Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы
– Спасибо. Могу предложить морошку.
– Нет. Благодарю. Осенняя ягода – на любителя…
Артем принялся завтракать, поглядывая в окно, где солдаты эшелона облепили ближайшие сопки, собирая в котелки бруснику. Шипение Имандры и гудение ветра, дующего с хибинских отрогов, едва слышались в купе.
Женщина старательно возилась с пакетом. Желая завязать разговор и не зная с чего начать, Артем заметил:
– Небольшой же у вас багаж в дорогу. Просто позавидуешь.
– А я не люблю таскаться с вещами, – ответила спутница, как показалось Артему, даже сердито. – Здесь только книги… Послушайте, лейтенант, – спросила она, – может, у вас найдется бечевка?
Бечевка у лейтенанта нашлась, и он сам взялся помочь женщине.
– Мы, моряки, – похвастал Артем, – мы это умеем лучше женщин. И узлы, которые мы вяжем, загадочны, как людские судьбы…
– Не хвалитесь, пожалуйста, – улыбнулась женщина, – я морские узлы вяжу ничуть не хуже вашего. У меня муж – моряк…
Пеклеванный взялся за дело обстоятельно. Он распутал пакет от бумаги и увидел, что в нем лежит несколько экземпляров одной и той же книги.
– «Промысловая разведка в Баренцевом море в условиях военного времени», – прочитал Артем вслух и почти восхищенно добавил: – Война длится всего два года, а кое-кто, оказывается, уже приобрел опыт ловли рыбы в военных условиях…
– Кое-кто, – снова улыбнулась женщина, закуривая папиросу.
– А вы случайно не библиотекарь? – спросил Артем.
Спутница, немного помедлив, вскинула на Артема серые глаза, не сразу ответила:
– Нет. Я как раз автор этой книги. Прошу только не счесть это признание за нескромность. Это уж как бы в порядке знакомства…
– Вы? – недоверчиво спросил Артем. – Странно…
– Ну да. А что же тут странного? Я работаю в Опытном институте рыбного хозяйства, – почти официально ответила она.
– Тогда позвольте взглянуть, – робко попросил лейтенант.
– Пожалуйста, только дарить не буду. Это вам совсем неинтересно…
Повернув к себе серую невзрачную обложку, Пеклеванный сначала прочитал имя автора: «Кандидат биологических наук И. Рябинина». С любопытством перелистав несколько страниц, он хмыкнул.
В книге было много карт, чертежей, фотографий рыбных косяков, над которыми кружились птицы.
Артем невольно удивился: ведь это же чисто мужская работа, требующая от человека морских навыков, упорства, смелости. Он внимательно взглянул на спутницу и мысленно попытался увидеть ее в грубой штормовой одежде на скользкой обледенелой палубе траулера, но не смог. Как-то упорно не умещалось в сознании – эта женщина и ее профессия.
– Вы знаете, – сказал лейтенант, машинально взглянув на цену книги и покраснев при этом, – как-то даже не верится… Вы, женщина, и – вдруг… Извините, но о чем хоть говорится в этой книге? Что изменилось в промысловой разведке? Ведь рыбе-то все равно – воюют люди или нет?
– Рыбе-то все равно, это справедливо, а вот рыбакам-то нашим далеко не все равно. И сколько траулеров с нашими парнями уже нашло себе могилу на старых довоенных банках…
– Занятно! Может, расскажете подробнее?
– Это слишком долго рассказывать.
– Да ведь и времени-то у нас много. А мне послушать вас будет очень интересно…
– Ну, что ж… Есть такой траулер «Аскольд», – задумчиво начала Рябинина. – Еще в сороковом году он обнаружил большую рыбную банку. Война же заставила искать рыбу там, куда раньше траулеры совсем не заходили. Сам капитан «Аскольда» не раз говорил мне…
В дверь постучали. «Да, да!» – и в купе вошла женщина; на плечах ее было накинуто старенькое выцветшее пальто, на ногах топорщились разбитые, заплатанные валенки. Большие горящие глаза, обведенные тушью усталости, резко выделялись на бледном лице. И было видно, что эта женщина совершила утомительный путь и этот путь еще не кончился: все впереди, впереди…
– Простите, – сказала она, – у вас, кажется, есть кипяток. Для дочери мне…
– Пожалуйста, пожалуйста! – спохватилась Рябинина. – У нас целый чайник.
– Сахар, – кратко предложил Пеклеванный. – Берите.
– Спасибо! Моя дочь капризничала ночью, мешала вам, наверное?
– Ничего, ничего…
Кипяток тонкой, перекрученной в винт струей бежал в большую кружку, на дне которой плавились куски сахара. Рябинина, с сочувствием посмотрев на незнакомку, продолжала:
– Ну, так вот… Капитан «Аскольда» не раз говорил мне, что еще до войны собирался закинуть трал в пустынном районе моря. И на том самом месте, которое пользовалось у рыбаков дурной славой, он вдруг снял небывалые «урожаи» рыбы. Жирной, нагулявшейся рыбы. Сначала это сочли просто за удачу, потом туда потянулись другие капитаны, и теперь эта рыбная банка так и называется: «Рябининская».
