Маргита Фигули - Вавилон

С этой точки зрения история вавилоно-персидского конфликта, основные контуры которого весьма достоверно воссозданы в романе, предстает перед нами как столкновение и борьба двух противоположных этических начал, причем водораздел между ними отнюдь не всегда совпадает с линией, разграничивающей воюющие стороны. И в лагере вавилонян, и в стане персов есть герои, с одинаковой симпатией изображенные автором. Это благородные рыцари идеи, движимые высокими помыслами — чувством, долга и чести, правды и общечеловеческой справедливости. Обстоятельства против них. Центробежной силой войны их разбросало в разные стороны, но мыслят они родственными категориями, мечтают, в сущности, об одном и том же. Драматическое переплетение судеб этих героев служит композиционным стержнем романа.

Сам по себе прием введения в историческое повествование любовной пары или треугольника далеко не нов. Со времен Вальтера Скотта сочетание романической интриги и политического действия стало одним из традиционных признаков жанра исторического романа. Такое построение наряду с выгодами таит и свои опасности, главной из которых является возможное «раздвоение интереса», в случае если романисту не удастся добиться органического единства обеих линий. Каждый художник стремится дать собственное решение этой композиционной задачи. У М. Фигули, в частности, отчетливо прослеживается тенденция придать любовной, вообще эротической теме смысл чуткого нравственного барометра, свидетельствующего о духовном здоровье, возрождении или деградации человека и общества.

Таким внутренним подтекстом сопровождается рассказ о чистой, «идеальной» любви, связавшей двух центральных героев романа — прекрасную Нанаи и мужественного Набусардара. Она — простая крестьянка, девушка из рода, гордящегося бескорыстной преданностью отечеству. Он — потомственный аристократ, верховный военачальник вавилонской армии, второе после царя лицо в государстве, Романтическая исключительность взаимоотношений, складывающихся между этими социально столь неравноправными партнерами, совершенно очевидна, учитывая тем более замкнутый, кастовый характер, присущий высшему вавилонскому обществу. Однако М. Фигули сознательно идет на такое отступление от законов реалистической достоверности. Ведь Нанаи в романс — это не просто воплощение идеальной женственности, но прежде всего — олицетворение высокого нравственного начала, живущего в народе. Внутренняя чистота, неиспорченность, душевная цельность се натуры — вот что неодолимо влечет к ней духовно истерзанного Набусардара.

Умный и проницательный политик, свободный от всякой мистики. полевой государственный деятель и полководец — таким предстает в романе этот наиболее влиятельный и убежденный сторонник активного сопротивления персам. Как никому другому, ему ясна вся неимоверная трудность выпавшей на его долю миссии. В прогнившем Вавилоне, где каждый ищет лишь удовольствий да личной выгоды, где плетут свои бесконечные интриги жрецы, а на престоле сидит бесталанный, трусливый и самодовольный государь, он чувствует себя бесконечно одиноким в святом горении за судьбы отчизны: «Великие боги за какие-то грехи ослепили халдейскую знать… мне единственному оставили зрение, чтобы я видел грозящую нам беду». Встреча с Нанаи для него — перст судьбы. С этого момента Набусардар обретает душевные силы, столь необходимые ему для свершения великого подвига. Если раньше им руководила скорее ненависть к коварным и своекорыстным жрецам, достоинство воина и сословная гордость халдея-аристократа, не допускавшего даже мысли о том, чтобы без борьбы склонить голову перед «горным варваром», то теперь все прочие доводы тускнеют, оттесненные высшей целью — защитой отечества и народа от надвигающегося опустошительного нашествия. Просветленному любовью Набусардару открывается великая истина, что государство может быть спасено только самим народом. Усилиями Набусардара и немногих преданных ему соратников была создана армия, способная противостоять персам. Правда, измена дала в руки Киру ключи к Мидийской стене, зато Вавилон успешно выдерживал осаду до тех пор, пока обороной руководил Набусардар. Поглощенный борьбой с персами, он, однако, не уследил за кознями своих многочисленных недругов и завистников в Вавилоне. Мнительный и взбалмошный Валтасар, боявшийся роста престижа своего верховного военачальника, следуя коварным наущениям жрецов, стал все чаще вмешиваться в его распоряжения; в конечном счете это и погубило город.

