Дмитрий Барчук - Сибирская трагедия
Хотя какая, к чертям собачьим, середина! – выругался он про себя. – С такой работой загнешься гораздо раньше. Полтинник бы разменять… Сына в университет пристроить… И на том можно будет сказать судьбе спасибо».
А в месяцах-то 59 лет выглядят солиднее – целых 708. Месяц – это много. Его как-то успеваешь отследить. Он может надоесть. Каждый месяц привносит в жизнь его семьи нечто новое. Какой-нибудь праздник или день рождения. Поэтому запоминается.
Январь – Новый год и Рождество. Елка, шампанское, звон курантов, пьянка, сочельник, обжорство и снова пьянка. Февраль – День защитника Отечества. Жена ему подарит традиционную дорогую авторучку «Паркер» или «Ватермэн», которую он вскоре где-нибудь забудет. А на работе коллеги женского пола накроют большой стол, и он придет домой под утро, пьяный и пахнущий чужими духами. Жена с ним долго не будет разговаривать, и какое-то время спать ему придется отдельно, на старом диване в прихожей. Март – Международный женский день. Он подарит жене цветы, а они через два дня завянут. Зато он помирится. А с банкета опять придет под утро.
Апрель – день рождения Кирюхи. Май вообще богат на праздники: 1 Мая, День Победы. Июнь – день рождения Пушкина и его, Сергея Коршунова, тоже. Еще День независимости России – но это как обычный выходной, его спокойно можно посвятить работе на огороде.
Июль – это просто лето. Жена с Кирюхой уедет в отпуск – к своим родителям на Урал или на море. Он будет пахать, выложится на все сто, но денег им на поездку заработает. Зато потом будет целых три недели кайфовать, предоставленный самому себе.
В августе – уборка урожая на огороде и сбор Кирилла в школу. Сентябрь – начало нового учебного года. Октябрь – день рождения жены. Она хочет новые сапоги. Тоже серьезная трата.
Ноябрь – еще один новый праздник – День народного единства, перетекающий по старой привычке в пьянку по поводу очередной годовщины Октябрьской революции. Декабрь – период внутреннего «сухого закона» и накопления средств, продуктов и сил для празднования очередного Нового года.
В днях жизнь среднего россиянина выглядит вообще приемлемо. Но что такое день? Особенно длинной зимой. Серые морозные сумерки, не успев начаться, после полудня тонут в задуваемой поземкой ночной мгле. Зато дней в жизни много – целых 21 тысяча с половиной. Даже если откинуть младенчество, детство, отрочество и раннюю юность, то все равно остается достаточно, чтобы натворить массу глупостей, а потом расхлебывать их последствия до гробовой доски, – около 15 тысяч дней.
Но недель-то русским мужикам отводится всего три тысячи! Из них одна тысяча на несознательные годы.
Неделя начинается утром в понедельник, а в воскресенье вечером ее уже нет.
Иные, у кого работа другая, если им шлея под хвост попадет и на пробку невзначай наступят, могут вообще не заметить этой календарной единицы. Выпил, похмелился, проболел – неделя из жизни вон.
Но Сергею Коршунову, будь он хоть с какого бодуна, все равно приходится идти на службу и делать свою работу. Никто другой за него ее так не сделает. Он – политический обозреватель в областной газете.
К тому же Коршунов относится к вымирающему типу публицистов, пишущих, по признанию классика, «кровью, потом и соком нервов». У него совсем не получаются рекламные, оплаченные материалы, как у большинства сотрудников редакции, которым все равно, о чем писать, лишь бы платили бабки.
Коршунов так не умеет. Редакционное начальство поначалу пробовало посылать его на разные там пресс-конференции, презентации, но всякий раз, читая написанный им материал, кусало локти. Сергей не останавливается на внешней стороне освещаемой темы, той радужной обертке, в которую заказчики упаковывают свой «продукт», предназначенный для тиражирования в массы, а копает глубже, так что заказ в его исполнении выходит боком самим же рекламодателям. Поэтому специалисты по связям с общественностью ведущих предприятий области шарахаются от имени Коршунова как черт от ладана. Его бы давно выгнали из редакции, если бы газета делалась только для начальников и бизнесменов, но ее еще читают и простые граждане, составляющие так называемый электорат, о котором всякий раз накануне выборов вынуждены вспоминать сильные мира сего.