Кружка была уже наполнена кипятком, но соседка по купе не уходила.
– А я ведь знаю Рябинина, – тихо сказала она. – И траулер «Аскольд» знаю тоже… Где он сейчас?
– «Аскольд» сейчас в море, – неуверенно ответила Рябинина, – но он скоро вернется… А вы к кому?
– Я к мужу. Он на «Аскольде». Тралмейстером…
– Вы что-то путаете. Аскольдовский тралмейстер – Платов. Григорий Платов. А как фамилия вашего мужа? Может, он на другом траулере?
– Никонов, – чуть слышно ответила женщина.
Тревога и растерянность – вот что успел заметить Пеклеванный на лице Рябининой, когда она услышала эту фамилию – Никонов.
– Я из Ленинграда, – досказала женщина. – Вот… вырвалась из блокады, осталась жива… Еду к нему!
Рябинина посмотрела куда-то в пол, разглядывая, казалось, рваные валенки женщины.
– Знаете, – осторожно сказала она, – может, я и ошибаюсь. Вы, когда прибудем в Мурманск, обратитесь в управление Рыбного порта… Но я помню, хорошо помню, что такой тралмейстер Никонов когда-то плавал на «Аскольде»…
Когда Никонова ушла, Рябинина призналась:
– Я не хотела огорчать эту женщину, но мужа ее давно нет на «Аскольде»; он ушел добровольцем воевать на сушу. И где он сейчас – никто из аскольдовцев не знает…
Наступило тягостное молчание. Разговор долго не клеился. Казалось, что эта жена моряка, пришедшая за кипятком, принесла в купе незримую печать своей беды – так человек с улицы вносит в теплую комнату жгучее дыхание мороза. И только когда Артем напомнил: «А что же дальше?» – только тогда Рябинина заговорила снова, постепенно воодушевляясь:
– А рыба там есть! Вы понимаете, лейтенант, теплая ветвь Гольфстрима продвинулась к востоку на целую сотню миль, а вместе с нею продвинулись и косяки рыбной молоди. На море идет война; корабли и самолеты ежедневно сбрасывают в пучину тысячи тонн взрывчатых веществ. Вполне возможно, хотя это и не доказано, что рыба, пугаясь звуковых колебаний, уходит все дальше в поисках новых кормовых районов. А эту тишину и добротный планктон она найдет на северо-востоке… И я, – тихо, но уверенно сказала Рябинина, – я скоро, наверное, поведу экспедицию тоже на северо-восток…
Они разговорились. Море сблизило их и породнило. Артем узнал, что Ирина Павловна (так звали его спутницу) собирается в конце этой осени уйти в экспедицию; что возвращается она из Архангельска, где печатали ее книгу; спешит в Мурманск, где ее ждет сын Сережка и на днях должен вернуться с промысла муж.
– И когда же вы надеетесь уйти в экспедицию? – спросил Пеклеванный.
– Думаю, через месяц, через два. Надо еще найти и приготовить судно.
– Но ведь на море война… И ваша мирная наука бессильна против торпед и снарядов. Кто оградит вас в открытом море?
– Северный флот, – не задумываясь ответила она и улыбнулась. – Хотя бы вот вы!..
* * *На одной станции в купе вошел английский летчик, сбитый в недавнем воздушном бою над тундрой. Сам он выбросился с парашютом из кабины горящей «аэрокобры» и упал в болото неподалеку от станции. Солдаты вытащили его из чарусной пади, и теперь он направлялся на свой аэродром.
Англичанин вошел в купе, волоча за собой тяжелый меховой комбинезон, облепленный зеленым болотным цветением. У летчика было приятное лицо с юношеским румянцем во всю щеку и жидкие светлые волосы, гладко зачесанные к затылку. Уши, наверное, были обморожены и шелушились.
Летчик внес в купе едкий запах авиационного бензина и горелой кожи комбинезона. Он и сам, очевидно, понял это и, вежливо склонив голову, обратился в сторону женщины:
– I am sorry to have disturbed you.[1]
– That is all right,[2] – ответила Рябинина.
Достав смятую пачку сигарет, на которой была изображена охота на тигра в джунглях, летчик повертел в пальцах сигарету, но так и не закурил. Плечи у него вдруг как-то опустились, и он устало закрыл лицо ладонью. Может быть, ему сейчас вспомнилась снежная пыль взлетной площадки, холодный штурвал разбитой «аэрокобры», свистящие языки пламени, рвущиеся из моторов.
И когда он отвел ладонь, то вместо моложавого лица беззаботного томми Пеклеванный увидел по-стариковски хмурое лицо с плотно стиснутыми губами.
