Евгений Анташкевич - Хроника одного полка. 1915 год
– Минус два по Реомюру, господа, я воткнул градусник прямо в снег.
Офицеры зашевелились, сведения, которые принёс поручик, были, конечно, важные, но сказать на это было нечего. Они стали двигаться на лавках, усаживаясь ещё удобнее, хотя они производили эти движения регулярно последние минут двадцать в ожидании обеда. В других полках, где раньше служили некоторые офицеры, обедали у командира полка, в полковом собрании, однако здесь существовало другое правило. Граф Розен начал службу во время Русско-турецкой войны, и в его полку, куда он поступил корнетом, командир был старый и грузный, чем-то напоминавший фельдмаршала Кутузова, но ни разу не раненный в голову. По старости лет он не любил шума и суеты и завёл правило, что офицеры обедают у командира № 1-го эскадрона, а сам всегда занимал самую неказистую и неприметную избу на любой стоянке в любом походе. Розен изменил этому правилу только в одном – в его полку обедали у командира № 2-го эскадрона. В октябре прошлого года, перед самой Лодзинской операцией, прибывший в полк на № 1-й эскадрон из кавалергардов ротмистр гвардии Аркадий Иванович Вяземский намекнул, что первое время ему хотелось бы быть гостем и совсем никак – хозяином. Командир № 2-го эскадрона ротмистр фон Мекк был рад такому решению.
– Ну вот, – сказал Розен, – я же говорил, что Крещение, а никаких крещенских морозов. – Он будто бы не расслышал того, что сказал отец Илларион. – Клешня! – позвал Розен.
Из сеней высунулось лицо денщика.
– Что там с обедом, наконец! Заставляете ждать, сукины дети!
– Сию минуту, ваше высокоблагородие, первое уже почти готово, говядинка жестковата, надобно ей провариться, а закуски через секунду будут поданы.
– И вот ещё что, – сказал ему полковник, – пусть приведут пленного! Вы не против, господа?
Офицеры закивали, они были не против, это был первый пленный их полка. До этого тоже были пленные, много, но полк наступал, и пленные оставались в тылу. Сейчас полк стоял.
– А то негоже, господа, как я думаю, хотя и унтер-офицер, полковой писарь, мы же не допрашивать его будем, в конце концов… А стакан пунша ему налить! Пусть даже не крещенский мороз. Чтобы до утра не замёрз.
– Я уже дал команду, господин полковник. – Это сказал вошедший за Клешнёй командир № 1-го эскадрона Вяземский: – Сейчас его приведут, он со вчерашнего дня пытается что-то сказать.
Клешня согнулся, он был одет в папаху, солдатскую рубаху и штаны, на погонах был витой кант добровольца, однако по повадке ни дать ни взять половой из какого-нибудь московского или тверского кабака.
– Только полотенца на локте не хватает, – шепнул один офицер другому, именно шепнул, хотя все офицеры полка держались одного мнения, и не зря – нижний чин Сашка Павлинов был москвич по рождению и действительно подавальщик из трактира Тестова, что на углу площадей Театральная и Воскресенская, в ста шагах от Красной площади. По своему охотному желанию он был взят на службу в драгуны, но был выписан из строя, потому что или ростом оказался слишком высок, или имел неправильное строение скелета и сбил холки трём строевым лошадям. Писарь донёс командиру, что Павлинов по этому поводу горюет и что он московский половой, и полковник предложил ему место денщика. Это было вовремя, потому что прежнего денщика ранило шальной пулей, и он был отправлен на лечение в тыл. Прослужив три дня у полковника, Сашка ощутил себя хотя и не героем, каким хотел стать, но на месте. Ему было стыдно за испорченных боевых коней, но и собственного копчика тоже было жалко.
* * *Для похорон погибших во вчерашнем бою гробы с их телами вынесли из риги, и № 2-й эскадрон занял её. Пленному германцу отвели угол. До взводного Четвертакова довели приказ доставить пленного к командиру. Четвертаков подозвал ближнего драгуна и дослал патрон в патронник. Германец сидел в своём углу, он сверху накинул шинель, а под себя сгрёб сено. «Ох и зажрут его», – подумал Четвертаков про пленного германца и блох, которые наверняка уже нацеливались на свою жертву.
– Вставай, немчура, иди за мной! – махнул он рукой и повернулся к воротам риги.
– Ja, gut, natürlich! Marsch-Marsch! – обрадовался пленный, вскочил, стряхнул сено и стал надевать в рукава шинель. Он был высокий, крепкий, с ясными глазами и чистым лицом, румяным, как у девицы с мороза. – Ich möchte Ihnen sagen, Ihr Kommandant…
Четвертаков оглянулся на слова пленного, а потом посмотрел на шедшего рядом драгуна и спросил:
– Понимаешь, чего он балабонит?
