Сергей Алексеев - Грозный всадник
Насмотрелся Степан, навиделся. Прижали всюду бояре Русь. Несладко везде человеку.
– Нет, не в халатах радость. Счастье, станичники, надо искать в другом. Птица имеет волю, - рассуждал Степан Тимофеевич. - Рыба имеет волю. Букашка степная, зверь ли лесной - и эти сами себе господа. Чем же люди на свете хуже? Э-эх, оседлало боярство Русь! Нет бы стать на дыбы коню да тех, кто залез на шею, махом единым скинуть.
Дивились казаки необычным речам. Конечно, кто подороднее был, побогаче, не очень торопился кричать: "Согласен!"
Зато большинство:
– Правда твоя, правда, Степан! Пора бы людишкам вздыбиться.
Вскоре после возвращения на Дон Разин побывал в Черкасске, в столице донского войска. Здесь и произошёл у него крутой разговор с войсковым атаманом Корнилой Ходневым.
– Что-то ты, Стенька, мутишь народ! - строго сказал атаман.
– Я ли мучу, Корнила? Может, бояре тому виной? Вот бы кого к ответу.
– Не балуй, казак, не балуй!
Корнила - старший здесь на Дону. Перед царём он за всё в ответе.
– Ты, Стенька, язык припрячь. Добром говорю, по-свойски.
– Эх, Корнила, Корнила Яковлевич! - Разин с усмешкой глянул на атамана. - Высоко ты, видать, взлетел. Прибился к боярской стае. Да как бы с небес не рухнуть.
Насупился Ходнев. Уж больно дерзкие речи ведёт казак. Да за такие слова... Однако осторожен войсковой атаман. Знает: на Дону Разин в большом почёте. Сила стоит за Разиным. Решил Корнила пока не ссориться.
– Ну-ну, так ты за какую Русь?
– Нет ни бедных тебе, ни богатых. Равен один одному. Вот за какую Русь, - ответил Корниле Разин.
ГОЛОВА
1670 год. Как и три года тому назад, Разин снова пришёл на Волгу. Но не за поживой собрался теперь атаман. Не в землях далёких разыскивать счастье. За счастье на русской родной земле решил Степан Тимофеевич биться. Объявил он войну боярству.
Первый город на пути у восставших - Царицын. Чуть выше города на крутом берегу устроили разинцы лагерь.
– Нам бы, не мешкав, Царицын брать, - пошли среди казаков разговоры.
Сюда же к Разину явились и царицынские горожане:
– Приходи, батюшка, властвуй. Ждут людишки тебя в Царицыне. Дело-то наше общее. Откроем тебе ворота.
– Бери, бери, атаман, Царицын, - наседают советчики.
Однако Разин не торопился. Знал он, что сверху по Волге движется на стругах к Царицыну большое стрелецкое войско. У стрельцов пушки, мушкеты, пищали. Ратному делу стрельцы обучены. Ведёт их знатный командир голова Лопатин. "Как же с меньшими силами побить нам такую рать? - думает Разин. - В городе тут не схоронишься. Разве что дольше продержишься. А нам бы под корень. В полный казацкий взмах".
Всё ближе и ближе подплывает Лопатин к Царицыну.
– Бери, атаман, твердыню! - кричат казаки.
Не торопится, мешкает Разин.
Каждый день посылает Лопатин вперёд лазутчиков. Доносят они начальнику, как ведут себя казаки.
– Стоят на кручах. Город не трогают.
– Дурни, - посмеивается голова Лопатин. - Нет среди них доброго командира!
– Батюшка, батька, отец, Царицын бери, Царицын! - вновь умоляют казаки атамана.
Молчит, словно не слышит призывов Разин. И вдруг Разин куда-то исчез.
Тем делом лопатинский караван поравнялся с казацкими кручами. Открылась оттуда стрельба.
"Стреляйте, стреляйте! - язвит Лопатин. - То-то важно, кто победное стрельнёт".
Держится он подальше от опасного берега. Вот и Царицын вдали. Вот уже рядом. Вот и пушка салют-привет ударила с крепости.
Доволен Лопатин. Потирает начальник руки.
И вдруг... Что такое?! С царицынских стен посыпались ядра. Одно, второе, десятое, сотое... Летят они в царские струги. Наклоняются, тонут струги, как бумажные корабли.
На высокой городской стене кто-то заметил широкоплечего казака в атаманском кафтане.
– Разин, Разин в Царицыне!
– Разбойники в городе!
– Стой, повертай назад!
Но в это время, как по команде, и с левого и с правого берега Волги устремились к каравану челны с казаками. Словно пчёлы на мёд, полезли разинцы на стрелецкие струги.
– Бей их! Круши!
– Голову руби голове!
Сдались стрелецкие струги.
– Хитёр, хитёр атаман! - восхищались после победы восставшие. - Ты смотри - обманул голову! До последней минуты не брал Царицына.
– У головы - голова, у Разина - две, - шутили разинцы.
