лекарством, которое дал бывшему султану врач Хармон, приставленный к Баязиду по приказу Селима, говорить быстро перестали вообще, лишившись языков, а то и голов, в которых те помещались.
Селиму было сорок два, и, взяв власть, он вовсе не собирался ее с кем-то делить. Недаром отец, отказываясь от жизни в Стамбуле рядом с новым султаном, сказал:
– Двум мечам в одних ножнах не бывать…
Теперь предстояло разобраться с братьями и племянниками. Коркуд попробовал бежать, но был пойман и казнен. Перед смертью он целый час писал брату трогательное письмо в стихах, но милости не просил, прекрасно понимая, что отец был прав, говоря о двух клинках в ножнах. Селим, прочитав это послание, даже прослезился и объявил всеобщий траур по казненному.
Это не помешало ему преследовать и Ахмеда. Тот в поэзии не был силен, но отправил на память новому султану перстень, стоимость которого превышала годовой доход с Румелии. Султан впечатлился меньше, траура не было…
За двумя братьями последовали шесть племянников, а затем… трое собственных сыновей – Абдулла, Махмуд и Мурад!
Вот теперь у Селима оставался только один Сулейман. Десять дочерей, пятеро из которых уже были замужем за пашами, не в счет, кто их считал, этих дочерей…
Поговаривали еще об одном сыне – Ювейс-паше, рожденном наложницей, которую Селим щедрой рукой подарил одному из визирей уже беременной, но этого Селим сыном не признавал. Ювейсу повезло, именно отцовское презрение спасло жизнь.
Сулеймана Селим оставил в живых то ли считая самым безобидным, то ли потому, что был очень обязан своему тестю, крымскому хану Менгли-Гирею, поддержавшему в трудную минуту зятя, бунтовавшего против отца. К тому же Селиму был нужен хоть один наследник. Султан оставил наследника наместником в Манисе, куда его определил еще дед, султан Баязид, набираться опыта правления. Это было вполне привычным делом, шехзаде с отроческих лет учились правлению как можно дальше от столицы, так безопасней для правящего султана…
Сулейман, рожденный Хафсой еще в Трапезунде, тогда стал единственным шехзаде, а его мать Айше Хафса баш-кадиной султана. Мать самого бунтаря Селима Айше-Хатун пробыла валиде-султан недолго, скончалась меньше чем через два года после его восшествия на престол. Селим вызвал в Стамбул Хафсу и поручил гарем ей. Не валиде, но главная женщина гарема – тоже неплохо.
Сложность для Хафсы оказалась в том, что сам Селим давно перестал интересоваться женщинами, хотя некогда даже стихи писал, очарованный прекрасными глазами возлюбленной (не Хафсы). У султана были совсем иные пристрастия и интересы. Взамен женского гарема, который он теперь не посещал вовсе, Селим завел себе гарем из мальчиков, к тому же кастрированных.
Только сама Хафса знала, каково это – испытывать такое унижение и жить в постоянном страхе за свою жизнь и жизнь сына. С другой стороны, именно отсутствие у Селима сыновей определенно сохраняло жизнь Сулейману. Присутствие Хафсы в Стамбуле, а не рядом с сыном давало Селиму определенные преимущества, сын и мать становились словно заложниками. Стоило Сулейману предпринять что-то против отца, как пострадала бы Хафса. Селим знал, как любит и ценит Сулейман мать, прекрасно понимал, что тот не сделает и шагу для захвата власти, опасаясь за ее жизнь.
