Александр Артищев - Гибель Византии
Путник вышел из укрытия и с силой наступил на стиснувшие кинжал пальцы. Послышался тихий хруст ломающихся костей.
— Кто подослал тебя? — он за волосы оторвал голову преследователя от земли и вплотную приблизил к ней лицо. — Кто? Говори!
Но нападавший был уже мертв. Незнакомец разжал пальцы и голова с глухим звуком упала на землю. Он быстро пересек улицу, взбежал по ступеням крыльца и схватив дверное медное кольцо, выбил условный стук. Отнюдь не сразу, но всё же достаточно быстро сквозь щель смотрового оконца блеснул луч света и в зарешеченное отверстие выглянул чей-то глаз.
— Кто ты? — глухо спросил за дверью голос. — Что тебе нужно в этот час?
Вместо ответа незнакомец просунул снятый с пальца перстень.
Окошко захлопнулось и через вскоре послышался лязг отпираемого засова. Человек, стоящий спиной ко входу, быстро проскользнул вовнутрь, захлопнул за собой дверь, задвинул засов и лишь после этого, глубоко выдохнув, скинул плащ на руки привратнику.
— Где хозяин? — отрывисто спросил он.
— На втором этаже, в своем кабинете, — почтительно ответил слуга. — Если синьор позволит, я покажу дорогу.
Гость посторонился. Привратник прошел вперед, освещая масляной лампой крутую деревянную лестницу. Незнакомец молча следовал за ним, его твердые, уверенные шаги разительно отличались от крадущейся поступи на улицах. Поднявшись наверх, они прошли по длинному и темному коридору. Подойдя к широкой двери, слуга осторожно стукнул в нее два раза. С обратной стороны донесся невнятный, едва различимый голос. Проскользнув вовнутрь, привратник почтительно обратился к тучному, лысеющему человеку, сидящему за большим, покрытым зеленым сукном столом. Он что-то быстро записывал в лежащую перед ним увесистую книгу.
— К вам пришел человек, синьор Ломеллино, — слуга положил перед ним перстень незнакомца. — Я опознал печатку и помню ваше распоряжение даже поздней ночью впускать ее владельца в дом.
Купец распрямился и молча уставился на пришельца, который неторопливо подошел к столу, придвинул себе кресло и уселся в него, щурясь на пламя восьми свечей.
— Иди отдыхать, Пьеро, — хозяин захлопнул деловую книгу и бросил цепкий взгляд на железный перстень, — Но перед тем тщательно проверь, нет ли посторонних возле дома.
Дверь бесшумно закрылась за слугой. В течении некоторого времени хозяин и гость молча изучали друг друга.
— Признаться, я не ожидал столь позднего визита, — произнес купец, отводя глаза в сторону. — Тебя прислал магистрат Генуи?
— Я устал и у меня пересохло в глотке, — последовал ответ.
Ломеллино встал из-за стола, отпер дверцу вделанного в стену шкафа, извлек из него стеклянный шторф с вином и два серебрянных кубка. Один из них он наполнил почти до верха, в другой же — чуть плеснул. Пришелец принял полный кубок и не раздумывая, опорожнил его.
— Да, я прибыл из Генуи. Я, Лодовико Бертруччо, послан к тебе, подеста Галаты с немаловажным известием. Необходимо помнить, синьор Ломеллино, что сообщение весьма секретно и о нем до определенного времени должен знать лишь строго ограниченный круг людей.
Лодовико умолк, глядя на подрагивающее пламя свечей.
— Корабль, на котором я плыл, был перехвачен и потоплен турецкой галерой. Лишь по счастливой случайности мне и моему слуге, с несколькими другими соотечественниками, повезло — воспользовавшись суматохой боя, мы невредимыми добрались до берега. Нет нужды описывать подробности. Скажу лишь, что весь остаток пути нам сопутствовала удача и день назад, на византийской торговой карраке, мы прибыли в Константинополь.
— Но не ответит ли синьор Бертруччо, к чему этот внезапный ночной визит? Разве не мог он, не таясь, средь бела дня, явиться ко мне, правителю Галаты и передать сообщение?
— Город наводнен всевозможными шпионами. Я догадывался об этом, но действительность превзошла мои ожидания. С подложными письмами я послал впереди себя двух двойников, одним из которых был Микеле, мой слуга, весьма проворный малый. Как видишь, синьор подеста, добраться до тебя удалось только мне.
— Кому и зачем понадобилось препятствовать тебе? Кто мог опознать тебя в простом путешественнике?
— Не знаю. Предателей хватает повсюду. Даже в Сенате, я уверен, их немалое число. А что до исполнителей….. На пристани в Константинополе, пробираясь сквозь толпу, я заметил светловолосого юношу с лилейным лицом. Он пристально смотрел на меня с высоты какого-то помоста. Клянусь Всевышним, мне не понравился его стеклянный немигающий взгляд!
