Георгий Лосьев - Сибирская Вандея
Плечики женщины дрогнули, краском изумленно вскинул брови, но тотчас поддержал сентенцию старца:
– Вообще, конечно, да. Ни долга, ни веры!
– Воистину…
– Так это вы – «Девятый»? – со смесью иронии и любопытства спросил краском.
Старик ответил кротко и непонятно:
– Не удостоен. В первой степени состою, – потом добавил: – Ступайте отсюда налево, по Михайловской улице – она знает, – он кивнул на женщину, и та снова вздрогнула, – спуститесь к туннелю, на Чернышевском спуске – соловый конь в кошевке. Доктор военный, с бородкой. Ступайте.
Старик поднялся со скамейки и – как не был! – исчез в березовом редколесье скверика.
В полутьме туннеля, проложенного под железнодорожными путями и ведущего к Чернышевскому спуску, стояли санки. Доктор, подтягивая супонь у коня соловой масти, приветливо обратился к приезжим:
– Прошу, господа! Давайте мешок… Ого, вес!.. Баульчик – под сиденье. Вот так. И опустите, пожалуйста, курок: всё кончено, а вы, не ровен час, еще трахнете в ногу!..
Краском вынул из-за пазухи наган и действительно осторожно спустил взведенный курок.
– Вы, доктор, сквозь сукно видите…
Врач, усаживаясь на козлы, ответил ласково:
– И даже сквозь кожу… Профессионально. Я – рентгенолог. А вы – не первый и, даст бог, не последний. Все ведут себя одинаково. Юлия Михайловна, прикройте ножки тулупом…
Пушистые брови красавицы вздернулись.
– Откуда вы знаете меня, доктор?…
– «Патэ-журнал все знает, все видит», – ответил врач концовкой известных фильмов французского кинофабриканта Патэ.
Краском иронически хмыкнул.
– Итак, господа, все в порядке, – пустив лошадь шагом, продолжал врач, – но все же, для проформы, прошу не отказать в любезности сообщить, нет ли у вас, дорогой седок, вознице на чай серебряного рубля с двумя профилями?…
– Скажите! Какая осторожность! – удивился седок. – А вам для чего?
– Коллекцию собираю. Нумизматика.
– А-а-а!.. Есть, только с дырочкой. Простреленный.
– Где?
– В Екатеринбурге.
– Превосходно! – Русобородый врач рассмеялся. – Монету не доставайте, холодно. Официальная часть закончена. Теперь давайте знакомиться: подполковник от медицины Николаев Андрей Иванович. Прошу любить и жаловать.
Краском ответил с легкой усмешкой:
– Рагозин, Сергей Петрович. Красный командир из демобилизованных военспецов. Имя и отчество – подлинные. В Иркутске считают, что так лучше: меньше вероятности сбиться… А со мной…
– Юлия Михайловна Филатова. Вдова погибшего смертью храбрых поручика сто шестнадцатого егерского… У нас есть фотография. Кстати, спешу уведомить, Юлия Михайловна, что дома у вас все благополучно. Ваш папаша у новых хозяев преуспевает и даже, – представьте, – недавно вступил в эр-ка-пэ. Какова прыть у старичка! Завидую… Мамаша здорова и тоже интересуется политикой. Брат ваш – Петя, кажется? – комсомолец. Так что вполне респектабельная, по-нынешнему, семья… Завтра вы с ними увидитесь. Небось, поет сердечко?… Ничего, родненькая, все будет хорошо…
Тут Юлия Михайловна всхлипнула и достала из муфточки платочек.
Санки проехали туннель, взвизгнув подрезами, пересекли железнодорожное полотно на переезде и по узкой снежной дорожке углубились в сосновый лесок, тянувшийся от так называемых Красных казарм по всему правому берегу Оби до Ельцовского бора.
– Знакомые места, Юлия Михайловна? – снова обернулся к седокам доктор.
– Да, Андрей Иванович… Мы еще детьми бегали в этот лес грибы собирать… Потом к реке спускались купаться. А сейчас вы едете… К Переселенческому пункту в лесу?
– Конечно. Только теперь вывеска на этом уединенном учреждении другая…
Среди леса стояли три одноэтажных здания; два барачного типа, третье – добротный, продолговатый, многостенный рубленый дом.
Над парадным входом белела вывеска:
«ИЗОЛЯЦИОННО-ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ».
К санкам подошел огромного роста, чернобородый, могучего телосложения человек лет сорока пяти, с берданкой за плечами.
– Сторож, – отрекомендовал великана доктор. – Старушка дома, Нефедыч?
– Так точно, дома! – отрапортовал сторож, помогая приезжим выгружать небольшую, но тяжелую поклажу.
– Отведи упряжку, Нефедыч, отнеси вещи в мой кабинет и организуй ванну, чистое белье, обед. Ну, как всегда… Действуй!
