Виктор Поротников - Фемистокл
- Не стану скрывать, Аристид, трофей[6] Мильтиада по давал мне покоя, - невозмутимо отреагировал на выпад Фемистокл. - Однако ты, как всегда, перегибаешь палку. Обвинение в суде Мильтиаду предъявил не я, а архонт-полемарх[7] Фанипп. Я же лишь поддержал его. Кстати, ты тогда был архонтом-эпонимом и мог бы спасти Мильтиада от долговой тюрьмы, если бы захотел. Но предпочёл остаться в стороне, видя, каким гневом объят народ. Ведь Мильтиад не только растратил государственные деньги, но и погубил в бесплодной осаде немало афинян.
- У тебя короткая память, Фемистокл, - возмутился Аристид. - Ещё до суда над Мильтиадом я произнёс речь в его защиту в народном собрании. Дело и не дошло бы до суда, если бы архонт-полемарх Фанипп не привлёк к обвинению тебя. Ведь это ты взбаламутил народ своими заявлениями, что эвпатриды, дорвавшись до власти, ставят себя выше закона, не давая отчёта в своих действиях, проливая кровь сограждан и обделывая тёмные делишки вдали от Афин. О, я прекрасно помню твою пламенную речь. После неё беднягу Мильтиада притащили в суд на носилках, невзирая на тяжёлую рану, полученную на Паросе.
- Я не виноват в том, что ты умеешь красиво говорить, а я умею убеждать, - пожал плечами Фемистокл.
- Все твои убеждения не более чем потакание низменным страстям черни, - молвил Аристид раздражённо. - Ты готов обливать грязью эвпатридов, лишь бы угодить толпе. Чтобы добиться своего, готов замахнуться даже на святое! Мне ли не знать тебя, ведь мы росли вместе.
- Росли вместе, однако в школы ходили разные, - усмехнулся Фемистокл. - Твой отец был более знатен, чем мой. А со стороны матери я и вовсе считаюсь неполноценным гражданином Афин, ибо моя мать не гречанка, а фракиянка. Со школьной поры, Аристид, ты пытаешься внушить мне, что родовая знатность - это дар богов. Ты всегда говорил, что власть в Афинах должна принадлежать аристократам, которые суть соль аттической земли. По твоему мнению, Клисфен[8] совершил большую ошибку, допустив к власти в Афинах ремесленников и бедноту. Мы давно ведём с тобой этот спор. Ты утверждаешь, что опора государства - аристократия, я же считаю, что основа прочности нашего отечества - демократический строй, при котором у знатных и незнатных граждан имеются равные права.
- Тебя послушать, так в Ареопаге[9] должны заседать одни голодранцы! - Аристид бросил на Фемистокла недовольный взгляд. - Пренебрежение к эвпатридам не раз уже выходило тебе боком. Пора бы урану меть, что вражда со знатью до добра не доводит.
- Это угроза?
- Нет. Просто вспомни участь Мильтиада. После победы при Марафоне его превозносили до небес. Потом толпа, не скрывая злорадства, упрятала Мильтиада в темницу. Вспомни также участь законодателя Клисфеиа, вынужденного уйти в изгнание и умершего вдали от Афин. Милость народа изменчива.
- Я знаю это, - промолвил Фемистокл, кивая. Более того, я всегда помню об этом.
- Вот и прекрасно! - Аристид сухо улыбнулся. Значит мы сможем договориться.
- О чём?
- Как ты догадываешься, я здесь не по собственному почину. Аристид перешёл к главной цели своего визита: - Самые знатные из афинян просят тебя, Фемистокл, заметь, не приказывают, а просят - прислушаться к ним. Через меня эти уважаемые граждане хотят убедить тебя не затевать войну с Эгиной, ибо от этого пострадает афинская торговля в Эгейском море. Флот эгинцев гораздо сильнее нашего. Мы и прежде воевали с эгинцами, и что нам это дало?
Нам удалось отвоевать обратно остров Саламин.
- Да, наши деды отняли у эгинцев Саламин, но зато лишились подвоза египетского зерна, чем испокон веку занимаются эгинцы, - с нескрываемым сарказмом произнёс Аристид. - Воистину великое дело - променять хлебный достаток на маленький бесплодный островок.
- Писистратиды наладили подвоз в Афины более дешёвого понтийского зерна, так что афиняне остались не в убытке, - возразил Фемистокл. - И поныне суда с понтийским хлебом каждое лето приходят в Аттику.
- Если начнётся война с Эгиной, то опять начнутся перебои с хлебом. Это уже бывало не раз, - хмуро заметил Аристид. - Эгинцы не допустят торговые корабли к нашим берегам, и понтийским купцам придётся выгружать зерно на Эвбее, Делосе или Коринфе. До нас это зерно дойдёт только через по средников по большей цене. А это прямые убытки.