— Похоже, то был Ангел, — помрачнел подеста. — И если это так, то действительно начинает происходить нечто важное. Коль уж змеиный клубок расшевелился — это не к добру. Впрочем, тебе немало повезло, синьор посланник: ты остался жив, хотя тогда тебя на примету взял сам дьявол.
— Дьявол, ангел — довольно пустой игры слов! Я сейчас весьма далек от мистики, — раздраженно махнул рукой Бертруччо. — Мы увязли в пустой болтовне. Пора пожалуй переходить к делу, синьор подеста. Известие, доставленное мною, не из числа приятных.
— Но что же все-таки произошло, из-за чего встревожен Сенат? — спросил купец, наклоняясь к собеседнику.
Послышался стук в дверь. Генуэзцы откинулись в креслах, их лица мгновенно приобрели непроницаемые выражения. Вошел слуга с увесистой дубиной в руке, но спохватившись, тут же спрятал ее за спину.
— Все спокойно, хозяин. Я осмотрел улицу и ближайшие переулки. Нигде ничего подозрительного.
— Вот как? Ничего подозрительного? — гость наполнил свой кубок и взглянул на слугу. — С каких это пор трупы людей на улицах стали привычным зрелищем для генуэзцев?
— Пусть синьор простит меня, — Пьеро растерянно переводил глаза с одного на другого, — Но о каких трупах он изволит говорить? Улица совершенно пустынна……
Купец махнул рукой и Пьеро, отвесив поклон, поспешил удалиться. Его глуповатое деревенское лицо выражало обиженное недоумение.
— У тебя хорошие слуги, — язвительно заметил генуэзец. — Я допускаю, мертвеца могло уже не быть, но кровь на камнях должна была остаться. Я пью за беззаботную слепоту — она зачастую неплохо облегчает жизнь, хотя в дальнейшем может принести немало неприятностей.
— К своему стыду я должен признаться, что перестал что-либо понимать.
— Теперь меня это не удивляет. Странно лишь, что вы, галатские прохвосты, сидя на бочке с порохом, до сих пор не утратили своей душевной благости. А ведь фитиль-то уже подожжен, синьор подеста!
— Твои слова пугают меня.
— Разве для колонии в новость, что на левобережной стороне Босфора турки спешно сооружают крепость? После завершения строительства она наглухо замкнёт пролив, поставив под контроль движение судов из Черного моря и обратно.
Подеста смотрел на Лодовико остановившимися глазами. Потрясение на время лишило его речи.
— Но ведь это означает конец прибрежной торговли, — сумел наконец выдавить он.
— Не только. Это еще означает и конец Византии, — отчеканил гость, вновь прикладываясь к кубку.
Он пил большими глотками, как бы празднуя неизбежную тризну.
— Султан согнал туда целую армию каменщиков. Строительство не прекращается даже по ночам.
— Турки не осмелятся напасть на Константинополь! — в голосе купца звучала робкая надежда.
Генуэзец рассмеялся хриплым каркающим смехом.
— Кто же им помешает? Они осмеливались нападать на целые страны, владеющие сильными войсками и многочисленным населением. И покоряли их, синьор подеста! А что осталось от Византии? Дым былого могущества и дряхлые стены опустевшего города.
Подеста вскочил с места и заходил по комнате, покачиваясь и ломая себе руки.
— Это конец…. конец всего, созданного с такими трудами! За что Всевышний карает нас?!
— За вашу жадность и самонадеянность, — охотно ответил гость, наливая себе третий кубок.
— Не нужно так убиваться, синьор Ломеллино! В конфликте императора с турками колония останется в стороне и будет преспокойно набивать карманы, выворачивая их поначалу у побежденных, а затем и у победителей.
— А если султан в первую очередь обрушится на нас!? — вскричал подеста, не обращая внимания на издевательский тон собеседника. — Ведь у Галаты нет могучих стен Константинополя. Гарнизон ее слаб, а командиры наёмников продажны, как непотребные девки!
— Золото творит чудеса. В крайнем случае отделаетесь надлежащим выкупом. И еще одно сообщение, равносильное приказу: наши соотечественники должны быстро и неприметно извлечь вклады не только из византийских, но и венецианских торговых домов. Так как по некоторым сведениям война Венеции с султанатом начнется вскоре после падения Константинополя.
— Это достаточно серьёзный шаг, чтобы я или кто-либо иной мог бы взять на себя ответственность, — возразил Ломеллино. — Мне нужны веские гарантии, что это будет оправданно в дальнейшем. А перстень…. Он всего лишь вызывает доверие к твоим словам, но не более того.