– Ментом! – сторож повел упряжку в ворота.
– Колоритная фигура, – усмехнулся краском. – Посвященный?
– В известной степени… – пояснил доктор. – У меня вся прислуга и санитары подобраны обстоятельно: я ведь начальник этого полупочтенного учреждения, доставшегося местному совдепу от бывшего правительства по наследству…
– Неплохо придумано, – похвалил приезжий. – Действительно, изоляция отличная. Не зря и написано: «изоляционный».
Врач усмехнулся:
– Сюда совдеповское начальство никаким сахаром не заманишь. Еще бы – «рассадник сыпного тифа!» А я, для вящего впечатления властей предержащих, в недельных сводках создал графу: «умершие от тифа». И – человека три-четыре вписываю… Действует изумительно. Когда прихожу в санитарное управление или в уездный отдел здравоохранения, от меня шарахаются, как черт от ладана!.. Входите, господа, милости прошу. Сюда, пожалуйста, Сергей Петрович, в раздевалку. А вы, Юлия Михайловна, в те двери, там мое личное жилье. Если что нужно извлечь, выпороть из одежды, на тумбочке ножницы. Снимите всю одежду – ее придется сжечь, вам приготовлено все новое. Так приказано свыше.
– Удивительно! – покачал головой краском. – Цивилизация!
– Почти, – скромно ответил врач. – Как-никак, медицинское учреждение. Мы находимся на особом снабжении. Изопропункты – форпосты особой комиссии, нареченной страшным, хотя в данном случае совершенно безвредным словосочетанием – ЧЕКАТИФ, сиречь: «Чрезвычайная комиссия по борьбе с тифозной эпидемией».
– У них все чрезвычайное, – осклабился краском. – В Иркутске даже Жилчека есть!.. Кстати, а как тут это миленькое учреждение, которое без добавочных словообразований, в ваших палестинах работает?… Случались у вас провалы?
– Как вам ответить?… В Чека тоже ведь не дураки. Иной раз думаешь: провал или случайность? Но – редко… Все же чекистам далеко до наших контрразведчиков. Мы в Губчека даже своего человека влили…
– В Губчека?! – изумился приезжий краском.
– Да-с!.. Именно в Губчека! Ну, пойдемте мыться, Сергей Петрович, а потом – обедать.
Через час все трое обедали в кабинете начальника Изопропункта.
Сергей Петрович, выпив пять рюмок спирта, настоенного на сухой вишне, пришел в восторг:
– Черт-те что, Андрей Иванович! Вы просто маг и волшебник! Чудесный, дореволюционный обед! Подумать только – паровая стерлядь колечком, словно у какого-нибудь «Кюба» или в московском «Яре»!.. Обстановка, сервировка!..
За столом прислуживала женщина, высокая, костлявая, суровая на вид и молчаливая. Когда Сергей Петрович, став после шестой рюмки еще более словоохотливым, попытался пошутить с убиравшей со стола прислужницей, та не только не ответила на шутку гостя, но и глазом не повела в его сторону.
– Строгая дама, – резюмировал Рагозин, проводи глазами служанку доктора, но тот отрицательно покачал головой.
– Не совсем. Катерина Семеновна не так уж строга. Представьте – состоит в дульцинеях у Нефедыча. Я, разумеется, не против. «Любви все возрасты покорны». Пусть себе развлекаются старички… Дело в том, что сия представительница прекрасного пола – безнадежно глуха. Я произвел целую серию соответствующих исследований – оказалось, что слуховой аппарат старухи совершенно разрушен. К счастью, она грамотна, – написала мне, что оглохла в результате какого-то грандиозного взрыва на дорогах войны… Не то в Перми, не то в Ижевске. Прежний супруг этой дамы, какой-то мастер оружейного завода, вступил в добровольческое формирование «рабочего полка Верховного правителя» и на фронте в прошлом году сгинул без вести, а она потащилась в Сибирь разыскивать бренные останки муженька, схватила тиф в великую эпопею отступления и очутилась здесь, в моем бараке… Выяснив, что она образцово глуха, я приложил немного усилий, чтобы выходить ее от тифа. Как видите – удалось.
– Находка! – восторженно воскликнул Рагозин. – Исключительно удобно!
– О, да! К тому же Катюша не надышится на Нефедыча и, как вы имели случай убедиться, великолепно готовит. Умом – не блещет: я давал ей читать разное, от «Графа Монте-Кристо» до новейших изданий совдепии – результат одинаков: мгновенный сон, лучше всякого люминала!..
Снова посмеялись, но тут Сергей Петрович спохватился:
– Да, уважаемый доктор, вот что: о вашей внешности я был должным образом информирован, но внешность «Девятого» мне в Иркутске описали совсем другой… Кто этот старикан в церковной ограде?