Драгун хмыкнул и сплюнул:
– Куды нам?
– Вот и я думаю! – Четвертаков повернулся к пленному: – Погодь, не балабонь, ща доставлю тебя куда надо, там всё и обскажешь!
– Ja, gut! Marsch-Marsch! – сообщил пленный и стал похлопывать себя по плечам.
– У-у! Немчура! – притворно замахнулся Четвертаков, но пленный не испугался и не обиделся.
– Marsch-Marsch! – повторял он нетерпеливо и улыбаясь. – Kommandant!
А Четвертаков и не хотел его обижать, и пугать не хотел. Он понимал, что идёт война. Конечно, его друга Сомова жалко, но у каждого своё счастье или несчастье, а германца обижать нельзя, он пленный. С другим германцем столкнулся Четвертаков под Гумбинненом и под Лодзью, но тот германец был вооружённый, и его было много. За эти столкновения Иннокентий Четвертаков первым в полку получил солдатскую серебряную Георгиевскую медаль.
Около избы командира № 2-го эскадрона он увидел Клешню.
– Доложи их высокоблагородию, што пленный доставлен.
Клешня кивнул, ушёл в дом, через секунду выглянул и махнул германцу.
– Ну вот! – сказал Четвертаков сопровождавшему драгуну. – Сдали с рук, можно итить вечерять. А?
– Так точно, господин унтер-офицер! – ответил драгун.
Клешня препроводил пленного:
– Битте-дритте, хер!
– Was?
– Нас, нас! – Клешня шагнул в сторону и легонько подтолкнул германца, тот переступил порог и оказался в ярко освещённой светёлке, перед офицерами. Он растерялся и замер.
– Кто вы? Как вас зовут? – услышал он от того места, где сияла лампа. Он посмотрел туда и сощурился, вопрос был задан по-немецки.
– Писарь штаба восьмого уланского полка, унтер-офицер Людвиг Иоахим Шнайдерман, я вас не вижу из-за яркого света, господин…
– Полковник!
– Господин полковник…
– У нас сегодня праздник Крещения, господин унтер-офицер, не откажетесь выпить стакан пунша?
– Премного благодарен, господин полковник, но я хочу вам сказать, что… – Унтер-офицер увидел, что полковник, передвинувший лампу и теперь сидевший при обычном свете, хотел его перебить, но рядом с ним сидел другой офицер, тот дотронулся пальцами до локтя полковника, и полковник удивлённо посмотрел на него. Офицер что-то сказал полковнику, тот, недовольный, заёрзал и откинулся на стенку светёлки.
– Мы не допрашиваем пленных, но если вы хотите сами что-то сказать, мы вас слушаем, – сказал офицер, на плечах которого были погоны с золотым шитьём, двумя продольными красными полосками и тремя маленькими звёздочками. Его сосед, назвавшийся полковником, тоже имел золотые погоны с двумя полосками, но без звёздочек.
«Значит, этот что, подполковник?» – подумал пленный.
– Господин…
– Подполковник.
– Господин подполковник, у меня есть что сказать… Нам всем грозит большая опасность.
– Нам всем грозит большая опасность, потому что мы все на войне, – произнёс полковник, в его голосе звучало недовольство и раздражение.
Пленный на секунду задумался, ему было понятно, что имел в виду полковник, однако он проявил упорство.
– Могу я попросить у вас карту или хотя бы чистый лист бумаги?
Пленному не ответили.
– Я пошёл в армию добровольцем со второго курса естественного факультета Кёнигсбергского университета…
– Сейчас вам дадут чистый лист бумаги… – сказал подполковник, и пленный тут же его спросил:
– А который сейчас час?
После того как прозвучал этот вопрос, снова недовольным голосом заговорил полковник по-русски, и пленный понял только, что тот произнёс «генерал Шлиффен».
«Ага, значит, он думает, что я сумасшедший и выставляю себя в качестве начальника германского Генерального штаба Шлиффена, но он не прав, сейчас начальником – генерал Мольтке!» У пленного было время поразмышлять, потому что бумагу и перо с чернильницей принесли и положили перед ним только что.
– Господин полковник! – обратился пленный. – Вот это деревня, в которой квартирует ваш полк. – Пленный быстрым движением нарисовал на бумаге угловатую геометрическую фигуру. – Об этом донесла наша аэроразведка. В шести километрах отсюда поставили нашу мортирную батарею, примерно вот здесь, тут железная дорога. – Он ткнул пером в край листа. – Сегодня будет обстреляна деревня, эта, – он показал пальцем себе под ноги, – а завтра, если будет ясная погода, сюда прилетят аэропланы посмотреть на точность стрельбы. Стрельбу должны начать через три часа.
