Лиса Си - Снежный Цветок и заветный веер
Мы принадлежали к семейной ветви И одного из кланов племени Яо, и наша семья была самой обычной. Мой отец и дядя взяли в аренду семь му[5] земли у одного богатого землевладельца, жившего далеко на западе провинции. Они выращивали рис, хлопок, таро[6] и овощи. Мой родной дом был типичным: двухэтажная постройка, выходящая фасадом на юг. Комната наверху предназначалась для того, чтобы в ней днем собирались и работали женщины, а ночью спали незамужние девушки.
Комнаты для каждой семьи и отдельное помещение для животных находились внизу, по обеим сторонам от главной комнаты, где корзины, наполненные яйцами или апельсинами, и стручки сухого красного перца свисали с центральной балки. Их подвешивали туда, чтобы защитить от мышей, цыплят и свиней. У одной стены стояли стулья и стол. В углу у противоположной степы находился очаг, где Мама и Тетя готовили еду. В нашей главной комнате не было окон, поэтому в теплое время года мы держали двери открытыми — для доступа света и воздуха. Остальные комнаты в нашем доме были маленькими, полом служила утоптанная земля, и, как я уже сказала, наши животные жили в доме вместе с нами.
Я никогда не задумывалась о том, была ли я счастлива в детстве, и было ли это время веселым. Как обычная девочка, я жила в обычной семье, в обычной деревне. Я не знала, можно ли жить по иному, и не тревожилась об этом. Но я помню день, когда начала задумываться обо всем, что меня окружает. Мне только-только исполнилось пять лет, и у меня было чувство, будто я переступила высокий порог. Я проснулась до рассвета, в голове у меня словно что-то тикало. Это ощущение заставило меня быть внимательной ко всему, что я видела и пережила в этот день.
Я лежала между Старшей Сестрой и Третьей Сестрой. Я бросила взгляд в противоположный угол комнаты, где была постель моей двоюродной сестры. Прекрасная Луна, которой было столько же лет, сколько и мне, еще спала, поэтому я тихо ждала, когда мои сестры начнут просыпаться. Я лежала лицом к Старшей Сестре, которая была четырьмя годами старше. Хотя мы спали в одной постели, я не знала ее хорошо до тех пор, пока мне не перебинтовали ноги, и я не стала проводить все свое время в женской комнате наверху. Я была рада, что лежу спиной к Третьей Сестре. Я всегда говорила себе, что раз она на год моложе меня, она слишком незначительна, чтобы о ней думать. Вряд ли мои сестры меня обожали, но то безразличие, которое мы друг другу выказывали, было лишь маской, скрывавшей наши истинные желания. Каждая из нас хотела, чтобы Мама ее заметила. Каждая из нас соперничала с остальными, стараясь завоевать внимание Папы. Каждая из нас надеялась, что ежедневно будет проводить время со Старшим Братом, поскольку как первый сын он был самым драгоценным членом нашей семьи.
По отношению к Прекрасной Луне я не испытывала подобной ревности. Мы были добрыми друзьями и радовались тому, что наши жизни будут соединены, пока мы обе не выйдем замуж.
Мы все четверо были очень похожи. У всех были черные, коротко остриженные волосы, мы были очень худенькими, почти одного роста. Иными словами, у нас было мало отличительных черт. У Старшей Сестры над губой была родинка. Третья Сестра завязывала волосы в маленькие пучочки, потому что ей не нравилось, когда Мама расчесывала ее. У Прекрасной Луны было хорошенькое круглое личико, а у меня — крепкие ноги и руки, потому что я постоянно носила маленького братишку.
«Девочки!» — позвала нас снизу Мама. Этого было достаточно, чтобы все остальные проснулись и встали с постелей. Старшая Сестра поспешно оделась и быстро сошла вниз. Прекрасная Луна и я задержались, потому что мы не только оделись сами, но и одели Третью Сестру. Потом мы все вместе спустились. Тетя подметала пол, Дядя пел утреннюю песню, Мама со Вторым Братом, привязанным к спине, наливала воду в чайник, чтобы поставить его на огонь, а Старшая Сестра резала лук для рисовой каши, которую мы называли конги[7]. По взгляду сестры я поняла, что сегодня утром она уже заработала одобрение семьи и может быть спокойна весь день. Я постаралась скрыть свою обиду, не понимая, что ее самодовольство было чем-то сродни унылой покорности, в которой она будет пребывать во время своего замужества.
«Прекрасная Луна! Лилия! Идите сюда! Идите сюда!»
Моя тетя приветствовала нас так каждое утро. Мы подбежали к ней. Тетя поцеловала Прекрасную Луну и ласково шлепнула меня по попке. Затем подошел Дядя, подхватил Прекрасную Луну на руки и поцеловал. Потом он поставил ее на землю, подмигнул мне и ущипнул за щеку.