- А если афиняне построят более сильный флот и разобьют эгинцев на море? Этого ты не допускаешь? - Фемистокл чуть прищурил свои большие, широко поставленные глаза.
- Ты не хуже моего знаешь, что это невозможно, - вздохнул Аристид. - У нас просто-напросто нет денег на большой флот. Афиняне всегда славились своей конницей и тяжёлой пехотой. У нас и моряков-то стоящих нет. К чему бесполезные речи?
- Я знаю, где взять деньги на боевые корабли, - уверенно проговорил Фемистокл. - И я сделаю из афинян отменных мореходов! С сильным флотом Афины захватят все морские торговые пути, и деньги рекой потекут в Аттику.
Аристид грустно покачал головой:
- Я так и знал, Фемистокл, что твоя голова полна бредовых замыслов. Вот почему ты убеждаешь народное собрание перенести гавань Афин из Фалера в Пирей. В тебе сидит желание построить огромный флот, разместить который в Фалере невозможно.
- Фалер более уязвим для нападения с моря, нежели Пирей, - с воодушевлением вставил Фемистокл. - Недавно я побывал в Пирее и осмотрел все тамошние бухты. Лучшего места для стоянки флота не найти!
Он заговорил о том, что было бы неплохо убедить знатных афинян строить вскладчину быстроходные боевые корабли - триеры[10]. Описывая превосходство триер перед диерами[11] и монерами[12], которые до недавнего времени были главной силой в морских сражениях, Фемистокл так увлёкся, что не сразу заменил, что собеседник слушает его стоя.
- Я ухожу, Фемистокл, - с печальной торжественностью произнёс Аристид. - Мне искренне жаль, что нам не удалось договориться… в очередной раз. Я знаю, что твоё честолюбие рано или поздно тебя погубит. По мне бы не хотелось, чтобы твоя гибель совпала о гибелью нашего государства. Вот почему я был и остаюсь противником всех твоих начинаний. Прощай!
- Прощай, - машинально промолвил Фемистокл, глядя на прямую спину удаляющегося аристократа.
Придя в спальню и взобравшись на ложе, Фемистокл неловким движением разбудил супругу, которая, проснувшись, тут же спросила, с кем это он так долго беседовал.
Ты не поверишь, Архиппа: приходил Аристид и набивался ко мне в друзья, - зевая во весь рот, промолвил Фемистокл. Обычно он никогда не откровенничал с женой.
Архиппа, зная об этой черте супруга, усмехнулась:
- Скорее Стесилай родит ребёнка, чем Аристид станет твоим другом.
Этим замечанием Архиппа мстила мужу, зная, что в своё время он увлекался мальчиками, и в особенности красавчиком Стесилаем. Последний приехал в Афины с острова Кеос лишь затем, чтобы подороже продать какому-нибудь знатному афинянину свою юношескую прелесть.
Впрочем, к Стесилаю был неравнодушен и Аристид. Добиваясь взаимности юнца, который поначалу тянул деньги с обоих, Аристид и Фемистокл прониклись друг к другу враждебностью, которая отличала их и на государственном поприще. В конце концов Стесилай отдал предпочтение Аристиду, поскольку тот был более знатен.
Кеосец прожил в доме Аристида три года. Затем нашёл себе другого покровителя, польстившись на его богатство и закрыв глаза на скверные черты его характера.
Аристид же при своей честности и неподкупности был не настолько богат, чтобы сорить деньгами в той мере, в какой хотелось бы корыстолюбивому Стесилаю. Друзья знали, что денежные дела у Аристида пошли из рук вон плохо, когда тот увлёкся Стесилаем. Родня так и вовсе была возмущена слабохарактерностью столь умного мужа, бросившего к ногам развратного красавчика все свои сбережения. Когда Стесилай ушёл от Аристида к другому любовнику, многие вздохнули с облегчением, радуясь, что уважаемый всеми человек наконец-то избавился от позорившего его клейма сладострастника. Но мало кто знал, что Аристид тайно посылал Стесилаю любовные письма, в которых умолял юнца вернуться.
Жадный до денег, Стесилай однажды продал одно из посланий какому-то аристократу, имевшему зуб на Аристида, а тот, в свою очередь, перепродал письмецо Фемистоклу, дабы влезть к нему в доверие. Фемистокл, узнав обстоятельства этого дела, не поскупился и выкупил у Стесилая все письма Аристида, чтобы при случае использовать их с пользой для себя.
В душе Фемистокл был рад тому, что Стесилай бросил Аристида. Но ещё большую радость доставляло сознание того, что Аристид и по сей день мучительно переносит разлуку. Подтверждением тому служили письма. Читая их, Фемистокл то хохотал до слез, то кривился от презрения к человеку, на которого с таким почтением взирают афиняне, в то время как он с заискивающим самоуничижением выпрашивает ласки у проституирующего юнца.