Чтобы нейтрализовать скандальный талант Коршунова, наносящий серьезный урон рекламной политике и бюджету редакции, начальство выделило для неудобного журналиста своего рода «вольер», в котором тот мог бы резвиться, конечно, в приемлемых рамках. Коршунова назначили шеф-редактором специального еженедельного экономико-политического приложения к большой газете.
Этот иезуитский ход, как это ни парадоксально, оправдал себя. Ведь самым страшным видом цензуры является самоцензура. Получив автономию, новый шеф-редактор стал оберегать родное детище и волей-неволей начал следить за собственным стилем. Но когда его все-таки заносило за флажки, то в бой вступала тяжелая артиллерия. Коршунов огрызался, спорил, хлопал дверью, даже несколько раз писал заявление на увольнение, но, выпустив пар, садился и переделывал материал в русле редакционной политики или просто удалял его из своего компьютера.
Как и подавляющее большинство интеллигентов, живущих в нашем умном городе, Сергей Коршунов – ярый сторонник либерализма и противник любой несвободы. Но в своем приложении он больше уже не критикует мэрию за развал городского коммунального хозяйства, а пытается усовершенствовать политическую систему страны в целом. Если раньше главными объектами его обвинений были мэр и его заместители, то теперь основные шишки сыплются на президента и правящую партию.
В результате все довольны. Местные воротилы выведены из-под нападок Коршуна, газета не потеряла своей остроты и даже более – увеличила тираж, ведь читатели поражаются смелости публициста, задирающего столь высокопоставленных людей. А в Кремле его критики просто не замечают потому, что не читают эту газету.
С появлением еженедельника его жизнь стала делиться на мини-циклы: от среды до среды. Во вторник поздно вечером он выпускает в свет свою газету, а на следующее утро уже задумывается: какой будет следующая?
Проходит год. Позади 52 номера. Но Коршунов продолжает фонтанировать идеями. Удивительно! Он все еще горит. Правда, за этот год он сильно похудел, осунулся, щеки впали, но глаза, даже после сильного похмелья, всякий раз, когда он садится за компьютер, загораются каким-то лихорадочным блеском. И этот его сумасшедший драйв передается потом через газетные строчки читателям.
– Ну, с первой годовщиной тебя, Серёга!
Тост флегматичного дизайнера потонул в его густой черной бороде, и все присутствующие на скромной вечеринке – ответсекретарь да корреспонденты, пописывающие в еженедельник, дружно выпили дагестанский коньяк из замусоленных редакционных рюмок до дна.
– А я хочу вам пожелать, Сергей Николаевич, чтобы ваша газета, самая лучшая и смелая в области, жила еще долго-долго! – пропела дифирамб влюбленная в шефа практикантка и чмокнула его в щеку.
Коршунов рукавом старого свитера стер со щеки помаду и задумчиво произнес:
– Надолго меня не хватит. Мне только сорок, я еще пожить хочу. А хорошая журналистика – это хлеб с гвоздями…
Он не договорил, потому что дверь распахнулась и в кабинет вихрем ворвалась главный редактор.
– Пьете? По какому поводу?.. А-а-а, день рождения Серёгиного приложения?.. Ну, поздравляю!.. Только материал об областниках поменяйте на что-нибудь приличное и можете дальше пьянствовать.
– Но почему, Роза Ахметовна? – недоуменно вопросил Коршунов. – Мы же договорились, что к потанинскому дню рождения дадим что-то похожее.
Ему никак нельзя было снимать этот материал, ведь он был написан присутствующей здесь практиканткой. Это был удар не только по его профессиональному авторитету, но и мужскому тоже.
– Здесь нет ничего нового. Обо всем этом мы уже писали сто раз, – безапелляционно заявила Хамитова.
– Этот материал останется в номере, – уткнувшись взором в пол, упрямо пробурчал Коршунов.
– Что?! – взвизгнула главная редакторша. – Один заголовок чего стоит! «Сибирские Соединенные Штаты». Тебе мало того, что на выборах в областную Думу мы остались без денег правящей партии. Ты думаешь, что твои горячо любимые либералы на нас обрушат золотой дождь?! Да они за копейку задавятся! А мне в политсовете прозрачно намекнули: вы, конечно, можете и дальше нас шпынять и на президента всех собак навешивать, только в своей избирательной кампании мы как-нибудь без вашей газеты обойдемся. А это сотни тысяч рублей. Твоя зарплата в том числе.
– Но причем здесь областники? Потанин? – всплеснул руками Коршунов.