Вы знаете старую поговорку о том, что красивые женятся на красивых, а талантливые на талантливых? В это утро я пришла к заключению, что Дядя и Тетя — оба очень некрасивы и, следовательно, прекрасно подходят друг другу.
У Дяди, младшего брата моего отца, были кривые ноги, лысая голова и круглое лоснящееся лицо. Тетя была толстушкой, ее зубы напоминали острые камни, выступающие из пещеры. Ее перебинтованные ноги были не очень маленькими, возможно, сантиметров четырнадцати, в два раза больше, чем стали мои впоследствии. Я слышала, как в нашей деревне злые языки говорили, что именно по этой причине Тетя — здорового сложения, с широкими бедрами — не могла доносить сына до положенного срока. Мне никогда не приходилось слышать подобных упреков в нашем доме даже от Дяди. По мне, у них был идеальный брак; он был любящей крысой, а она — ответственным быком. Благодаря им в нашем доме жило счастье.
Моя мать все же приметила, что я тоже нахожусь в комнате. Так было всегда, сколько я себя помнила, но именно в этот день я почувствовала ее пренебрежение. Печаль охватила меня, прогнав радость от встречи с Дядей и Тетей и ошеломив меня своей внезапностью. Затем так же быстро это чувство исчезло, потому что Старший Брат, шестью годами старше меня, позвал меня помочь ему в его утренних делах. Поскольку я родилась в год лошади, я любила находиться вне дома, но что гораздо важнее — Старший Брат будет принадлежать только мне. Я знала, что мне повезло и что сестры мне это припомнят, но мне было безразлично. Когда он разговаривал со мной или улыбался, я больше не ощущала себя невидимкой.
Мы выбежали из дома. Старший Брат набрал воды из колодца и наполнил ведра. Отнеся их в дом, мы отправились за хворостом. Мы собрали целую кучу, и Старший Брат положил мне на руки немного мелких веток. Сам он подхватил остальное, и мы вернулись домой. Я вручила свой хворост Маме, надеясь, что она похвалит меня. Все же маленькой девочке нелегко таскать ведра с водой или носить дрова. Но Мама ничего не сказала.
Даже сейчас, после стольких лет, мне тяжело думать о Маме и о том, что я осознала в тот день. Я так ясно увидела, что ничего не значу для нее. Третий ребенок, вторая бесполезная девочка, слишком маленькая, чтобы тратить на нее время, пока она не переживет свои молочные годы. Она смотрела на меня так же, как все матери смотрят на своих дочерей: как на временных постояльцев, как на лишний рот, который надо кормить, как на лишнее тело, которое надо одевать, пока я не уйду жить в дом мужа. Мне было пять лет, и я уже знала, что не заслуживаю ее внимания, но внезапно я начала жаждать его. Мне так хотелось, чтобы Мама взглянула на меня и заговорила со мной, как она разговаривала со Старшим Братом. Но, даже испытывая это мое первое истинно глубокое желание, я понимала, что не должна прерывать ее повседневные занятия. Она и так часто ругала меня за то, что я говорю слишком громко, или за то, что я путаюсь у нее под ногами. После этого я каждый раз обещала себе стать похожей на Старшую Сестру и помогать Маме так тихо и спокойно, как только могу.
Нетвердой походкой, покачиваясь, вошла Бабушка. Ее лицо напоминало высушенную сливу, а спина была так сильно согнута, что лицо находилось на уровне моего.
«Помоги своей бабушке, — приказала Мама. — Узнай, не нужно ли ей чего-нибудь».
Хотя я только что дала себе обещание, я заколебалась. По утрам из бабушкиного беззубого рта шел неприятный кислый запах, и никому не хотелось находиться рядом с ней. Я подошла к ней бочком, стараясь не дышать, но ома нетерпеливо взмахнула рукой, прогоняя меня. Я отскочила так быстро, что налетела на своего отца — одиннадцатого и самого главного члена нашей семьи.
Он не отругал меня и никому ничего не сказал. Насколько мне было известно, он вообще не разговаривал, пока не кончался рабочий день. Он сел за стол и ждал, чтобы ему подали еду. Я наблюдала с близкого расстояния, как Мама молча наливает ему чай. Я боялась, как бы она меня не заметила, но она была поглощена заботой об отце. Он редко бил ее и не брал себе наложниц, но ее предусмотрительность и осторожность в обращении с ним передалась и нам.
Тетя поставила на стол миски и разложила в них конги, а Мама в это время кормила младенца. После еды мой отец и мой дядя отправились работать в поле, а Мама, Тетя, Бабушка и Старшая Сестра поднялись наверх в женскую комнату. Мне хотелось пойти с Мамой и другими женщинами, но я была еще маленькой. Хуже того, когда мы вышли из дому, мне пришлось делить нашего Старшего Брата с маленьким братцем и Третьей Сестрой.