РАЗИНСКИЙ ГОРОДОК
– Хитёр атаман, хитёр! - ещё долго говорили разинцы, после того как побили они Лопатина.
– Хитёр, - соглашались и те, кто был вместе с Разиным три года назад в персидском походе.
И тут же начали вспоминать, как Разин взял Яицкий городок. А брал он его потому, что нужно было перед морским походом казакам где-то перезимовать. Воеводы же добром пустить казаков не хотели.
Вот как это было.
Река Яик. Каспийское море. Яицкий каменный городок.
Высокие яицкие башни, стены метровы, ворота дубовы. Не городок, а твердынь.
"Тут отдыхать моим казакам, - раздумывал Разин. - Да только пойди возьми городок! Полвойска у стен уложишь".
И вот однажды Разину доложили - в степи схвачены люди. Человек тридцать. Идут в Яицкую крепость. Богомольцы. Монахи.
Хотел Разин сказать: "Людишки святые, мирные. Отпустите, пусть-ка идут". Да вдруг спохватился:
– Эн постойте. Ведите сюда.
Явились монахи.
– Раздевайся! - Позвал он казаков: - Одевайся!
Поменялись они нарядами.
Неспокойно в Яицкой крепости. Знают стрельцы, знает начальник, что где-то Разин рядом в степи. Того и гляди, под стены пожалует.
Усилил начальник охрану крепости. Строго наказал никого не выпускать и не впускать без доклада. К ночи ворота на все засовы.
Солнце клонилось к закату. Стоят дозорные в караулах. Смотрят внимательно в степь. Вдруг видят - движется к городу группа людей. Присмотрелись - монахи.
Подошли богомольцы к воротам:
– Откройте.
Смутились охранники:
– Куда вы?
– В соборы яицкие. К иконам святым на поклон.
– Ночуйте в степи. Не велено, странники.
– Ах вы безбожники! - зароптали монахи. - Ужо попомнит господь...
Караульные посовещались. Пошли доложили начальнику.
– Сколько их?
– Душ тридцать.
– Впустите. Да смотрите, чтобы лишку не оказалось.
Тем делом стало совсем темно. Вернулись посыльные. Открыли засовы. Бородатый стрелец, впуская по одному, стал пересчитывать богомольцев.
– Один, второй... двадцатый... тридцатый. Стойте!
– Ты что, борода, считать не умеешь? - послышался чей-то голос. - Ещё и двадцати не прошло.
"Что такое? - растерялся стрелец. - Вот уже сорок. Вот уже пятьдесят. Вот уже и мужики попёрли. Вот и лошадиная морда сунулась. Один верховой, за ним - второй, за вторым - третий.
– Стойте! Стойте! - кричит охранник.
Да где тут! Подбежал к нему здоровенный детина. Зажал рот приготовленным кляпом.
Пока поняли в крепости, в чём дело, пока подняли крик, было уже поздно.
Так и достался Яицкий городок Разину без всякого боя. Правда, на улицах постреляли. Да это уже не в счёт.
Был городок боярский. Стал разинский городок.
"СПАСИ-И-ТЕ!"
Разин сидел на берегу Волги. Ночь. Опёрся Разин на саблю, задумался:
"Куда повернуть походом? То ли на юг - вниз по матушке-Волге, к Астрахани, к Каспийскому морю. То ли идти на север, - на Саратов, Самару, Казань, а там - и на Москву.
Москва, Москва! Город всем городам. Вот бы куда податься! Прийти, разогнать бояр. Да рано. Силы пока не те. Пушек, пороху маловато, пищалей, мушкетов. Мужики к войне не привычны. Одежонка у многих - рвань. Стало, идти на юг, - рассуждает Степан Тимофеевич. - Откормиться. Одеться. Войско отладить. А там... - У Разина дух захватило. - А там - всю боярскую Русь по хребту да за горло!"
Сидит атаман у берега Волги, думает думы свои. Вдруг раздался крик от реки. Вначале тихий - Разин решил, что ослышался. Потом всё громче и громче:
– Спаси-и-те!
Темень кругом. Чернота. Ничего не видно. Но ясно, что кто-то тонет, кто-то бьётся на быстрине.
Рванулся Разин к реке. Как был в одежонке, так и бухнулся в воду.
Плывёт атаман на голос. Взмах, ещё взмах:
– Кто там - держись!
Никто не ответил.
"Опоздал, опоздал, - сокрушается Разин. - Погиб ни за что человек". Проплыл ещё с десяток саженей. Решил возвращаться назад. Да только в это самое время метнулась перед ним косматая борода и дёрнулись чьи-то руки.
– Спаси-и-те! - прохрипел бородач. И сразу опять под воду.
"Эн, теперь не уйдёшь!" - повеселел атаман. Нырнул он и выволок человека. Вынес на берег. Положил на песок. На грудь принажал коленкой. Хлынула вода изо рта у спасённого.
– Напился, - усмехнулся Степан Тимофеевич.