Маргита Фигули избрала в своем романе одну из существовавших в свое время в исторической литературе версий падения Вавилона. Она пишет, в частности, о почти трехлетней осаде, о хитроумной уловке персов, которые отвели воды Евфрата, чтобы по высохшему руслу проникнуть в город. Между тем, как считает большинство современных историков, кампания была поистине молниеносной. Персам понадобилось меньше месяца для разгрома Халдейской державы. Ворота же Вавилона были открыты персам без боя. Некоторое сопротивление они встретили лишь на подступах к царскому дворцу. В разгоревшейся здесь схватке и был убит Валтасар.

Можно было бы не останавливаться на этих, не столь уж существенных для художественного произведения фактических неточностях. Интересны, однако, мотивы, побудившие писательницу в данном случае отступить от строгого историзма. Они, несомненно, связаны с общей идейной концепцией романа.

Ведь война с персами, как ее понимает Набусардар, приобретает уже объективно справедливый характер. Это борьба народа за право самому определять свою судьбу. Не раз в книге возникает прозрачная аналогия между легендарным борцом за благо людей — Гильгамешем и нынешней «надеждой Вавилонии» — Набусардаром. Героизируя личность Набусардара, стремясь подчеркнуть правоту дела, которому он служит, писательница и вводит версию о длительной безуспешной осаде Вавилона персами. Ей важно было показать возможность победы на тех путях, которыми шел ее герой. Вавилон все-таки пал, но причиной тому было не столько военное превосходство персов, сколько их безусловное единство, духовная сплоченность вокруг незаурядного вождя — Кира.

Набусардар как воплощение идеи справедливой войны возвышается над всеми остальными персонажами романа. За исключением одного — персидского князя Устиги. Ни храбростью, ни умом, ни душевным благородством — тот ничем не уступает своему сопернику. Сопернику в буквальном смысле слова, потому что оба любят одну и ту же девушку — Нанаи. Устига послан Киром в Вавилонию с необычайно ответственным для успеха грядущего вторжения заданием — он должен не только наладить сбор важных военных сведении о будущем противнике персов, но и постараться заранее склонить население на сторону Кира. Устига успешно справляется с этой миссией, пока не встречает Нанаи, которая не без внутренней борьбы все же выдает его в руки Набусардара. После этого, заточенный в подземелье дворца Набусардара в Борсиппе, Устига фактически выключается из числа активных действующих лиц романа, вновь появляясь лишь на последних его страницах. Тем не менее значение этого образа в общей концепции произведения весьма существенно.

Устига — из рода философов, глубоко озабоченных проблемами смысла человеческого бытия, высшего назначения человека. Он смотрит на происходящие события с высоты конечных целей борьбы — утверждения «любви и правды» на земле. Война с Вавилонией для него — печальная необходимость, освещенная лишь перспективами светлого будущего. Он предан Киру, активно способствует осуществлению его планов создания великой державы, которая должна объединить все народы Востока и, прикрыв их мощным щитом от надвигающейся опасности с Запада, обеспечить им условия для наиболее успешного развития. Устига мечтает о том времени, когда под мудрым и великодушным водительством Кира все народы, забыв старые распри и обиды, станут единой семьей равных и счастливых. Именно персы, еще не затронутые духом наживы и морального распада, призваны, по мысли Устиги, стать «орудием справедливости, благодаря которому справедливость восторжествует в мире». И тогда не будет бедных и богатых, тогда воцарится «равенство между людьми и братство между народами».

Сквозь стилизацию, вызванную стремлением не выбиться из общего колорита далекой эпохи, в рассуждениях Устиги отчетливо проступают гуманистические идеалы, воодушевляющие писательницу XX века. Создавая привлекательный образ этого философа-правдоискателя, М. Фигули утверждает принцип нравственной преемственности поколений, вечную, неутолимую жажду человека к переустройству жизни на подлинно справедливой основе.

С образом Устиги связан еще один важный аспект произведения, непосредственно обращенный к нашей современности.

Вспомним, что «Вавилон» создавался писательницей в самый разгар второй мировой войны, когда фашистские полчища под лозунгом организации «нового порядка» в Европе, возведения бастиона против «коммунистической угрозы» залили кровью колоссальное пространство от Волги до Северной Африки. Стремление к мировому господству составляло основу официальной идеологии гитлеровского рейха. Война была объявлена высшим проявлением арийского духа. В этой связи особенно понятно сознательное этическое заострение «Вавилона» против самой идеи завоевательных войн, какими бы высокими мотивами эта идея ни подкреплялась. Особенно четко эта мысль выражена писательницей как раз в эволюции образа Устиги.